— А вы, миссъ Бекки, разв? не хотите проститься съ массъ Пинкертонъ? сказала Джемима молодой д?вушк?, на которую, казалось, никто не обращалъ никакого вниманія во все это время. Ребекка уже сходила съ л?стницы въ дорожномъ плать? и съ картонкой подъ мышкой.
— Напротивъ, очень хочу, отв?чала миссъ Шарпъ спокойнымъ тономъ.
Зат?мъ, она постучалась въ кабинетъ и, получивъ позволеніе войдти, сказала по французски:
— Mademoiselle, je viens vous faire mes adieux.
Миссъ Пинкертонъ не понимала французскаго языка, хотя хвастала при каждомъ удобномъ случа?, что можетъ свободно объясняться на многихъ европейскихъ діалектахъ. Закусивъ губы, и вздернувъ къ верху свой римскій носъ, она отв?чала величественнымъ тономъ:
— Миссъ Шарпъ, желаю вамъ счастливого пути.
Говоря такимъ образомъ, она протянула, въ знакъ прощанья, одинъ изъ пальцовъ своей руки, мизинецъ, къ которому надлежало прикоснуться съ достодолжнымъ уваженіемъ. Но миссъ Шарпъ холодно уклонилась отъ этой чести, и только сд?лала реверансъ; сопровождаемый двусмысленной улыбкой. Семирамида запылала пожирающимъ огнемъ благородного негодованія.
— Благослови васъ Богъ, дитя мое, сказала она, обнимая миссъ Амелію, и бросая черезъ плечо этой д?вицы грозный взглядъ на миссъ Шарпъ.
— Ступайте, Бекки, Богъ съ вами, сказала взволнованнымъ тономъ миссъ Джемима, опасавшаяся дурныхъ посл?дствій отъ в?роятного столкновенія, которое могло произойдти между Ребеккой и ея сестрой.
И дверь кабинета захлопнулась за двумя пансіонерками, окончившими полный курсъ наукъ.
Внизу еще разъ произошла прощальная борьба, невыразимая словами. Въ пріемной зал? собрались вс? служанки, вс? милые дружки, вс? молодыя леди и съ ними танцовальный учитель, отложившій теперь попеченіе о своемъ урок?. Цалованьямъ, объятіямъ, рыданьямъ и даже истерическимъ взвизгамъ не было конца. Наконецъ, миссъ Седли кое-какъ высвободилась изъ дружескихъ объятій, и об? пансіонерки ус?лись въ дорожную коляску. Никто, повидимому, не жал?лъ о миссъ Ребекк?, и она съ своей стороны не считала нужнымъ проливать прощальныхъ слезъ.
Но въ ту пору, когда кучеръ получилъ приказаніе двинуться съ м?ста, Джемима вдругъ выб?жала къ воротамъ съ какимъ-то узломъ подъ мышкой, и закричала:
— Стой! Вотъ это для васъ, Амелія, сказала она миссъ Седли, подавая узелокъ съ пирожками и жареной говядиной, а вотъ это вамъ, Бекки, Бекки Шарпъ… книга отъ моей сест… отъ меня… лексиконъ… вы знаете. Зач?мъ же вамъ у?зжать безъ подарка? Ну, прощайте! Благослови васъ Богъ! Кучеръ, ступай!
И добрая сестрица пошла назадъ, въ твердой ув?ренности, что сочинила доброе д?ло. Но увы! лишь- только кучеръ двинулся съ м?ста, миссъ Ребекка Шарпъ, выставивъ изъ коляски свое бл?дное лицо, бросила со всего размаха прощальный подарокъ, и знаменитое твореніе доктора Самуила Джонсона, перекувыркиваясь и д?лая рикошеты, прикатилось обратно къ жел?знымъ воротамъ «Академіи для благородныхъ д?вицъ». Джемима обомл?ла отъ изумленія и страха.
— Ахъ, какъ!.. Ну, я никогда… сказала она, какая см?лая!..
Но ужасъ оковалъ языкъ сестрицы, и начатыя сентенціи остались неоконченными.
Коляска покатилась быстро; жел?зныя ворота затворились, колокольчикъ собралъ въ танцклассъ благородныхъ воспитанницъ миссъ Пинкертонъ. Широкій міръ открылся передъ двумя молодыми леди. Прощай, Чизвиккскій проспектъ.
ГЛАВА II
Д?вицы Шарпъ и Седли приготовляются къ открытію кампаніи
Показавъ свою храбрость надъ несчастнымъ словаремъ, укатившимся къ ногамъ изумленной Джемимы, миссъ Ребекка Шарпъ приняла самодовольный видъ, и съ улыбкой на бл?дныхъ щекахъ облокотилась на подушку..
