провод схватился. Под ток попал.
У меня хватило выдержки для того, чтобы провести рукой донизу. В стене образовался проем. Такой, что пройти можно. Но мы не торопились, дивясь необычному зданию.
К стене подбежал Дик. Он подозрительно обнюхал ее, ткнулся в нее мордой и неожиданно очутился внутри здания. Стена сомкнулась за ним, но мы отлично видели его словно через стекло.
Прошли сквозь стену и мы. Оглянулись. Стена как стена. Никаких щелей. Фантастика, да и только!
Мы ступили на двигающуюся дорожку, которая привела нас в просторный зал. Под потолком сияли металлические шары, между которыми с сухим треском проскальзывали яркие молнии. Сверкали всеми цветами радуги круглые экраны. На приборах волновались стрелки.
Прямо перед нами стоял огромный подковообразный пульт со множеством кнопок и клавиш.
Что-то гудело, шипело и щелкало.
— Это не обсерватория, — сказал я. — И не Центр управления полетами.
— Что же это? — спросил Алешка.
— Не знаю… Наверно, электростанция.
— Электростанция? — удивился Алешка. — А где, скажи, турбины? Атомный котел где? И потом, разве можно по таким проводкам ток высокого напряжения подавать?
— Не забывай, что мы на чужой планете. Здесь все можно.
— Сомневаюсь, — покачал головой Алешка и нажал на ярко-синюю кнопку.
Засветился экран телевизора. Раздался призывный сигнал, и на экране появилось лицо человека. Да, да, самого обыкновенного земного человека. Он смотрел внимательным взглядом и, казалось, ждал от нас первого слова.
— Агром-ворей! — не растерялся Алешка.
— Агром-ворей! — поздоровался я.
Оранжанин улыбнулся и ответил:
— Здравствуйте!
У нас челюсти отвисли от неожиданности. Оранжанин приветствовал нас по-русски! Было чему удивиться.
Он снова улыбнулся и проговорил:
— Не удивляйтесь. Мы знаем про вашу планету. Несколько слов… — оранжанин замялся, как бы ища подходящее слово, но Алешка, знаток оранжанского языка, быстро пришел на помощь:
— Он сказал, что знает по-нашенски всего несколько слов, но недостаточно твердо.
— Да, да — улыбался оранжанин, — не твердо… Пуст Алоша переводит меня… Спасибо… Регби популяро сиреноико грингва Оранжадо…
— Он приветствует нас, — переводил Алешка, — и приглашает в их главный город — Оранжанию.
— Спроси, где мы находимся.
Алешка спросил.
— Рикритеро гонкулезоз принтер воп…
— Он говорит, что это Станция Регулирования Жизнедеятельностью Природы.
— А почему здесь никого нет?
— Станция автоматическая… Оранжане прилетают сюда только для установки новой аппаратуры… Но это бывает очень редко… Что касается живых существ, то они есть на Станции.
Оранжанин широко улыбнулся. Он показал глазами наверх, и мы увидели на одной из площадок под потолком кошку. Ту самую, которая встречала нас. На нее, задрав морду, скалил зубы Дик.
— Не удивляйтесь, — переводил Алешка, — это традиция… Хотя Станция и автоматическая, но стало традицией держать на ней хоть одну живую душу… С начала Века автоматизации здесь живут кошки.
Мы пожалели кошку, но оранжанин заверил нас, что кошка не скучает в одиночестве. Она первой встречает инопланетные делегации, играет с лесными зверьками, а если ей надоедает на Станции, то ее увозят оттуда.
Мы поблагодарили Гринголея — так звали оранжанина — за приглашение, прошлись по другим залам и направились к стене.
Подошли, дотронулись ладошками. Стена не раздвинулась. Мы с надеждой посмотрели на экран. Гринголей предупредил, что надо выходить в том месте, где вошли, то есть напротив дорожки.
Так и сделали. Стена свободно пропустила нас, и мы сели в планетоход.
Дик еще долго оглядывался назад, жалея, что его разлучили с оранжанской кошкой, которую он не успел погонять по деревьям.
Ехали по радиомаяку. Леса разрезали ровные дороги, через реки перекинулись легкие мосты. Ракетный двигатель почти не включали.
Все чаще и чаще встречались каплеобразные машины. Они быстро и бесшумно проносились мимо, оставляя за собой голубоватый след. Позже мы узнали, что оранжанские двигатели поглощают углекислый газ и выделяют через выхлопную трубу кислород.
Показались высокие разноцветные здания.
Город.
— «Оранжания», — прочитал Алешка затейливую надпись.
Маяк продолжал вести нас мимо домов по широким улицам. Туда и сюда шныряли сверхбесшумные машины. Но еще больше было пешеходов. Они не стояли настороженно у перекрестков, ожидая, когда загорится зеленый огонек светофора. Здесь они были хозяевами улицы, а машины в местах перекрещивания улиц шли в подземных туннелях. Поэтому здесь не так-то легко под машину попасть.
Планетоход подъехал к куполообразному зданию и остановился. Мы хотели выйти, но замигала сигнальная лампочка, и планетоход медленно въехал внутрь помещения и очутился посреди просторного зала.
— Вот он — Центр управления космическими полетами! — сказал Алешка и вышел из планетохода.
В зале стояли оранжане. Они были такими же, как и земляне. Только одежда их была поярче и покрасивее. И вообще я заметил, что на Оранжаде все краски чистые и яркие. Там нет предметов неопределенного цвета.
Оранжане — люди стройные. Казалось, каждый из них занимается либо фигурным катанием, либо художественной гимнастикой.
— Агром-ворей! — разнеслось под сводами зала.
— Здравствуйте!
— Ворей-агромадо!
Приветливые возгласы стихли. Мы рассказали оранжанам о нашем полете и о Земле.
О Земле они хорошо знали. Они принимали ее сигналы и даже видели ее на экранах цветных объемных телевизоров. И мы были приятно удивлены, когда они показали видеозапись последнего сеанса связи. Даже Дик обрадовался, увидев родные места. Он весело махал хвостом, тихо поскуливая.
Поделились своими знаниями и оранжане. Многие проблемы, которые мучают нас на Земле, они уже решили. Молодое поколение оранжан, наших сверстников, не лазит по чужим садам, не употребляет бранных слов, уступает старшим места, не дымит во время перемен за углом школы и не получает троек на уроках. Последнюю двойку на Оранжаде поставили в начале Века магнитофонии. Ученик Лен-Тай вошел в историю школьного развития. Ему даже памятник поставили. В назидание другим.
Было чему удивляться. Много полезного и поучительного мы привезем на Землю.
И все-таки…
— И все-таки почему у вас цветы не пахнут? — решился спросить я.
Оранжане растерянно переглянулись и опустили глаза.
Гринголей пригласил нас в соседнюю комнату, где предложил нам удобные кресла.
Одна из стен была сплошным экраном, на котором в такт речи вспыхивали цветные пятна. От этого разговор становился доходчивым, каждое слово — впечатляющим.
— Крикоторон прогрид рензон, — начал Гринголей свой рассказ.
