канализационным коммуникациям здешнего дачного поселка. Ручей был так быстр и грязен, что его не могло ни затянуть льдом, ни занести снегом, которого в последние два дня выпало в изобилии.
По бокам пустырь окаймляли старые ели с осевшими от снега тяжелыми широкими лапами.
Меня конвоировали двое: капитан Сенников, вооруженный «ПМ», и верзила из числа охраны Никиты Никитича с автоматом.
– А что, капитан, – произнесла я, – наверно, ручеек, который я отсюда слышу, это ваш местный морг? Наверно, не один трупик туда кинули, так? Представителей электората, не склонных голосовать за Бурмистрова на скорых губернаторских выборах?
– Молчи, – процедил сквозь зубы тот, – разболталась больно.
– Ну дай хоть перед смертью потрепаться, – сказала я. – Вишь, сколько снегу нападало. Наверно, зима морозной будет. Жалко, не доживу до третьего тысячелетия.
– Мне тоже жалко, – сказал Сенников. – Такая молодая баба... тебе сколько лет-то, суперагент Багира?
– А сколько бы ты дал? – Я приостановилась и глянула на капитана сощуренными глазами.
– Я? Да лет двадцать пять...
– Спасибо.
– ...с конфискацией, – добавил он и сочно расхохотался, закинув голову, радуясь собственной плоской шуточке. Зря он это.
Я выбросила вперед левую руку и, вцепившись в пистолет в мощной кисти Сенникова, резко дернула его на себя так, что тот не устоял на ногах и повалился прямо на меня. Детина-охранник вскинул автомат и дал короткую очередь, которая раскроила спину Сенникова...
...Но до меня парень добраться не успел. Выстрелом из-под локтя хрипевшего в агонии рубоповца я уложила его. Судя по булькающему клекоту, пуля угодила парню прямо в горло. Обилие крови, хлынувшей на снег, подтвердило мое предположение.
Я не без труда выбралась из-под Сенникова, чувствуя, что наложенные Глебом бинты расползаются на моем задетом пулей плече и оно начинает кровоточить. Опять перетаскивать мужиков. Сколько можно! Сначала эта парочка охранников Саяпина в туалете, теперь эти! И снова, как на подбор, здоровые да мясистые – вон этот Сенников едва меня не расплющил своей тушей!
...Хорошо, что снегопад усиливается. Снег начался еще тогда, когда я только села в машину Бурмистрова – там, на площади, – а сейчас в морозном ночном воздухе носились уже не отдельные снежинки, а падали сплошняком крупные хлопья снега.
Сложно будет им меня найти в этой жуткой снежной круговерти. Главное – самой в ней не потеряться...
Я бросила пистолет в снег и, напрягая последние силы, спихнула трупы Сенникова и охранника в овраг. Тела покатились вниз, ухнули в ручей, глухо всхлипнули брызги – и продажного капитана РУБОПа с его подельником-братком засосало в трубу.
Все. С концами.
Сделав это, я тут же пожалела: прежде надо было снять с Сенникова его теплую куртку и шапку и надеть на себя. Потому что в моем (точнее, в савинском) пальто я уже чувствовала, что замерзаю. Холод пробирался под одежду, хватал своими коготками пальцы на руках и на ногах.
Я подобрала со снега автомат охранника и сунула его под пальто: в случае чего просто так не дамся.
Мелькнула было сумасшедшая мысль: пробраться в подземный гараж Бурмистрова, угнать оттуда машину и доехать на ней до города, который, судя по всему, был не менее чем в двадцати-тридцати километрах отсюда. Но я тут же отринула эту идею: нечего было и думать о том, что этими замерзшими пальцами можно вскрыть машину, отключив сигнализацию, а потом без ключа завести двигатель. Да я до этого гаража не доберусь – снимут очередью или затравят, как волчицу.
Я сунула руки в карманы и, петляя, опрометью бросилась в заснеженные ели, росшие возле пустыря...
