Мое безобразие… я знаю: оно дело рук людских… Да! Я покорился судьбе, я жил страдая; но людям показалось мало моих страданий, и они… О! они жестоко поступили со мной! Вот уж несколько лет, как ни днем, ни ночью я не знаю покоя! Я иссох, для меня нет радостей, моя жизнь – ад со всеми его муками! Я с радостью встретил бы смерть… Но пожалейте же меня! Дайте мне хоть умереть по-человечески!
– Горбун, казалось, не помнил, что говорил; слова невольно срывались с его языка. Сару возмутила такая фамильярность; она слушала его с удивлением. Часто и прежде говаривал он ей о своем рождении, о своей жизни; но Сара не понимала, к чему клонились его речи.
– Послушай, ты, кажется, забываешься, я вовсе не расположена выслушивать горести и страдания моих слуг! – презрительно сказала она.
Злоба одушевила печальное лицо горбуна. Он тихо сказал:
– Я думал, что моя преданность…
– Ты разве не доволен платой? – перебила его Сара.
– О, пощадите, пощадите меня! – проговорил горбун плачущим голосом и закрыл лицо руками.
Брови Сары нахмурились, она гордо подняла голову и спросила:
– Ты имеешь человека, у которого я могу занять денег?
– Да! – самодовольно отвечал горбун. – Вы будете иметь денег, сколько вам нужно.
Сара вздохнула свободно.
– Завтра же чтоб деньги были посланы в Италию! – сказала она.
– Так вы согласны? – радостно спросил горбун.
– Ты глуп! – запальчиво воскликнула Сара. – Я решительно ничего не понимаю. Ты говоришь, что у тебя есть человек, который мне даст денег взаймы?
Горбун кивнул головой.
– Он бескорыстен, он хочет… Но чего же он хочет? О каких условиях ты все твердишь? Что это за человек?
Сара горячилась.
– Этот человек…
Горбун остановился, как будто стараясь собраться с силами.
– Этот человек, – продолжал он глухим голосом, – не хочет ничего, что вы ему предлагали… Одного, одного желает он…
Горбун опять; остановился.
– Чего? – резко спросила Сара.
– Вашей любви! – быстро отвечал горбун. – Что я говорю: любви? Нет, один взгляд… одну ласку… и ему довольно! Ему нужно другого счастья!
Горбун забылся. С лица его исчезло нерешительное и страдальческое выражение. Оно дышало страстью. Смело, глазами, полными любви, смотрел он на Сару.
Сара вспыхнула.
– Как ты смел сделать мне такое предложение? – воскликнула она, окинув его с ног до головы презрительным взглядом. – Что за человек, который так дерзок, что считает возможным такое условие?
Сара затрепетала. Мысль: не тот ли, о ком она не перестала думать, снова хочет воротиться к ней, – как пламенем обхватила ее.
– Я хочу знать, кто он такой? – настойчиво повторила она.
Испуг и смятение выражались в лице горбуна. Он дрожал и молчал.
– Говори! – гневно закричала Сара.
Горбун упал на колени и, сложив руки на груди, отчаянным голосом произнес:
– Я!..
Силы его оставили, и он упал лицом к полу.
Дикий, пронзительный хохот, полный бесконечного презрения, пронесся по всему дому. Будто оглушенный им, горбун быстро поднял голову. Сара, с пылающим лицом, стояла посреди комнаты и продолжала смеяться. Слезы появились у ней на глазах; она старалась сдержать свой смех, но, увидав лицо горбуна, расхохоталась еще громче и презрительней…
Злоба придала силы горбуну и подняла его с колен.
С бешенством смотрел он на Сару.
– Боже мой! Ха, ха, ха!
– Это я так рассмешил вас? – сурово спросил горбун.
– Что? Ха, ха, ха!
И Сара махала ему рукой, чтоб он поскорей ушел. Он заскрежетал зубами и грозно произнес:
– А! Так вам смешна моя страсть! Знайте же, что ваша участь, ваша честь в моих руках!
Хохот Сары быстро прекратился.
– Ты с ума сошел?! – высокомерно спросила она.
– Нет! Мое безумие было бы спасением для вас… но я в полном уме! Повторяю вам, что честь вашей фамилии, все в моих руках! Смейтесь теперь!
Сара побледнела.
– Негодяй! – сказала она презрительно.
В одну минуту страшная пергмена совершилась с горбуном. Он отчаянно вскрикнул и, кинувшись к ногам Сары, жалобно простонал:
– Сжальтесь!.. Не бойтесь меня, – продолжал он тихо, стараясь схватить ее руку, – не бойтесь! Клянусь вам, что никто, кроме нас, не будет знать нашей тайны. Я убью себя после минуты счастья, чтоб тайна погибла вместе со мной! Да, если мое существование будет тревожить вас, одно слово – и я лишу себя жизни! Вспомните, что вам предстоит, вспомните, что вы должны будете дать отчет вашему сыну за позор вашей фамилии…
– И все это я должна купить моею честью? – в ужасе, будто рассуждая сама с собой, прошептала Сара. И снова хохот, подобный дикому плачу, огласил комнату. Лицо Сары пылало стыдом и ненавистью; глаза сверкали злобой, ноздри расширялись.
