вдруг вспомнила я и прокричала вслух знакомые с детства пушкинские строчки, которые показались мне на редкость уместными сейчас, да просто гениальными. Особенно — про чуму, да еще в юбилейный год, во время настоящего пушкинского помешательства, когда Александр Сергеевич по чьему-то велению, по чьему-то хотению сделался даже сочинителем рекламного ролика про женские прокладки.
Но теперь главное — не переборщить, а то люди и впрямь подумают, что я собираюсь убить девушку, и вызовут милицию. И второе — не слишком сопротивляться, когда меня начнут вязать.
— Доченька, перестань, остынь, — снова начал зудеть рядом мой новоявленный «папочка», и я решила перекинуться на него, чтобы не возбуждать против себя чересчур сильной агрессии окружающих.
— Ты сам остынь, понял? — оглянулась я на него, сжав кулаки. — И вы все тут остыньте, пока не поздно.
И чтобы проиллюстрировать свою мысль, я схватила со стола початую бутылку шампанского, как следует встряхнула, зажала горлышко пальцами, наподобие распылителя, и направила Адаму Егоровичу в лицо.
Эх, кто бы меня тоже в такую жару, к полудню набиравшую обороты, искупал в шампанском!
Чтобы незабываемое ощущение от омовения в шампанском запомнили и скромные девицы, я как следует побрызгала и на них, вызвав новый всплеск визга, после чего они, наконец, решили все же дать деру и бросились из злополучного кафе вон.
Быстрым движением, вроде того, каким передергивают затвор у ружья, я тем временем схватила вторую бутылку шампанского, открыла ее с громким хлопком и продолжила необычные водные, а точнее, бесплатные шампанские процедуры, сама получая от этого невероятное удовольствие, так как пенных брызг хватало и на мою долю.
— Безобразница! Сумасшедшая! Шизофреничка! Они, эти двое, мне с первого взгляда не понравились, вызовите милицию! — снова закричала выскочившая из-за прилавка «белобока».
Проделывая свои «безобразия», я все это время боковым зрением следила, когда же, наконец, подъедет долгожданная «карета», чтобы доставить меня на нужный объект, где я смогу все же разыскать «цветочную» незнакомку? Какой все же этот толстяк оказался неповоротливый!
— Да ты мне сейчас всю точку разгромишь! — продолжала набрасываться на меня разъяренная «белобока». — Будете ущерб возмещать, точно говорю!
А вот это она «вешала» на меня совершенно напрасно! С самого начала я внимательно за собой следила, чтобы ни в коем случае не ломать в казенном заведении стульев, не опрокидывать столов и, вообще, не причинять кафе никакого материального ущерба, а действовать только своими, пусть весьма дорогостоящими боеприпасами, которые нарочно для этого были закуплены в достаточном количестве.
— А что я такого делаю, а? Я, наоборот, всех хочу накормить! — закричала я, пытаясь теперь, как самая настоящая сумасшедшая, изобразить вторую крайность, словно на меня вдруг внезапно напал приступ альтруизма. — Ешьте, ешьте, мне не жалко, кушай, дорогой папочка, тебе же надо поправляться…
И с этими словами я принялась запихивать в рот моего «папочки» целиком наспех развернутую шоколадку, которая в моих горячих руках тут же превратилась в липкое месиво.
Смотреть на «шоколадного» Адама Егоровича, у которого даже все очки теперь оказались перепачканными в шоколаде и мороженом, было на редкость смешно.
Собрав в охапку все, что еще оставалось после побоища на моем столе, я старательно обходила столики и уговаривала взять у меня совершенно безвозмездно бананы, шоколадки и все прочее, хотя народу в кафе на глазах осталось всего ничего — только с ног до головы вымазанный в шоколаде и мороженом Адам Егорович, усатый дядька, который дожидался своего друга, побежавшего в психушку за подмогой, разъяренная «белобока», которая не могла уйти со своего поста и грудью защищала витрину, да снова… та женщина, перед которой бедный Адам Егорович только что предстал в самом благородном виде.
— Ешьте на доброе здоровье, мне не жалко, — повторяла я заунывным голосом, пытаясь засунуть в руки удивленной женщины банан. Один бананчик мне все же удалось эффектно запихнуть прямо в вырез ее летней блузки с маковыми цветками.
Но откуда-то неожиданно вывернулась продавщица и влепила безумной дочке такую пощечину, что на мгновение у меня потемнело в глазах.
«Ну, берегись, „белобока“, — злой молнией пронеслось у меня в голове. — Сейчас я так тебе врежу, не обрадуешься. От твоего драного хвоста и помятой рожи точно ничего не останется…»
— Успокойся, доченька, перестань, — услышала я рядом голос Адама Егоровича и тут же вспомнила, что при всем желании не должна ни в коем случае сейчас перегибать палку, чтобы не угодить в милицию. — Не обращайте внимания, она просто больна…
Он прав — если я дам сейчас волю рукам, то наше дело может затормозиться на неопределенное время, а тут дороги каждый час, каждая минута.
Поэтому я ограничилась лишь тем, что схватила со своего стола бисквитно-кремовый торт с цветками из безе и с размаху напялила его Белобоковой на голову, так что на какое-то время та определенно утратила дар речи.
Ничего не скажешь, получился очень эффектный «гвоздь» сегодняшней программы!
Нет, все же не зря я люблю смотреть французские кинокомедии, где любимое занятие героев — покидаться чем-нибудь вкусненьким друг в друга за обедом! Торт так ровно напялился продавщице на голову, как будто я занималась этим делом всю свою сознательную жизнь.
Получилось даже красиво — розовый крем на белой, вытравленной перекисью водорода голове, так что я засмеялась вполне удовлетворенно, глядя на удачно подобравшуюся цветовую гамму. Разумеется — засмеялась вполне безумным, громким смехом, как и полагается ржать настоящим сумасшедшим.
В этот момент усатый толстяк номер два все же не выдержал и заломил мне за спиной руки. Я не очень сопротивлялась, потому что слышала, что к нам уже как раз подъезжает санитарная машина, издавая характерное противное завывание.
Два дюжих молодца с совершенно непроницаемыми лицами («Видимо, у них это профессиональное», — успела подумать я, вспоминая выражение лица заместителя главного врача, с которым мне, наверное, вновь предстоит скоро встретиться.) быстренько перехватили дело, начатое усатым, крайне нерасторопным товарищем, в свои руки. Другими словами, очень быстро зафиксировали мне конечности и чуть ли не пинками затолкали в машину «Скорой помощи».
Так как обращение мне не понравилось, я извернулась и мстительно укусила одного из санитаров в плечо, чувствуя себя в этот момент настоящей змеей, которой непременно нужно выпустить наружу скопившийся годами яд.
— Доченька, моя доченька, извините ее, она сильно не здорова…
Последнее, что я увидела, было лицо Адама Егоровича, рот которого был перепачкан шоколадом и издали казался клоунским. Незнакомка пыталась платочком оттереть его щеку.
Наше представление удалось на славу. Браво, Танечка! Бис! Впереди тебя ждет новая арена, а также благодарные, на редкость впечатлительные зрители.
Глава 4 ЦВЕТЫ БЕЗУМНЫЕ
