— Пьяная вонючка.
Хлебнул «Кеглевича» и ушел. Мне почудилось, что сквозь шелест дождевой завесы я слышу, как он выстрелил в воздух. Гром огроменный. Потом хлестнула молния. Силы природы содрогались в недрах своих и базлали песню под дождем.
Я хлебнул маленько «Кеглевича».
Глава третья,
в которой я возлег с праматерью Евой и вижу сон, сам себя объясняющий.
Экклезиаст ошибался. День уходит и приходит день новый. Ввечеру, на следующий день после препирательства с Гавриилом, сидит себе ваш покорный слуга за столом и хлебает из горла одной из двух бутылок водки–экстры «Столичная», которую умыкнул, выказав достойную уважения ловкость рук, из супера. В глазах его резвится игривый котеночек по прозванию Будь Спок – ведь бутылка–то еще наполовину полная, а есть еще одна.
Стук в дверь. Ага, открываю. Тут меня не надо было уговаривать. За дверью стоит себе брюнеточка. Короткая стрижка. Кожаная курточка коричневая поверх голубенького мини.
— Я Ева.
— А я Миша.
Улыбнулась:
— Я знаю.
Потупил я взгляд. А на ней – чулочки черные сеточкой. Ноги длинные, как путь в Сион. Я сразу же усадил ее за стол, принес ей стакан – негоже ей из горла предлагать. Открыл в ее честь баночку икры, которую хранил на красный день.
Ест, пьет, наслаждается и говорит мне нежнейшим голоском:
— Миша, Миша, у нас все волнуются.
И пока она так щебечет, она слегка ерзает на стуле и платьице ее немного приподнимается. Чего еще она сказала, мне неведомо – взяла мою руку и положила на лоно свое – и сердце мое забилось в обратном направлении.
Только когда потянула меня за собой на мой диван (под книжной полкой), прошептала:
— Миша, может, вернешь нам Мессию…
И еще прошептала, уже будучи в костюме Евы:
— Мне нравится быть сверху.
О, вкус винных ягод…
Потом мы валялись на диване. Она закурила.
— Боже, какое наслаждение! Это из–за того, что ты необрезанный.
Я принес «Столичную» и хлебнул с наслаждением.
— Ой, я не хотела тебя обидеть, Миша.
— Вот еще, всегда мне это говорят.
(Я как увидел Еву, сразу понял, что она умница – по поводу Мессии больше ни гу–гу. Как оделась, присела рядом со мной на диван, слезу смахнула, погладила меня по лицу. «Что с тобой станет, Миша? Не работаешь, пьешь целыми днями. Обещай мне, что постараешься перемениться, пожалуйста…» Я пообещал. Поцеловала меня и попросила, чтобы я ей вызвал такси. «Телефон отключен». Очаровательно рассмеялась, выкурила со мной еще сигаретку и ушла.)
Я спал сном младенца.
А перед тем, как проснуться, я увидел сон. Во сне я сидел на Луне, ел банан и ножками качал в космическом пространстве. А под конец сна появился человек, похожий на меня, как две капли «Кеглевича», и объяснил мне этот сон. Он сказал:
— Этот сон – о твоей ребяческой надежде, будучи ребенком, стать космонавтом, когда вырастешь большим. Есть у тебя еще банан?
— Нет. А что же символизирует твое появление в моем сне?
— Что ты, Миша, человек трезво мыслящий и серьезный. Что нет у тебя иллюзий относительно жизни.
— Гм…
Когда я проснулся, было совсем светло. Бум–бум. Сколько времени уже стучат в дверь? И какой авторитетный стук…
— Минутку! – кричу и ищу трико, которое было на мне вчера. Откупорил вторую «Столичную», отхлебнул приличный глоток и пошел открывать.
Глава четвертая,
в которой я задаю вопросы.
Таких у меня еще не бывало. Смуглое лицо, а на лице – пегая французская бородка. Голова в кудряшках. В серой пиджачной тройке, в желтом галстуке с баранами, взирает на меня снизу вверх, однако заносчиво. Справа на пиджаке вышито (золотом!): «Царь Соломон».
Мудрейший из мудрых стоит себе в дверях. Цокает языком. Крутит носом и спрашивает:
— Скажи–ка, что это за запах за такой? Очень странно, арбузы среди зимы…
Я сразу же пригласил его пройти, сунул ему водку в руку и открыл окно. Снаружи неуютно.
Он хлебнул и спрашивает:
— Перейдем к делу?
Я кивнул. Он начал по–хорошему:
— Смотри, Михаил, ты человек просвещенный, не так ли?
— Так.
— Авиаконструктор, верно? Что, нет? Постой, постой! – Он наморщил лоб. – Конструктор сверхмощных холодильных установок? Нет… профессиональный тренер по прыжкам с трамплина? Нет?
Он еще хлебнул и говорит:
— Извини, вероятно, меня неверно проинструктировали.
И тут вдруг как брякнет:
— Может, ты вообще переквалифицируешься в программисты?
Я изменил тему разговора. Говорю:
— Вчера здесь Ева побывала.
Глаза его заблестели.
— Мне не сказали. Однако это несомненно шаг в правильном направлении. Я ведь им говорил, зачем все эти угрозы?
Огляделся.
— Хорошая у тебя комната. Сколько в месяц?
— Мне горсовет дал.
— Ага–а… слушай: ты уже знаешь, чего мы хотим. Вопрос в том, чего ты хочешь? Судно, груженное отборными товарами? Драгоценных каменьев по весу твоему? Может, три желанья?
Тут он совсем распоясался. Я едва вырвал у него из рук бутылку, обтер горлышко и выпил.
— Чего я хочу? Очень просто. Хотел бы я раз и навсегда понять, можно есть дамкой назад или нет?
Соломон смутился.
— Я не знаю…
— Вот видишь, а это еще простой вопрос. Что было сперва – прилив или отлив?
— Не знаю…