– Вон, вон отсюда! Вон с глаз моих! – грозно закричала она, топнув ногой.
Горбун с отчаянием осмотрелся кругом и не двигался.
– Говорю тебе: вон отсюда!
Горбун решительно махнул рукой и встал.
– Я сам желаю оставить ваш дом; но помните, что вы в моих руках, – медленно проговорил он и вышел с поклоном. Сара проводила его презрительным смехом…
Горбун прибежал в свою комнату. Смех Сары продолжал звучать в его ушах. Он прятал голову в подушки и рыдал, как безумный, наконец кинулся к столу и достал маленькую скляночку. Долго он смотрел на нее то с любовью, то с ужасом; кончилось тем; что он снова спрятал ее и начал ходить по комнате. Он говорил сам с собой, размахивал руками, бил себя в грудь; лицо его то бледнело, то вспыхивало. Так прошло два часа. И в доме и на улице была совершенная тишина, все спало кругом.
Горбун раскрыл окно; холодный ночной воздух пахнул ему в лицо; неподвижно стоял он перед окном, устремив вдаль свои горящие большие глаза. И понемногу укрощалось дикое выражение его лица; злоба исчезла, оно сделалось страдальчески кротко, слезы потекли по щекам горбуна. Долго стоял он в раздумьи, наконец кинулся к бюро, достал множество банковых билетов и выбежал из своей комнаты. Тихо, на цыпочках, подкрался он к дверям Сары и стал прислушиваться. Огонь виднелся из щели. Горбун слегка постучался в дверь.
– Кто там? – тихим, болезненным голосом спросила Сара и, будто почувствовав вдруг присутствие горбуна, строго прибавила: – Кто смеет стучаться?
– Горбун молчал; он стоял у дверей, страшась переступить порог. Ни гнева, ни ненависти не было в лице его. Он все забыл, все простил. Раскаянием, одним раскаянием полно было его растерзанное сердце.
– А, ты? – насмешливо сказала Сара, отворив дверь.
Она была рада его приходу. Страх потерять общественное уважение, навсегда заклеймить позором свою фамилию победил неукротимую гордость Сары. Она уже готова была сама позвать горбуна, чтоб переговорить о деньгах. Он спас ее от первого шага к унижению.
– Войди! – произнесла Сара довольно ласково.
Радостно кинулся было горбун к ногам своей госпожи, но она остановила его холодно-презрительным взглядом. Он потупил глаза и оставался с наклоненной головой. Сара улыбнулась; унижение и робость его немного примирили ее с влюбленным управляющим; а может быть, и необходимость покориться обстоятельствам сдерживала ее.
– Какая причина могла быть так важна, что ты осмелился тревожить меня в такую пору?
– Ваше спокойствие, – слабым голосом отвечал горбун.
В его голосе было столько страдания, столько мольбы и раскаяния, что Сара бросила на него ласковый взгляд. Ей тоже было тяжело и страшно оттолкнуть человека, который столько времени был так безгранично предан ей.
Чудное действие произвел над ним ласковый взгляд Сары. Забыты были все планы, все условия, все надежды, которые еще таились в глубине его души. Светлой бесконечной благодарностью светились глаза его. Сара подарила ему еще один ласковый взгляд.
Он упал перед ней на колени и, рыдая, сказал:
– О, простите, простите меня! Я безумец, я сам не знаю, что делаю; простите меня! Вот… вот вам деньги, делайте, что хотите с ними! Одного только прошу у вас: забудьте мои слова и простите мое безумие!
Горбун доставал из кармана банковые билеты и клал их у ног Сары, которая с торжествующей и язвительной улыбкой смотрела на них.
– Хорошо, увидим! – холодно сказала она. – Теперь возьми эти деньги и запри в этот шкаф.
Она указала на один из шкафов, стоящих в комнате. Горбун, будто околдованный, повиновался. Он собрал с полу билеты и, поминутно оглядываясь на Сару, отнес их в шкаф, сложил и запер.
Сара тревожно следила за его движениями и ласково кивала ему головой. Когда же он подал ей ключ, она быстро схватила его и спрятала на своей груди. В .ту же минуту лицо, ее изменилось: прежняя холодная, презрительная улыбка явилась на губах.
Горбун вздрогнул и с недоумением глядел на Сару, которая продолжала улыбаться. Он хотел говорить, но она предупредила его.
– Иди, ты мне не нужен теперь! – сказала она. Крик бешеной ярости вырвался из его груди.
– Так я обманут? – вскрикнул он.
– Замолчи, негодяй! – гордо перебила его Сара. – Иди!..
И она указала ему на дверь.
– Деньги, деньги мои! – в отчаянии закричал горбун.
– Они не твои; ты их у меня же украл! – отвечала Сара с уничтожающим презрением.
