Но забудь о том, что ты нашла револьвер. Я заставлю и других молчать об этом. Если уговоры не помогут, я применю угрозы, а револьвер устраню тем или иным способом.
Георг вытер капли пота со лба.
— И еще я уверен, что мысль: «А может быть, Георг сам убийца», рано или поздно, засядет у тебя в голове, но ты должна гнать от себя эту мысль. Поверь мне, Лотта, я единственный, на кого ты можешь положиться в этой ситуации. Теперь ясно, что каждый из наших добрых друзей может оказаться убийцей; обещай не доверяться никому из них. Если что-нибудь покажется тебе подозрительным, подожди и расскажи об этом полиции, если боишься довериться мне. Но держи свои подозрения при себе до тех пор, пока не свяжешься с официальными властями. Видимо, мы имеем дело с очень хитрым преступником, и тебе угрожает опасность, пока мы его не найдем и не обезвредим.
Минуту Лотта сидела молча. Как хорошо, что у нее есть Георг! Он совершенно прав, она должна быть осторожной с другими и целиком положиться на него.
Она уже хотела сказать, что во всём ему доверяет, но вдруг вспомнила осколок стакана с приставшим к нему порошком.
Георг разбил стакан с невыпитым молоком. Разумеется, это могло быть случайностью, но могла ли она знать точно? Глаза Лотты потемнели от страха. Она посмотрела на Георга, и он показался ей совершенно чужим человеком.
— Мне безразлично, что подумает полиция, — медленно произнесла Лотта, — конечно, я не в восторге от перспективы быть обвиненной в убийстве, но намереваюсь передать револьвер первому появившемуся полицейскому и объяснить, как попал ко мне этот револьвер. А теперь уходи, пожалуйста. Я хочу закончить уборку и немного побыть одной, — ее голос дрогнул. — Извини меня, Георг. Я знаю, что ты один из моих лучших друзей и хочешь помочь мне, но, судя по всему, убийца тоже мой лучший друг, знающий мои привычки и мысли, так откуда мне знать, на кого я могу положиться!
Она подошла к двери и отперла ее. Георг взглянул на нее и понял: любые слова сейчас бесполезны. Он молча вышел, и Лотта повторила про себя:
— Откуда мне знать, на кого я могу положиться!
На ее глазах выступили слезы, и самоуверенная Лотта, никогда не позволявшая себе поддаваться чувствам, опустилась на стул и заплакала. Она положила голову на чертежную доску, стиснула руки и плакала безнадежными слезами, не приносящими облегчения.
Она успокоилась только тогда, когда пробили стенные часы. Из-за метели нельзя убежать от друзей из дому, но она все равно покажет, что не боится их. Спокойно и методично она начала убирать на чертежном и письменном столах. Неожиданно она с досадой обнаружила, что кто-то принес сюда пишущую машинку. Лотта рассердилась: никто не имел права входить в ее мастерскую, а если понадобилась машинка, можно печатать на письменном столе в библиотеке, где она стояла всегда.
Если бы Лотта знала, что на этой машинке было напечатано ее собственное признание в убийстве Петерсена и предсмертная записка, она едва ли так спокойно отнеслась бы к этому открытию. Теперь же она только заперла пишущую машинку, поправила свои бумаги и вышла из мастерской, тщательно заперев за собой дверь.
Оставалось привести в порядок собственную спальню и ванную, после этого она готова встретить кого угодно.
9
Первым, кого увидела Лотта, поднявшись по лестнице, был Петер. Осторожно закрыв дверь ее спальни, он вышел в коридор. Увидев Лотту, он смутился и проговорил, немного запинаясь:
— Понимаешь, я глупейшим образом порезался, когда складывал свой бритвенный прибор, не нашел липкого пластыря и подумал, что смогу проскользнуть в твою комнату и взять пластырь из твоей аптечки. Я бы, конечно, тебе об этом сказал, как только спустился вниз, но ты пришла сама и застала меня на месте преступления.
Он похлопал ее по плечу и сбежал вниз по лестнице.
Во второй раз в этот день Лотта подосадовала, что у нее не было в доме места, куда бы никто не смел заходить. Друзья не могли или не хотели понять, что они не должны бесцеремонно вторгаться в ее личные комнаты, ведь ей даже в голову не приходило входить в их комнаты.
Она рассеянно открыла дверь и остановилась, как вкопанная. Комната была убрана, кровать застлана, дверь в ванную распахнута; пол тщательно вымыт. Все следы молока и осколков исчезли.
Как во сне, Лотта подошла к аптечке. Повернула ключ и убедилась в своем худшем предчувствии. Осколок стакана с белым порошком исчез, и вместе с ним исчезла последняя надежда, что порошок в стакане оказался случайно. Кому понадобилось рыться в ее аптечке и убирать завернутый в бумагу кусок стекла? Никому из нормальных людей. Но человек с больной психикой, желавший ей зла, разумеется, имел все основания уничтожить следы неудавшегося покушения. Человек, который, очевидно, готов пойти на все, чтобы скрыть какое-то обстоятельство, которое, по его мнению, она знала.
Лотта рассеянно накручивала на пальцы прядь волос. — Боже мой, ведь она ничего не знала! Только бы внушить убийце, что она вообще ничего не знает!
И все же что-то она знала. Она была абсолютно уверена, что человек, столкнувший ее с лестницы, убил Петерсена, и что убийца — один из ее пяти друзей, запертых метелью в ее доме.
Она не может привести никаких доказательств. Однако события последних суток не были случайностью. Не случайно в ее кармане лежал револьвер, и не случайно в ее стакан насыпали снотворного или чего-то там еще.
