Тот покрутил в руках диктофон, а потом вскинул на меня глаза и спросил:
– Чистая пленка?
И, не дожидаясь моего ответа, включил обратную перемотку, а потом «PLAY».
«...отвез в частное охранное бюро „Центурион“, где отдал его директору – Савиной Людмиле Александровне...» – послышался из диктофона голос Саяпина.
При этих словах лицо Бурмистрова преобразилось: он выпрямился, его выразительные глаза буквально метнули молнию, на переносице обозначилась глубокая складка.
– Так, – протянул он и начал перематывать еще, чтобы прослушать всю запись.
По мере того как он слушал, его лицо все более отвердевало и принимало надменное и мрачное выражение. Когда голос Саяпина оборвался и пошла чистая пленка, Бурмистров, не выключая диктофона, швырнул его о стену так, что осколки брызнули во все стороны.
– Зря вы это, Юлия Сергеевна, – глухо сказал он. – Зря вы проявили такое неумеренное любопытство. Не будь вы такой любопытной, то сейчас бы мы посидели с вами, поговорили, потом капитан Сенников отвез бы вас в СИЗО и мирно водворил в камеру. Московские ваши работодатели впряглись бы за вас на следствии и суде, получили бы вы по минимуму – ну, «пятерик» от силы... и все. Отсидели спокойно- культурно, вышли бы и устроились на работу. В ФСБ вас бы уже, конечно, не взяли, а вот куда-нибудь попроще... да я бы сам вас по старой памяти пристроил бы куда-нибудь. В тот же замечательный «Центурион» к Людмиле Александровне. Вас бы наверняка взяли – с таким-то послужным списком. Да-а, – мрачно протянул он, беря в руку чашку с кофе и отпивая мелкими глотками, – а теперь все гораздо сложнее. Нельзя вам в СИЗО, глубокоуважаемая Юлия Сергеевна. Знаете вы слишком много.
– Значит, заказали Клейменова все-таки вы, Никита Никитич? – быстро спросила я. – Ведь вы только что говорили, что вице-губернатор никому уже не был интересен.
Тот угрюмо молчал.
– Давайте отыграем до конца, – продолжала я, чувствуя, как по жилам разливается удивительное, фатальное спокойствие. – Давайте уж доведем до логического завершения это замечательное интервью. Доставьте даме последнее удовольствие, господин Бурмистров. Вы же будете вспоминать об этом моменте в вашей богатой биографии с несказанным удовольствием... когда станете губернатором.
И я обворожительно улыбнулась своему потенциальному убийце.
Судя по холодной усмешке, появившейся на лице Бурмистрова, он принял правила моей игры. Последней – как он думал – игры. Никита Никитич хлопнул узкой ладонью по колену и произнес:
– Ну что ж... будь по-твоему. Мне и самому меньше всего хочется пускать в расход такую женщину... но куда деваться от жизненной необходимости?
– Некуда, – с сожалением признала я. – Никита Никитич, а зачем вы заказали Клейменова? Именно Клейменова?
– Я заказал? Нет... все было совсем не так. Ко мне пришла женщина, которая представилась московской журналисткой Инной Карловой – вам это ничего не напоминает? – и сказала, что у нее есть для меня важная информация.
– Это была Савина?
– Вот именно. И Савина сразу сказала, что для всех прочих моих людей она – московская журналистка Карлова, которая приехала взять у меня интервью. Никого это особо не удивило, у меня же предвыборная кампания. Когда мы остались с Савиной наедине, она прокрутила мне одну запись, на которой ее муж, Клейменов, говорит ей, что собирается обнародовать кое-какие документы. Этих документов было бы достаточно, чтобы он сам попал за решетку, но еще хуже пришлось бы мне.
– Документы касаются ваших общих с Клейменовым дел?
– Да.
– Он мне ничего по этому поводу не говорил.
– Это естественно. Хотя, конечно, странно, что он не доверился человеку, который должен был спасти его жизнь. Вам, то есть.
Я кивнула:
– И что же Савина?
– А Савина сказала: ее муж на грани нервного срыва. Эти два покушения на его жизнь, потом снятие с выборов Сухорукова – это его доконает. Он добровольно пойдет за решетку – там хоть охрана. И еще – он будет знать, что я, Бурмистров, тоже попаду по третьей чалке – и, наверно, буду мотать «пожизняк».
– А что у вас там такое было с Клейменовым? Торговля оружием? Всучили через посредников экспериментальное оружие, только что испеченное при военном КБ в вашей области, чеченским полевым командирам, что ли?
Бурмистров дернулся и поднял на меня воспаленные глаза:
– Откуда... откуда ты знаешь?
– Да была в свое время такая версия, – медленно выговорила я. – Только закрыли ее. За недоказанностью. Был ты в разработке, Бурмистров, и разрабатывал тебя наш же отдел. Плохо разрабатывали, значит.
Бурмистров пробурчал что-то, но потом совладал с собой и произнес:
– А ты что, думаешь, это я организовал два покушения на Клейменова... перед тем как его не угрохали на самом деле?
– А кто же?
– Не знаю, кто – может, черт, может, еще хуже... чеченцы или зубаревские головорезы – но только не я! Не я!
Вот это номер... Значит, первые два покушения на вице-губернатора провернул не Бурмистров? А кто же? Не жена ли Клейменова? Судя по тому, что я о ней в последнее время узнала, она может...
Бурмистров отпил еще кофе, а потом продолжал:
– Савина предложила мне убрать собственного мужа. Дала весь расклад: он навяз у нее в зубах и опасен для нее еще больше, чем для меня.
– Это почему же? Потянет за собой? «Центурион» разорится?
– Савина сказала, что в уставном капитале «Центуриона» лежат те, «чеченские», деньги. Если Клейменов в самом деле откроет правду, то конец бизнесу Савиной. И ее первому муженьку тоже конец.
– Какому первому?
– А ты что, не знаешь? Глеб Константиныч, этот молодящийся докторишка!
– Глеб – ее бывший муж?
Засмеялся не только Бурмистров, но даже Сенников:
– Ну ты даешь! Да это ж весь город знает! И что Глеб Савин молодится, хотя самому – под полтинник, тоже все знают!
– Под полтинник? – выговорила я. – Да ты что, Никита Никитич? Да он выглядит на тридцать лет!
– В постели – может, и да, – улыбнулся капитан Сенников, но был тут же прерван боссом:
– Ладно, не место для твоих ментовских шуточек, Кирилл Иваныч! – Бурмистров повернулся ко мне и произнес: – Ну, в общем, дальнейшее тебе должно быть понятно. Клейменова завалили как свинью. Ничего удивительного – ребята из «Центуриона» имели полный расклад.
– А зачем надо было подставлять меня? – спросила я и повернулась к Сенникову. – Зачем ты выпустил того старика?
– Какого старика? – недоуменно заговорил он. – Какое – подставлять? Разве это не ты завалила киллера? Ты же сама решила накатать чистосердечное признание.
– Никакого киллера я не валила, понятно тебе или нет? Не понятно, – констатировала я через секунду, впившись взглядом в равнодушное лицо рубоповца.
– Ладно, хватит базарить, – грубо перебил меня Бурмистров, – пора и честь знать. Выводи ее, Сенников. Да осторожнее – она тебя один раз уже провела.
– От меня не убежит, – отозвался тот. – Разве что только на тот свет...
Меня вывели на пустырь за оградой заднего двора дачи Бурмистрова, который круто переходил в овраг, где протекал мутный ручей, уходящий в подземную трубу. Вероятно, относящуюся к
