— Кто верует. Да — молиться — резковато отвечает блондин. Остальные уже стучат башмаками по лестнице.
— Вы с нами едете — говорит тот, который Чарджер, перехватывает поудобнее свое ружье, которое на мой взгляд выглядит странновато, хотя общее впечатление — отечественный полуавтомат на 12 ходовой калибр. Только вот что-то не так, если сравнивать с тем, что видел и ясно, что ружье не простое.
Поворачиваюсь к безногому. Он улыбается на все свои 48 зубов и протягивает руку.
— Живы будем — свидимся — заявляю ему банальную банальность, жму лапу.
— И тебе того же — отвечает он. Рукопожатие у него мощное, ну да компенсация верхних конечностей за нижние, отсутствующие. Киваю и поспешаю за инженерами, которые уже все свалили вниз.
— Ружжо трофейное не забудь — напоминает наблюдающий за мной инвалид.
Еще раз киваю, подхватываю дробовик с дисковым магазином, окидываю взглядом опустевшую комнату, в которой так и валяются оба трупа бывших тут хозяев и спешу вниз по лестнице.
Часть автомобилей уже ушла небольшой колонной куда-то вправо. На площадке перед домом стоит три машины, оказывается меня ждут. От большой группы инженеров осталось четверо, не знаю, то ли из любезности они взялись меня сопроводить, то ли самим в Ропшу нужно. Чечако показывает в сторону зеленой пыльной «Нивы» там как раз сидит за рулем этот самый Чарджер. Мою попытку сесть на переднее сидение он пресекает, предлагает расположиться сзади. Переднее сидение остается пустым. Впрочем, я не удивляюсь, случись что — так отстреливаться будет легче, тем более здоровенное ружье водителя так просто не развернешь, если будет рядом пассажир. Правда мне не нравятся трехдверные машины — из них выбраться сложнее если что. В ответ на мое замечание инженер пожимает плечами, ему оказывается трехдверные нравятся куда больше других. Что-то такое я и подозревал, есть такие люди с определенными невинными обычно чудачествами. Ну ладно, в конце-то концов, не та проблема. Особенно если ни на кого не нарвемся.
Я так и не понял толком, что и как происходило в этот день, какие-то отрывки, словно нарезка видео — вот как бил каблуками в землю агонизирующий пулеметчик — прям перед глазами стоит, а как по лесу потом шныряли — не отложилось. Фырканье лошади запомнилось. Голая девчонка запомнилась, та, которая в одних носочках таскалась по лесу, а остальных не упомню. А мы их отстреляли по пути поболее десятка. И ведь не в том дело, что голая зомбиня была, нет. Просто остальные совершенно какие-то одинаковые. В основном-то они погибли еще в марте и за эти месяцы сильно пообтрепали одежонку, замарались, потому сейчас они выглядят как скопище бомжей. Вот пропробуйте описать десяток виденных бомжей — ничего не выйдет, разве что на ком-то будет что-то особенно попугайское. Да и то вряд ли. Почему-то вспоминается, как Мельников с грустью заявил о том своем морском путешествии, что самое поразившее его впечатление было от загаженности океана. Вот вроде бы и далеко от берега и вода должна быть чистой, а то и дело попадается на глаза всякая дрянь — то презерватив, то пластиковая бутылка, то полиэтиленовый пакет. Сколько ж это мусора надо, чтоб океаны угадить! Прошли времена «Кон-Тики», Слокума и прочего в том же духе. Заодно с грустью оглядываю себя — грязен я изрядно, да еще и сырой еще впридачу. Так о чем это я? А, вот о том, что какая-то фигня получается. Захочу рассказать про сегодяшний день — а вроде как и нечего. Рассыпанная мозаика. Огрызки эпизодов.
— Вы не уточните, что да как в Ропше прошло? — спрашиваю я водителя.
Тот мельком взглядывает в зеркало заднего вида.
— Честно говоря я не очень осведомлен об общем замысле операции, это полагаю знают в штабе Кронбазы. Мы отбарабанили свой участок работы. А таких группочек как наша было много. Знает ли фигурка на шахматной доске, что да как прошло? Вот и у нас собственно все так же.
Мне почему-то кажется, что инженер темнит. По-моему, ему не охота распространяться о том, что да как. Ну, в общем я не один раз уже с таким сталкивался.
— Людоедов-то удалось порешить? — уточняю все же я.
— Не всех. Мне кажется часть все же укатила. Но так или иначе анклав разгромлен, теперь им сложнее будет снова такое организовать. Надо же, я и представить не мог, что вот так посреди полного здоровья — зомби и людоеды… Удивительно.
