несовершеннолетние, им назначили бы опекуна. Поскольку близких родственников у Людочки больше не было, после умершей недавно матери, опекуном был бы назначен их отец, Сергей, бывший Людочкин муж. Как опекун он получил бы право управления собственностью своих детей. Достаточный ли это мотив для убийства? Не знаю, не знаю. Для меня, например, – недостаточный.
Мотив у него мог быть и нематериальный. Но какой же тогда?
Физическое избавление от соперника, в роли которого выступала фактически для него Людочка?
Знаете, когда муж с женой наскакивают друга на друга с бессмысленными криками: «Я по жизни круче тебя!» – «Нет, я круче!» – «Нет, я!..»
Иногда наскакивает один муж, чувствуя свою социальную несостоятельность. А жена спокойно делает свое дело, зарабатывая основную часть денег для семейного бюджета и фактически определяя социальный статус всех членов семьи. А чего ей волноваться? С ее социальным самоощущением в этом случае все в порядке.
Но вот мужчина долго терпеть такую ситуацию не может. И начинает кричать, что он все равно круче. Ничего при этом не делая для того, чтобы изменить ситуацию. И доказать что-то делом.
У Людочки и ее Сереги вполне могло сложиться очень острое социально-личностное соперничество из-за роли лидера. Получение элитной квартиры – хороший аргумент с ее стороны в этом споре, продолжающемся и после развода. Вопрос в том, может ли этот аргумент настолько раздражать Сергея, чтобы тот предпринял попытку предъявить контраргумент в виде убийства, физического устранения соперника – соперницы. Ведь она все же мать его детей.
Да и к тому же – неужели он не понимает, что физическое устранение в таком споре равносильно проигрышу? Что, убив Людочку, он только признает свое поражение в борьбе с ней?
Версию следовало бы проработать. Но каким образом? Встретиться с Сергеем и оценить степень его завязанности в соперничестве с бывшей женой, если оно до сих пор существует? А потом оценить его психологически – мог ли он вообще совершить убийство?
Но для этого как минимум необходимо побывать в Москве. А времени на это совершенно нет. Представьте, я помчусь в Москву изучать психологический портрет этого Сергея, а настоящему убийце в это время удастся-таки прихлопнуть Людочку. И кто я буду после этого? Вот то-то… У меня, например, язык не поворачивается назвать себя этим именем. Слишком стыдно.
Значит, как бы там ни было, с Сергеем придется повременить. Пока не отработаем другие версии. Угроза убийства – это дело серьезное, здесь нельзя ждать, пока преступник проявит себя, проявиться он может только однозначно – убив свою жертву.
– Однозначно – пока, значит, откладываем, – согласилась с моими логическими рассуждениями Людочка, когда я их ей изложила.
– У нас есть еще две забавные кандидатуры, – сказала я, – это я сама и Светка.
Не успев договорить до конца эту фразу, я вскочила на ноги.
– Сколько времени прошло? – спросила я. – Часа полтора! – ахнула Людочка. – Куда ж она делась? – Голос ее дрожал.
– Не ной! – резко прикрикнула я на нее. – Быстро! Со мной!
Я уже почему-то боялась оставлять ее одну. Мы выскочили из квартиры в пустынный холл. А что дальше делать? Где искать Светку? На улице? На чердаке? Теперь даже этот малахольный Леня казался мне опасным. Для Светки опасным. Черт! И зачем я ее отпустила?
– Стой! – резко остановилась я. – Сначала думаем, потом бегаем.
Это один из самых общих принципов моей методологии. Он верен в любой ситуации, но особенно в такой, в какой мы сейчас оказались с Людочкой.
– Будем исходить из самого худшего.
– Самое худшее – это Леня, – уверенно вставила Людочка.
– Да помолчи ты со своим Леней! – заткнула я ее. – Твой придурок тут совсем ни при чем. Не полезет же она на чердак? А он оттуда тоже не спустится. У него там бутылка портвейна была… На чердаке – только время потеряем. И так уже столько ушами прохлопали…
Людочка была со всем согласна, лишь бы ей побыстрее сказали, где Светка, и побыстрее бы ее освободили. В то, что ее могли уже убить, не верилось даже мне самой. Я просто не хотела в это верить. Да и верь не верь, а сначала нужно отработать все варианты, в которых Светка оставалась жива. Медлить было нельзя. Вдруг она действительно жива и ждет нашей помощи?
