Признаться, все кушанья, даже просто нарезанный сыр, которого касались руки этой женщины, почему-то не вызывали у меня ни малейшего аппетита. А про Адама Егоровича, который старался вообще не смотреть на витрину, и говорить было нечего.
— Значит, так, — начала я перечислять, пробежавшись глазами по витрине. — Во-первых, шампанское. Нет, сразу две бутылки шампанского. Торт из мороженого. Нет, два торта из мороженого. А есть разные? Тогда три разных торта из мороженого, и обязательно вон тот — с орехами. Потом шоколада плиток пять. А пирожные приличные есть?
— Тортик есть бисквитно-кремовый, с безе, — залебезила продавщица, мысленно ругая себя за то, что чуть было не выгнала взашей клиентов, которые делали ей сейчас дневную выручку. — В холодильничке стоит. Достать?
— Доставайте, — разрешила я. — И сами принесите все вон на тот столик. А также бананов и апельсинов, только выберите получше… На витрине все, что у вас есть? Тогда все несите…
— У дочурки праздник? — поинтересовалась продавщица, улыбаясь жуткой улыбочкой. — Сдала какие-нибудь экзамены?
— Да нет, я всегда привыкла так завтракать, — ответила я совершенно спокойно и прибавила, капризно выпятив нижнюю губу: — Папка, да не ту шоколадку, другую, я хочу, чтобы была хоть одна с какой-нибудь повидлой!
Мои слова про завтрак произвели на продавщицу сильнейший эффект, и она застыла, держа на вытянутых руках банановые связки — ну, прямо-таки аллегорическая фигура плодородия, если не вглядываться слишком в детали лица.
На витрине стояла карточка, где можно было прочитать, что представителя социалистического сервиса зовут Белобокова Татьяна Сергеевна, и потому про себя я прозвала ее «белобокой», хотя белый передничек тетеньке не мешало бы давно заменить, а этот постирать.
— Как это завтракать? — переспросила она, глупо улыбаясь.
— Да мы только что вчера с папкой вон в тот дом переехали, — сказала я, махнув рукой в сторону близлежащих домов.
Но когда обернулась, то увидела, что мой выбор оказался для переезда крайне неудачным — по левую сторону от кафе стоял ряд двухэтажных развалюх, которые давно надо было бы по-хорошему снести до основания. Но, как говорится, из песни слова не выкинешь.
— Товарищ детектив, может, не надо? — вдруг жалобно спросил меня Адам Егорович, когда мы снова присели за стол, на этот раз заставленный уже всякой всячиной. — Я не могу. Точно не смогу.
— Сможете.
— Нет, сейчас не смогу. Она снова пришла, — прошептал Адам Егорович трагическим шепотом, и глаза его опять начали затуманиваться слезой.
— Кто — она?
— Ну, та женщина, которая на мою Лилю похожа… Я только что говорил про мальчика в больнице.
Я быстро оглянулась — у прилавка рядом с «белобокой» теперь действительно стояла, разговаривая о чем-то, женщина примерно сорока с копейками лет, умоляюще сложив на груди руки, а продавщица со своим нагло-победным видом почему-то тыкала пальцем в нашу сторону.
— Ну, может быть, хотя бы один апельсинчик? — донеслось до меня, когда я как следует поднапрягла слух. — Он три дня ничего не ел, и вдруг апельсин попросил. Неужели придется из-за этого в центр ехать?
— Адам Егорович, у вас есть шанс показать себя рыцарем-спасителем, — тихо сказала я сидящему напротив «папочке», который глядел на меня с перепуганным и каким-то заранее пристыженным видом, хотя я пока просто ела мороженое. — Давайте-ка угостите свою знакомую фруктами…
Адам Егорович понял меня с полуслова, кивнул и с решительным видом ринулся к прилавку. Было видно, как его дама сердца сначала замахала обеими руками, потом начала совать Адаму Егоровичу деньги, затем растерянно оглянулась на наш заваленный снедью столик, затрясла моему клиенту руку, а потом чмокнула в щеку и тут же побежала назад.