Глава 10
ФЕРМА
– Хорошенькая ночка мне предстоит... – пробормотала я, выползая из сугроба, куда меня в очередной раз зашвырнуло судьбой. Разыгралась настоящая метель, в которой сложно было отличить, где небо, а где земля. Одна надежда – в такую метель никто не кинется меня искать, а если и кинется, вероятность моей встречи с этими поисковыми хлопцами равна вероятности того, что я встречусь с инопланетянами.
Выбравшись из сугроба, я подняла глаза к небу (или то, что можно ориентировочно считать небом) и только тут поняла, что меня занесло в лес. А леса в этой милой губернии – не то, что наша тарасовская степь... Настоящие.
– Заплуталась... – пробормотала я и выругалась, потому что поняла, что рук и ног я уже не чувствую. Тело, мое тренированное, совершенное тело, отказывалось мне служить.
Я шагнула вперед и, зацепившись за что-то ногой, с размаху рухнула в снег. Несколько раз перекувыркнулась, падая с зажмуренными глазами куда-то вниз, а потом больно ударилась обо что-то головой и закусила губу до крови – чтобы хоть в какой-то части тела вспыхнули яркие, болезненные ощущения. А не сплошь – мертвящее, неотвратимо сковывающее меня оледенение...
«Замерзну и останусь тут», – мелькнула жуткая мысль. Наверно, поэтому бурмистровские ребята и не стали меня искать очень уж рьяно.
...Я подняла из сугроба лицо, облепленное снегом. Моя правая рука сжимала что-то твердое... вероятно, толстую ветку или тоненькое, совсем молоденькое деревце, поваленное пургой.
Я потянула на себя эту ветку или деревце, чтобы с его помощью встать, и поразилась тому, с каким трудом вытягивалось это из сугроба. Или я совсем ослабела, или...
Это было не деревце.
У меня задрожали, выбили крупную дробь челюсти, когда я увидела, что держу в своих промерзших пальцах. Что я вытянула на себя из сугроба.
...Это было тело молодой женщины. Совершенно обнаженной. Мертвое лицо залепил снег.
И мерзлую белую руку этой мертвой женщины, твердую и холодную как лед, я держала в своих пальцах.
Я взвизгнула, почувствовав, как страх вливается в меня такой полноводной струей, как еще никогда в жизни. Страх заставил меня вскочить, черпая силы из невесть откуда взявшегося источника.
Страх спас меня. Он толкнул меня вперед, в объятия пурги, заставил бежать, падать и путаться в слепящем снежном рое, вставать и снова падать... я не чувствовала на губах вкуса крови из прокушенной губы; а перед глазами неотступно маячило мертвое белое лицо женщины, вырванной мною из сугроба, ставшего для нее могилой.
Да... страх спас меня. Его бешеного импульса хватило на то, чтобы я пробежала невесть сколько и с разбегу врезалась во что-то внезапно вынырнувшее на меня из снежной пелены. Это оказалось так больно, что я закричала, а потом в голове полыхнуло белым же пламенем – и сразу стало тепло и уютно.
Наверно, это и называется смертью, подумала я перед тем, как потерять сознание...
Я открыла глаза. В ушах стоял надсадный бубнеж, по мере того, как я приходила в себя, оформившийся в разрозненные слова и целые фразы:
– Это как же получилось, Макар, что она из Шуваловского леса вышла... да еще в такую метелюгу? Может, она из этих... которые на ферме?..
– Что ты, что ты! – возразил испуганный мужской голос. – Ты в своем уме, Тоська? Какое – с фермы? Она же...
– А ты хоть видел, что у нее под пальто было? Видел? Автомат. Ты его не трогал?.. Смотри, выстрелит еще!
– Не трогал я. В сенях лежит. Когда я тащил ее от двери, так он выпал из нее и лежит. Я его только ногой к стене пихнул... от греха подальше.
– Что пихнул? – спросила я хрипло. – Автомат?