Лотта перестала терзать свои волосы и взглянула в зеркало: случайно ли Петер вышел из ее комнаты? Случайно ли Георг разбил ее стакан? Случайно ли Петер порезал палец в то время, когда у нее исчез осколок стекла?
Конечно, все это могло быть простым совпадением, но может ли она в этом поручиться? Может быть, Петер и Георг были соучастниками, а может быть, один из них виновен, а другой нет? Откуда она вообще могла знать, был ли кто-нибудь невиновным? Надо было сразу же утром показать Ютте этот порошок. Инженер-химик, она могла незаметно произвести анализ, если бы сразу не определила, что это за порошок.
Может быть, ей следовало довериться Ютте и Енсу или всегда спокойному Бенту? Один из них смог бы ей помочь. Ведь не могли же они все быть убийцами!
Лотта подошла к двери, чтобы позвать Ютту, но внезапно остановилась. Если заметят, что она шепчется с Юттой, убийца поймет, что ему следует быть осторожным. Лучше она отведет ее в сторону, когда никого при этом не будет.
Лотта медленно опустилась на край кровати. Георг умолял ее никому не доверяться. Он бы, конечно, просил ее об этом, если бы и сам был убийцей, но не было ли, однако, в его словах зерна истины?
Георг и Петер. Именно они, два ее самых надежных друга, вели себя подозрительнее всех. А ведь они в последние годы так много значили для нее! Петер, благодаря своему исключительному коммерческому таланту и деловым связям, помогал ей продавать и рекламировать рисунки, утешал ее, когда были забракованы первые работы, часами объяснял ей, что требуется публике, — и вот теперь в свои двадцать восемь лет она известная художница.
Лотта всегда чувствовала себя хорошо и уверенно с Петером. Какое-то время она думала, что Петер в нее влюблен. Почти каждый вечер он звонил ей и приглашал куда-нибудь развлечься. Он любил трепать ей волосы, и когда они танцевали, он мог шептать ей на ухо самые пылкие любовные признания, правда, он никогда не сватался к ней, и поэтому она не придавала им большого значения.
Георг принадлежал к ее постоянным поклонникам. Он сватался к ней каждый раз, когда видел ее, здороваясь и прощаясь, и, конечно, очень нравился ей. Она всегда говорила ему «нет», но была бы уязвлена, если бы он забыл посвататься хоть раз. Лотта понимала его страх быть замешанным в дело об убийстве. Разумеется, она ничего не знала об адвокатах первой инстанции, но могла понять, что для него предстать перед судом в качестве обвиняемого по делу об убийстве — серьезный удар.
Уже по этой причине Георг не мог быть убийцей. Лотта вздохнула: разумеется, мог. Убийца всегда рассчитывает остаться неразоблаченным. Если бы он на это не надеялся, он бы никогда не совершил убийства.
Когда же кончится этот ужасный буран? Пока она не выдворит всех гостей, она не в состоянии дать им ясную и холодную оценку.
Пока они в ее доме, она не может чувствовать себя в безопасности. Однако, видимо, придется сидеть отрезанной от окружающего мира еще целые сутки, так как сводка погоды по радио была не слишком утешительной.
Сутки не так уж много. Ночью она запрет и забаррикадирует свою дверь. Она будет осторожна с едой.
Лотта встала. Нужно спуститься на кухню и проследить за приготовлением завтрака. Она не съест ни кусочка, пока не попробуют остальные. Может быть, она сошла с ума, но ей нужно надеяться только на себя.
Дрожащей рукой Лотта взяла гребень и причесалась. Вопреки обыкновению, она наложила немного румян на слишком бледные щеки. Если в доме убийца, он не должен заметить, что она об этом знает.
Внезапно по всему дому разнеслись звуки ее сиамского гонга — подарка Петера. Веселые удары возвестили, что завтрак готов.
10
Кухня была пуста, и на ней царил беспорядок, но веселые голоса из столовой подсказали Лотте, где обосновались ее гости. Никто, видимо, не обращал внимания на то, что столовая была самым холодным и мрачным местом в доме. Стол был накрыт праздничной скатертью, уставлен ее лучшей посудой и украшен двумя большими бутылками водки. В камине трещали дрова. Но огонь лишь подчеркивал мрачность комнаты. Языки пламени неожиданно выхватывали какой-нибудь темный угол, на стенках плясали зловещие тени. Столовая находилась с подветренной стороны, и было слышно, как воет вьюга за стенами дома. Снежные сугробы теперь достигали окон, и старая яблоня, поваленная бурей в первый же день, теперь была покрыта снегом, так что наружу торчали только несколько голых сучьев.
Минуту Лотта разглядывала своих гостей, сидевших за слишком большим столом. Завтрак и водка, по-видимому, заставили их забыть о мрачной причине, которая свела их вместе. Они выглядели как компания беззаботной молодежи.
Фрэнсис, вопреки обыкновению, не показывала изуродованную щеку и блистала холодной красотой. Гладко зачесанные волосы подчеркивали шелковистую нежность кожи. Она сменила живописную блузу на одну из лучших кофточек Лотты. В синих глазах светилась нежность и доверчивость, совершенно не свойственные Фрэнсис.
Ютта, как всегда, была душой общества. От водки и внимания друзей щеки ее раскраснелись и глаза заблестели.
— Лотта, дорогая, иди к нам и выпей немного водки, чтобы согреться, — крикнул Петер, который уже пропустил несколько рюмок.
— Почему вы накрыли здесь? — спросила Лотта, ежась от холода.
— Ютта с Фрэнсис решили, что мы должны устроить праздничный завтрак. Они шептались и шушукались и не пускали нас в кухню, так что мы здесь совершенно ни при чем, — улыбнулся Георг, подавая Лотте стул.
