– Три, – не задумываясь, ответил дядя.
– Ничего себе, – подумала я – мой дядя знает формулу счастья.
Сейчас он навсегда уедет, и я ничего не узнаю. – Скажи, дядя, а остальные два признака счастья ты имеешь? – осторожно спросила я.
– Остальные я мог бы иметь и здесь но первого признака – никогда– загадочно усмехнулся дядя, почёсывая лысину.
– Ну давай, дядя, рассказывай, что такое счастье – попросила я, отбросив дипломатию.
– Первое, что человеку надо для счастья – сказал мой дядя парикмахер и философ – это жить в такой стране, где власть не гробит своих граждан.
Второе – надо иметь удачу родиться в такой семье, которая, тебя научит тянуться к хорошему, а всё плохое от себя отбрасывать.
И третье, что надо для счастья – это иметь друзей, которые тебя не предадут.
– И это всё? – Удивилась я.
– Да – сказал дядя – подумай хорошенько, и ты поймёшь, что, имея всё это ты никогда не будешь несчастливой, особенно если имеешь к этому немножечко удачи, немножечко богатства и много здоровья.
Нетрудно было убедиться, что дядя был на сто процентов прав и что профессия парикмахера прекрасно сочетается с профессией нештатного философа.
Я встретилась с ним в Израиле (как в настоящем романе) через…. 20 лет.
Большую часть времени он проводит на скамеечке, на берегу Средиземного моря среди «русских» евреев – пенсионеров и философствует о политике, о смысле жизни и о том, что риск благородное дело. Так как если бы он не рискнул к концу жизни уехать, то о смысле жизни ему бы теперь пришлось рассуждать где-нибудь в очереди за хлебом в неспокойной Молдавии, слушая каждый день по телевизору и радио очередные бредни очередных вождей.
Дядя доволен собой, доволен жизнью и говорит, что теперь у него есть всё, что нужно для счастья.
При этом он регулярно слушает радио на русском языке и на идиш, добродушно критикуя израильское правительство, на месте которого, он бы точно знал как надо вести дела, чтобы всё было наилучшим образом. Такими были сестра моего отца и её муж.
Дай им БОГ здоровья до ста лет!
Брата отца, звали Велвл.
Невысокий, жизнерадостный и подвижный, он сразу поверил «товарищам», бегал с такими, же, как он и размахивал красным флагом.
У него была «дама сердца» – толстая, добрая девушка из бедной семьи.
Мой отец и тут был против. Поэтому и эта любовь держалась в тайне.
Однажды дядя взял меня с собой, когда пошёл к ней в гости.
С меня взяли обещание, что я ни в коем случае никому об этом не расскажу.
Я была горда доверием, меня просто распирало от счастья.
И когда вечером у нас в доме собрались гости играть в покер, то, восседая на высоком стульчике за столом, я с большим чувством и убеждением громко и отчётливо заявила, что никому и никогда не расскажу о том, что была сегодня с дядей Велвл у Баси, и что она очень хорошая и толстая, а дядя Велвл её очень любит и поэтому крепко целует и обнимает.
Реакция гостей была, как в театре – сначала тишина, потом смех.
Я хохотала вместе со всеми, хлопала в ладошки, и радовалась, не особенно интересуясь причиной веселья.
Запомнилось и само посещение Баси.
У них было совсем бедное жильё, кажется с земляным полом и большой печью.
Меня они принимали как маленькое чудо, посетившее их дом.
Почему-то я сидела на столе, а Басина мама находилась ниже и одевала мне на ножки тёплые носочки, которые она сама связала.
Меня чем-то кормили и не могли на меня нарадоваться, будто божество посетило их дом.
Жить бы мне той счастливой жизнью!
Но наехало на меня роковое «колесо истории»!
Наступила та страшная ночь и те двадцать минут на сборы, после которых я уже никогда больше не была ни божеством, ни чудом.
Я даже человеком не была.
Я, будто, стала затравленным, несчастным, голодным, дрожащим от страха и холода зверьком.
Потом развился комплекс неполноценности, навсегда оставшийся со мной.
Но до той ночи я была маленькая счастливица, и вспоминаются только тёплые, забавные истории.
Моя старшая сестра Хавалы считалась барышней. Ей было 13 лет.
