Работа над альбомом начиналась поздно ночью, после того, как вся необходимая аппаратура была собрана, а соседи Димы Воробьева по пятиэтажной хрущевке уже спали глубоким сном.
Однокомнатная квартира Воробьева была разделена на две части. Портостудия, клавиши, ревербератор и остальная аппаратура находились в комнате, а кухня была превращена в дискуссионный клуб и распивочную.
'Выходить из дома было некогда, поэтому все происходило нон-стопом, - вспоминает Порохня. - Спали вповалку по-спартански, прямо на полу. Когда, проголодавшись, мы с Тариком поинтересовались у Умецкого, нет ли чего поесть, он радостно извлек из-под кухонного стола ящик портвейна - спецпитание за спецвредность'.
'Это было рубилово на выживание, - говорит Умецкий. - Действительно, в то время мы часто искали утешение в портвейне. Но именно остатки юношеского задора позволили нам этот альбом сделать. Несмотря на то что к концу записи мы уничтожили невероятное количество спиртного и превратили квартиру в полный бардак, работа шла достаточно четко'.
Технология записи 'Невидимки' по степени изобретательности оставляла далеко позади не только Полковника с Тропилло, но и Кулибина с братьями Черепановыми. Поскольку денег на покупку второй металлической пленки не было, имевшаяся была разрезана на две сорокапятиминутные части. На первую часть писалась болванка: в заповедной 'Ямахе' включался ритм-бокс, Бутусов нажимал на немногочисленные кнопки, Комаров, пытаясь не забыть гармонии, играл свои партии, а Умецкий с энтузиазмом рубился на басу. Затем на болванку накладывались со второй кассеты гитара Бутусова и пропущенный через ревербератор вокал.
Необходимо отметить, что это был первый альбом 'Наутилуса', на котором Бутусов наконец-то определился с собственным вокальным стилем. Нервная заунывность, низкие тембры и мрачные интонации придавали песням необходимую эмоциональную окраску. Бутусов привнес в 'Наутилус' не только настроение, но и нечто такое, что отличает неученого гения от образованных посредственностей. И сердца даже самых отчаянных скептиков дрогнули.
...Музыкально 'Невидимка' покоился на трех китах: увлечения акустическим Led Zeppelin, энергетикой ленинградских групп и стилистикой Police, альбом которых 'Synchronicity' Бутусов услышал незадолго до записи. Соответственно, большая часть 'Невидимки' получилась эклектичной: несколько нововолновых рок-н-роллов ('Маленький подвиг', 'Буги с косой', 'В который раз я вижу R'N'R'), босса-нова ('Гудбай, Америка'), а также мистические и абсурдистские произведения ('Свидание', 'Мифическая столовая', 'Превращение').
'Славу тогда сильно тянуло в ска и в ленинградские дела, а я к Питеру относился спокойно, - вспоминает Умецкий. - Моя позиция заключалась в следующем: 'Не можешь играть сложно - играй просто. Главное - чтобы были энергия и драйв'.
В итоге упор был сделан на упрощенную ритм-секцию, которая, несмотря на отсутствие живых барабанов, должна была нести мрачную энергетику, ритм и в конце концов добивать слушателя. Спустя пару лет подобная ориентация на несложный ритмический рисунок начала прослеживаться у группы 'Кино'.
Драматургия будущего альбома состояла из двух частей: 'Как я стал невидимкой' и 'Я невидимка'.
'Это был плод моего больного воображения, - вспоминает Бутусов. - Я человек хоть и не умеющий делать концепцию, но все время к этому стремящийся. Возможно, тогда мы чисто интуитивно пытались подобным образом нагнать пафоса'.
...Ближе к концу записи эпицентр жизни в 'веселой квартирке' стал плавно перемещаться из 'студии' в 'закусочную'. Началась весна. С лыжной прогулки вернулся Дима Воробьев с женой. Увидел заваленную пустыми бутылками квартиру, но ругаться не стал. Взяв кинокамеру, будущий директор ТПО художественных фильмов Свердловской киностудии отснял на 8-миллиметровую пленку фрагменты последних дней работы. Теоретически эта пленка сохранилась где-то на антресолях московской квартиры Умецкого. По свидетельству его супруги Алены Аникиной, 'они там сидят в шерстяных носках по колено и что-то мычат. Ужасно смешно'.