Моей помощи, поправилась я. Я покосилась на Людочку. Рассчитывать на нее, конечно, трудно. Но, может быть, Светка ждет все-таки нашей помощи, а не моей? Надо будет спросить у нее, когда мы ее отыщем.
– Теперь слушай и думай, – сказала я Людочке. – Может быть, я где-то ошибаюсь. А нам сейчас ошибаться нельзя. Мы не будем рассматривать те варианты, в которых нет нападения. Например, что Светку забрали в милицию. Или даже, что по дороге из магазина до дома она успела напиться и ее отвезли в вытрезвитель. Это все не смертельно. С этим мы в любом случае разберемся и ее вызволим. Гораздо хуже, если это не милиция. И знаешь, почему хуже? Потому, что мы ничего не знаем об этих предполагаемых нападающих. И потому не знаем, где ее искать. А что из этого следует? Из этого следует, что можем мы одну-единственную вещь, которую, собственно, и собирались сделать, как только выскочили сюда. То есть повторить ее путь. Пройти по ее следу. Но не сломя голову промчаться по нему, рискуя наткнуться на ее труп и при этом, вероятнее всего, увеличить число трупов. На нее напали, скорее всего, те, кто охотится на тебя. Поэтому я уверена, что Светку забрали специально только для того, чтобы выманить тебя и убрать.
Людочка смотрела на меня, вытаращив глаза. Об этом, видно, она не подумала.
– Раз мы с тобой это понимаем, что мы должны сделать? Пойти за нею следом, как того хотят нападающие, или, наоборот, тихо сидеть в квартире, никуда не рыпаться и ждать, что будет дальше?
Людочка посмотрела на меня широко открытыми глазами и судорожно пожала плечами.
– Я думаю, что мы должны делать как раз то, чего от нас ждут, – сказала я. – Но делать не так, как они предполагают.
– Но что же мы стоим! – воскликнула Людочка. – Мы же должны что-то делать!
– Самое удобное место для нападения – это лифт, – сказала я. – Потому мы и медлим. Потому что на тот свет мы всегда успеем. Сейчас мы сядем в лифт и поедем вниз, как это сделала Светка. В каждый момент будь готова к нападению. Те, кто напал на Светку, обязательно попытаются напасть и на нас, остановив лифт на любом этаже, мы даже не можем предположить, на каком. Самый опасный момент, когда открывается дверь лифта. Не стой в центре. Там ты сразу же оказываешься на прицеле. Делай что хочешь, прижимайся к стенкам, падай на пол, подпрыгивай, но не давай в себя прицельно выстрелить. В остальном – действуй по обстановке.
Вот такие рекомендации я ей дала. Хороша инструкция, а? Ну что я ей еще могла сказать? Как передать ей все то, что я знала и умела сама? Угадывать действия противника, падать за секунду до выстрела, выбивать пистолеты, выкручивать и ломать руки, сворачивать шеи, вбивать пулю в пулю с двадцати шагов. Оставить ее одну в квартире? Чтобы, вернувшись, обнаружить ее труп охладелый? Благодарю покорно… Пусть лучше со мной побегает.
ГЛАВА 7
Я вызвала лифт. У меня были некоторые опасения, что, как только откроется его дверь, мы увидим направленный на нас ствол пистолета. Но – дверь открылась, и в лифте никого не оказалось. Мы с Людочкой вошли в него, и я нажала кнопку первого этажа. Потому что Светка тоже должна была нажать первый.
Но лифт остановился сразу же, едва двинулся вниз, – на десятом. Я была уверена, что и на Светку напали именно здесь.
На то, чтобы в последний раз обдумать свои действия, у меня было секунды полторы. Существовала, конечно, возможность, что поджидающий Людочку киллер стоит прямо напротив лифта со вскинутым пистолетом в руках, нацеленным на дверь лифта.
Тогда нам был бы конец. Из лифта не успеешь выпрыгнуть с такой скоростью, чтобы обогнать пулю. Но, с другой стороны, не мог же он встречать каждый раз лифт в такой позиции. Не только же Людочка пользуется лифтом. Скорее тот, кто собирается ее убить, занял менее откровенную позицию, держа выход