— Прощай Академія! воскликнула миссъ Шарпъ, пусть старая д?вка припоминаетъ на досуг?, какъ меня звали!
Миссъ Седли была озадачена выходкой своей подруги почти столько же, какъ б?дная Джемима, потому-что, можете представить, прошло не бол?е одной минуты, какъ она оставила свой пансіонъ, державшій ее шесть л?тъ въ своихъ четырехъ ст?нахъ. Въ одну минуту, разум?ется, не могутъ разлет?ться по воздушному пространству впечатл?нія школы, гд? первоначально развились наши мысли и чувства. Что я говорю? Мн? случалось вид?ть и такихъ особъ, которыя сохранили на всю жизнь воспоминанія школьныхъ л?тъ. Я знаю, наприм?ръ, одного старого джентльмена л?тъ семидесяти, который однажды, явившись на завтракъ съ испуганнымъ лицомъ, сказалъ мн? съ величайшимъ волненіемъ:
— Вообразите, мистеръ Теккерей, я вид?лъ сонъ, ужасный, страшный сонъ…
— Какой, см?ю спросить?
— Мн? грезилось, будто докторъ Рейнъ выс?къ меня розгами! Фантазія, какъ видите, перекинула этого джентльмена за шестьдесятъ л?тъ назадъ, къ блаженнымъ временамъ школьной жизни. Еслибъ докторъ Рейнъ явился изъ-за могилы съ розгою въ рукахъ, семидесяти-л?тній старецъ, я ув?ренъ, сталъ бы передъ нимъ на кол?ни, испрашивая помилованья какъ провинившійся школьникъ. Что жь мудреного теперь, если миссъ Седли въ н?которой степени поражена была ужасомъ и страхомъ при выходк? своей дерзкой подруги?
— Какъ это вы осм?лились, Ребекка? сказала наконецъ миссъ Седли, посл? продолжительной паузы, что вы над?лали?
— Какъ что? Перекувыркнула Джонсона, вотъ и все тутъ.
— Бросить прощальный подарокъ!
— Э, полноте! Неужьто вы думаете, что миссъ Пинкертонъ пустится за нами въ погоню?
— Конечно н?тъ; однакожь…
— Терп?ть я не могу этотъ домъ, и над?юсь, глаза мои не увидятъ больше заведенія старой д?вки, продолжала съ ожесточеніемъ миссъ Ребекка Шарпъ; о, еслибъ Темза выступила изъ береговъ и затопила миссъ Пинкертонъ съ ея тюрбаномъ!
— Тсс!
— Что съ вами, Амелія? Неужели вы боитесь, что насъ подслушаютъ, и старая д?вка поставитъ насъ въ темный уголъ?
— Н?тъ, н?тъ; однакожь…
— Или вы думаете, что этотъ чорный лакей перескажетъ мою пов?сть старой д?вк?? продолжала запальчиво миссъ Ребекка, пусть онъ; если хочетъ, идетъ къ миссъ Пинкертонъ и объявитъ отъ моего имени, что я ненавижу ее отъ всего моего сердца, и что я желаю отъ всей души доказать ей эту ненависть на самомъ д?л?. Пусть идетъ. Ц?лыхъ два года я терп?ла отъ нея насм?шки всякого рода. Ни отъ кого, кром? васъ, Амелія, я не слыхала дружеского и ласкового слова, и вс? въ этомъ заведеніи могли безнаказанно обижать меня потому только, что я не им?ла счастія пользоваться благосклонностью старой д?вки. Ц?лыхъ два года болтала я безъ умолка по-французски въ нисшихъ классахъ до того, что мн? самой наконецъ опротив?лъ материнскій языкъ. А не правда-ли, я очень хорошо сд?лала, что обратилась къ миссъ Пинкертонъ съ французскимъ комплиментомъ? Пусть ее б?снуется, какъ фурія. Vive la France! Vive Bonaparte!
Подобныя восклицанія, должно зам?тить, считались въ ту пору самымъ нечестивымъ злословіемъ въ устахъ всякой честной Англичанки. Сказать «Vive Bonaparte» значило почти то же, что пожелать многая л?та Люциферу и его нечестивымъ легіонамъ. Миссъ Амелія затрепетала.
— Ахъ, Ребекка, Ребекка, какъ вамъ не стыдно питать въ душ? такія нечестивыя мысли! воскликнула миссъ Седли.
— Vive Bonaparte, и да погибнетъ старая д?вка! вскричала миссъ Шарпъ.
— Мщеніе великій гр?хъ, мой ангелъ.
— Можетъ-быть; но я совс?мъ не ангелъ.
И, сказать правду, титулъ ангела никакимъ образомъ не могъ прим?ниться къ миссъ Ребекк?
