Открытие прошло на высоком уровне, согласно расписанному по деталям ритуалу.
Здесь имели место и некоторые происшествия, которые были отмечены в казенном объявлении от московского обер-полицейместера Лужина: «7 апреля во время маскарада при Высочайшем Дворе найден орден Св. Анны 3 степени, дворянская медаль в память 1812 года и знак отличия беспорочной службы за 15 лет. Потерявшие означенные знаки приглашаются за получением их в мою канцелярию с надлежащими на принадлежность доказательствами». Это объявление прошло в нескольких номерах, потом было снято, видимо, по причине явки кавалеров-растеряш.
Пасха проходила весело, в радости ко всему живому. В пасхальные дни не принято было ходить на кладбища.
После Пасхальной недели наступал Фомин понедельник — день, который москвичи ожидали с некоторым корыстным интересом. Почему? По простой общеизвестной, ныне вовсе забытой причине-правилу: в русской купеческой среде издавна повелось, что дни Пасхи были рубежом старого и нового коммерческих годов. Приводились в порядок годовые счета, исчислялся доход. Удачливые московские купцы вскладчину выкупали должников из Временной тюрьмы «Ямы», что была у Иверских ворот (к примеру, в 1849 году таких счастливчиков оказалось 52 человека). В различные небогатые городские учреждения безвозмездно и бескорыстно вносились немалые денежные средства.
На Фоминой неделе шла торговля по сниженным ценам: добротный товар продавался дешево. Среди купцов считалось, что почин хорошей торговли определял удачу на весь год, говорилось, что «не должно упускать первого покупщика, хотя бы продать и без барыша».
Но Фомина неделя вместе с магазинными радостями несла и некоторую грусть. Так как именно она, а не светлая Пасха, предназначалась для поминания усопших родственниками. Считалось, что на Фоминой неделе покойники ждали родных и радовались христосованию с ними. Радонице на кладбищах можно было увидеть и слезы, и радостные лица, услышать слова, обращенные к усопшим. Ничего удивительного в том не было: на земле продолжалась жизнь, а покой и умиротворение оставались в вечности.
С понедельника или со вторника этой недели православные с любовью посещали могилы родных и близких людей. Здесь оставлялась пища и питье нищим и птицам для поминовения покойников…
Считалось, что они радовались тем встречам вместе с живыми.
Потому и неделю в народе называли еще Радоницею, или «Навьевой неделей» (слово «навье» в русском говоре означало «покойник»).
Замечательные стихи на Радоницу написал поэт Л. И. Пальмин:
Для посещений кладбищ в русском календаре отводились еще и другие дни.
За обрядами, посиделками приходили повседневные запланированные и не расписанные заранее заботы обывателей. Эмоциональный всплеск стушевывался, затихал. Наступали так называемые табельные (рабочие) дни. Газеты отражали уже новые бытовые сюжеты и события в стране.
Однако, несмотря на праздники, русские люди не забывали, что, «апрель-батюшка в поле зовет» и «апрель ленивого не любит, проворного голубит». Москвичи апрелем — маем встречали долгожданные теплые дни.
Встреча в тюрьме
По обычаю, когда приближался Великий пост, правивший государь прежде всего заботился о том, чтобы святость этих дней не нарушалась ничем, что бы противоречило церковным предписаниям. Поэтому в последний день Масленицы думному дьяку приказывалось на первой и Страстной седмицах Великого поста следить за закрытием всех кружечных дворов и чтобы винная торговля в эти святые дни нигде не производилась. Поведение народа должно было быть благопристойным.
В последний день Сырной недели царь повелевал ограничить торговлю и съестными припасами, за исключением калачей, квасов и всяких конских кормов. Он строго наблюдал, чтобы во весь Великий пост рыбы и икры не продавали, а нарушителям того указывалось «чинить большое наказание».
Каждый царь с глубокой старины в домашней жизни аскетически исполнял правила воздержания и был образцом послушания церкви. Например, Алексей Михайлович в Великий пост обедал только три раза в неделю, а в остальные дни кушал по куску черного хлеба с солью, по соленому грибу или огурцу и пил по стакану полпива. Рыбу он ел только два раза за весь Великий пост.
До нас дошли описания царского стола Алексея Михайловича в Великий и Успенский посты, когда ему готовились следующие кушанья: капуста сырая и гретая, грузди и рыжики соленые, сырые и гретые, ягодные яства. Но все это было без масла, кроме Благовещеньева дня. «И ест Царь в те посты в неделю (то есть в воскресенье. — Т. Б.), во вторник, в четверг, в субботу по единожды на день, а пьет квас; в понедельник, и в среду, и в пятницу во все посты не ест и не пьет ничего». Вся царская семья держалась того же порядка и той же еды, лишь царские малолетние дети были в исключении, и им Великим постом разрешали кушанья «рыбные и пирожные с маслом», так как на Руси больным, старым и тем, что «еще в младых летах пост содержати не мочно».
Вместе с воздержанием происходили и многочисленные подвиги в милосердии и в молитвах. Церковные службы царь полностью выстаивал ежедневно в течение всего Великого поста.
Еще до начала этого поста у царей была традиция незаметно выходить из кремлевских палат и тайно обходить тюрьмы, приказы и богадельни. Узникам и колодникам жаловалась милостыня, некоторые из них, не опасные, отпускались на свободу. После обеда в царском дворце в Золотой и Столовой палатах накрывался стол для нищих. Вместе с ними ел и сам царь. В такие трапезы московские оборванцы угощались при дворе, как высокие и почетные гости. После того они получали некоторую сумму денег. Одновременно с тем, по царскому указу, всех заключенных в тюрьмах кормили праздничным обедом.
Перед Великим постом, в дни прощения и покаяния, православные просили друг друга забыть обиды, все дурное, нечаянное.
Свои выходы в тюрьмы и в богадельни государь совершал и в Великие пятницу и субботу.
История сохранила сюжет одного из тайных визитов царя в одну из московских тюрем.
При входе этого «вельможи» в арестантскую все узники обратились к нему с жалобами на несправедливые решения суда, с просьбами помочь им поскорее выбраться из застенка. Неузнанный гость терпеливо выслушивал разные истории и обыкновенное нытье. Неожиданно в одной из камер его внимание привлекла одинокая фигура, сидевшая в стороне и не участвовавшая в этом действе. «Почему ты ничего не просишь?» — спросил царь-батюшка. «А зачем жаловаться, когда я сам знаю, что виноват и несу заслуженное наказание?» —