Когда Адам Егорович вернулся к столику, на его лице блуждала мечтательная улыбка, которую даже не слишком портил отсутствующий передний зуб. Я несколько усомнилась — уж не забыл ли он про наше общее дело?
Тем временем я расправилась почти с половиной торта из мороженого и для куража выпила бокал шампанского, стремясь настроиться на нужный лад.
— Все, убежала, слава богу, — сказал Адам Егорович. — Ну и что, теперь за дело? Теперь я на все готов.
— Давайте, времени у нас в обрез, — ответила я.
И чтобы не терять больше драгоценные секунды, тут же запустила в лицо Адама Егоровича кусок мороженого, желая немного охладить его лирический пыл.
— Ты что? — вскочил он со своего места, вытирая со щеки розовые разводы. — С ума сошла?
Но тут же вспомнил про нашу договоренность:
— Что ты, дочка? Успокойся, доченька, ну чего ты так рассердилась?
— А на фиг ты отдал ей мой апельсин? — прогнусавила я, так как мне надо было найти хотя бы минимальную мотивировку предстоящему представлению. — Кто тебя просил?
— Да вот же, у тебя еще есть…
— А я, может, тот хотела? Он самый крупный…
Сидящие за соседними столиками люди с интересом смотрели в нашу сторону, еще когда мы сервировали стол для «завтрака», а теперь стали еще и прислушиваться.
Я сосчитала — всего семь зрителей, вместе с «белобокой». Не слишком густо, но на двоих усатых толстяков я возлагала особые надежды.
— Вот дура, — не очень громко высказалась в мой адрес сидящая за соседним столиком девушка, обращаясь к подружке. — Таких поискать.
— Я тебе дам дуру! — закричала я, расслышав реплику и тигрицей бросаясь в ее сторону. — А ну давай повтори, что ты сказала? А ну-ка, повтори?
— Ой, убивают! Да ты что? Отпусти же, ненормальная! — закричала девушка и забилась у меня под руками, когда я не очень сильно, но все же ощутимо схватила ее за тонкую шею. — Что я такого сказала? Помогите!
Но на помощь ей пока пришла только подружка, которая начала барабанить меня по спине хлипким кулачком.
Да, девчонки, хорошо бы вам на всякий случай выучить приемы самообороны, в жизни это никогда не помешает! Может быть, хотя бы мой случай вас чему-нибудь научит и наконец-то откроет глаза на то, как противно чувствовать себя беспомощной в подобных критических ситуациях.
— Доченька, ну не надо, ну успокойся, — появился где-то рядом Адам Егорович, который все больше входил в роль папочки, но сейчас, похоже, сильно жалел мою жертву. — Отпусти ее скорее, пойдем кушать…
— Папаша, что у вас с дочкой? Да усмирите вы ее, в конце концов! — звонко закричала «белобока». — Я сейчас милицию вызову.
— Не надо милицию, нет, не надо, — принялся уговаривать Адам Егорович. — Ее надо в больницу, у нее снова приступ. А ведь только что выпустили. Ну кто бы мог подумать? Пожалуйста, вызовите кто-нибудь «Скорую», тут диспансер за углом, где она год пробыла, а мы пока попробуем связать ее…
Я слышала, как Адам Егорович уговаривал одного из усачей дойти до психоневрологического диспансера за подмогой, и тот нехотя встал со своего места.
Чтобы немного поддать ускорения этому неповоротливому тюфяку, я схватила со стола девчонок недоеденную сосиску с кетчупом и прямиком запулила ему в спину, оставив на белой рубашке кровавый след от кетчупа.
Усач ругнулся, но зато, сразу же прибавив хода, перешел на легкий бег.
Черт побери, оказывается, буянить — это так приятно! Кто бы мог подумать, что можно испытывать такой восторг, кидаясь направо и налево мороженым и сосисками?