Финал записи 'Невидимки' и впрямь проходил неправдоподобно весело. Отмечать завершение недоделанного альбома музыканты и звукооператоры начали еще до записи 'Гудбай, Америка'. По воспоминаниям Бутусова, первоначально эту композицию записывать вообще не планировалось: 'Мы ее не отрепетировали, поскольку она игралась в реггей и для этого нам надо было разучивать какие-то инструментальные ходы. Потом решили попробовать записаться на халяву. Там, мол, посмотрим. К тому же Порохня сказал: 'Отличная песня получается. Почему бы и нет? Давайте попробуем'. И мы ее состряпали тут же - прямо на ходу'.
'Все происходило под хиханьки-хаханьки, - вспоминает Порохня. - По-моему, мы с Тариком в 'Гудбай, Америка' даже подпевали. Все было настолько бодро и в кайф, что попросту не с чем сравнивать. Это единственный альбом, который так писался - я потом еще много записей видел'.
'На последней репетиции мы перепробовали несколько вариантов 'Америки' - до тех пор, пока Комаров случайно не включил ритм bossa-nova, - вспоминает Умецкий. - Кнопки с reggae на Yamaha PS-55, кажется, не было вообще. И вдруг мы увидели, как все просто играется и получается само собой... Может быть, немного сладковато и попсово, но очень мелодично'.
Записав 'Гудбай, Америка', музыканты и не предполагали, что как бы между прочим создали гимн своего поколения. Того самого поколения, которое понимало, что что-то из этой жизни безвозвратно уходит, но не всегда понимало, что именно. 'Америка' резко выделялась на фоне остальных песен, смысл которых был вполне очевиден, но почти непередаваем словами. Много мистики и минора, страха перед неизвестностью, навязчивых мыслей о смерти, декадентского пессимизма, порой переходящего в самооплакивание. Щемящее ощущение взгляда из-под воды, когда сдвинуты пропорции, нарушены масштабы, а очертания размыты. В воздухе запахло высоким искусством.
Вся работа над 'Невидимкой' была закончена 8 марта. Домой музыканты возвращались сильно заросшие, с неизгладимым ароматом многодневных дегустаций портвейна.
'Я помню, как тщетно пытался провести дома параллель между 'Невидимкой' и Международным женским праздником, - вспоминает Бутусов. - Без особых успехов я доказывал жене, что альбом посвящается ей - что, с моей точки зрения, должно было послужить оправданием, почему я в течение нескольких недель не появлялся в семье'.
На следующий день после окончания записи прямо на квартире у Воробьева состоялось первое прослушивание 'Невидимки'. Все приглашенные свердловские барабанщики, услышав звучание ритм-бокса, дружно высказались в том духе, что 'это полное фуфло'. Остальных слушателей смущали непривычные для местных ландшафтов электронно-припопсованные аранжировки. В итоге с энтузиазмом к альбому отнеслись только два человека - будущий председатель свердловского рок-клуба Николай Грахов и предрекавший крах 'Наутилуса' Александр Пантыкин.
...Последней на 'Невидимке' записывалась композиция 'Кто я?' - она же первая в репертуаре 'Наутилуса', исполненная на стихи Ильи Кормильцева. В свое время Илья отдал Бутусову целую папку не прошедших цензуру 'Урфин Джюса' 'бесхозных текстов' - без особой, правда, надежды, что этот шаг будет иметь в дальнейшем хоть какое-то продолжение. Одна из лирических зарисовок называлась 'Кто я?' - абсолютно шизоидный прообраз психоделического 'трипа', описывающий депрессию и моральный вакуум на порядок глубже большинства отечественных аналогов того времени.
'Илья подкинул нам текст, который всем понравился, но слова никак не ложились на музыкальную заготовку, - вспоминает Бутусов. - Из-за отсутствия постоянных репетиций текст и музыка вместе никак не смотрелись. Я попытался произнести слова речитативом, но он получался таким занудным и вымученным, что было решено, что этот текст должен говорить Витя Комаров'.
В итоге 'Кто я?' записывался следующим образом. Стояла глубокая ночь, и в соседних квартирах спали соседи. Злобным голосом, пропущенным через ревербератор, Пифа мрачно вещал: '...они не возвращаются никогда, никогда, никогда!'. Для того чтобы записать припев, Бутусова уложили на кровать, дали в руки микрофон Shure и для лучшей звукоизоляции накрыли двумя одеялами. Сверху 'для верности' был положен полосатый матрас. Находясь под всей этой пирамидой, Бутусов что есть мочи орал в микрофон: 'Где я? Кто я? Куда я? Куда?', а затем выбирался - весь красный и потный - и начинал жадно