— Ну для нас — да. Но вообще-то в мире это не новость — пожимаю я плечами, поглядывая по сторонам. Мы уже подъезжаем к Ропше, да собственно и были на окраине. Небольшой поселок, в стороне есть несколько пятиэтажек, их пока не видно, а так одноэтажная застройка — и старенькие домишки и современные коттеджи разной навороченности. Обычный для Ленобласти поселочек. Только сейчас в нескольких местах что-то горит, пачкая столбами дыма голубое небо, да в стороне — там где дым погуще и почернее — что то потрескивает и щелкает, то ли патроны в пожарище рвутся, то ли старый шифер лопается в огне.
— Зомби и людоеды? Не новость? Разве что в компьютерных играх — усмехается Чарджер.
— Да нет. В реальности тоже есть. Был я в Доминикане по горящей путевке… Ой, а это что такое?
Вся дорога, деревья и кусты, крыши домов густо усеяны тоненькими сверкающими полосочками, трепещущими даже от легкого ветерка. Впечатление какое-то нелепое, новогоднее что ли? Но в общем сильно удивляет. Я такого ни разу не видал.
— Это? Станиоль — как само собой очевидное говорит водитель. Распространяться ему некогда — он объезжает непойми как ухитрившийся лечь на бок посреди дороги бронетранспортер. Никогда такого не видел, машина эта очень устойчивая. Впрочем слыхал, что и Хаммеры переворачиваются. Машина не наша, раскрас ее непривычен глазу, хоть рядом с ней и толпится кучка вооруженного народу, но почему-то мне кажется, что это машина людоедов. Странно, глаз ожидает увидеть что-то непривычно-зловеще, вроде привязанных скелетов и нарисованных черепов, но это просто хорошо знакомый БТР-80, только лежащий на боку и имеющий от этого сиротский вид. Открыты люки. Крышка моторного отсека съехала в сторону, открыв механические внутренности с какой-то круглятиной черной в центре. Вокруг валяется какая-то фигня, мусор, тряпки, коробка ядовито-зеленого цвета, смятая канистра, от которой в стороны замазав жиделью асфальт расползлась черная лужа. Водила резко дергает рулем, объезжая лужицу, под колесом что-то жбонькает гулко и дребезжа отлетает в сторону. На каску наехали, как я вижу. Публика у БТР глядит в нашу сорону, видно узнает, и успокоившись продолжает свою возню. Отмечаю про себя, что у всех на рукавах повязки рыжего цвета. На обочине валяются плашмя два тела в камуфляже тигрового типа, но на них никто внимания не обращает. Значит и впрямь не наши — своих бы уложили аккуратно и головы бы чем-нибудь накрыли. Блестящих полосочек нет на БТР и на трупах, значит позже приехали.
'Нива' плавно тормозит и я вдруг неожиданно для себя обнаруживаю, что мы стоим рядышком с громадиной танка КВ, только узнать махину непросто — она скрыта стеночкой из бетонных блоков и мешков с песком так, что торчит только башня, а саму башню очень сильно изменяет тоненький стволик, задорно и победно торчащий в небо. И мешки в густых дырках. Сильно драные мешки, даже еще песочек из них сыплется тонкими легкими струйками и бетон покоцан пулевыми попаданиями. Вокруг этого странноватого укрепления крупными и мелкими кусками раскидана сетка-рабица, ее словно ктто-то трудолюбивый, но неаккуратный драл.
— Вылезайте, приехали — говорит Чарджер и протягивает мне тряпочку оранжевого цвета.
— Ну а это зачем? — спрашиваю его.
— Нарукавная повязка. До этого у тех, кто штурмовал Ропшу были зеленого цвета. Теперь смена на оранжевые. Чтобы отличать чужих от своих.
— Позвольте, а почему мне ничего не выдали?
— Вашей группе, как и всем остальным из участвующих в операции, их надеть было должно после захвата этого самого танка и ряда похожих действий других групп. Не стоило светиться до того. А потом ваш компаньон от волнения забыл повязки захватить из фургона. Да и поздно стало. Но я надеюсь, что это останется между нами?
— Ну да — говорю я, вылезая из машины и напяливая на задубевший рукав повязку.
Странно, но как-то пощипывает в носу и вроде как глаза начинают чуточку слезиться. Непонятное ощущение. А еще шмонит горелым мясом и паленой шерстью. Я одновременно замечаю два разных предмета — маленький убогий костерок, над которым подвешена жареная крыса и Енота, наблюдающего за нами из-за бетонной баррикады. Он что-то неторопливо жует и вид у него хмурый.
