Дома часто собирались друзья родителей, обедали, веселились, рассказывали анекдоты, танцевали, пели песни, играли в покер.
Среди друзей был один, который любил выпить.
Тогда это была большая редкость.
Однажды, неизвестно почему, Хавалы, в присутствии всех гостей, видимо с намёком, спросила его, почём бутылка водки.
Гости поперхнулись, сдерживая смех.
Мой отец был серьёзным человеком.
После ухода гостей, Хавалы получила приличную трёпку с применением ремня.
Наказуемая горько рыдала, защитница– мама умоляла отца смягчить наказание и пыталась заслонить несчастную жертву юмора.
В шуме и волнении никто не заметил меня – одинокого зрителя, заливавшегося слезами сочувствия.
Через неделю снова явились гости и любитель выпить тоже.
Об инциденте никто не вспоминал. Всё шло прекрасно, и казусов больше не ожидалось.
Однако! Когда гости вознамерились расходиться по домам, то оказалось, что нет каракулевой папахи специалиста по прейскуранту цен на винно-водочные изделия.
Потом такие папахи носили только генералы, но в Бесарабии до советской власти их носили даже мужчины, любившие выпить.
Никакие поиски и допросы результатов не дали.
Он ушёл в папиной папахе.
Принадлежащую ему папаху, нашли на второй день в помойном ведре…
Совершённый мной теракт остался без наказания.
Таким образом, начало моей борьбы за справедливость не имело трагических последствий, чего нельзя сказать о дальнейшем.
Ещё была одна «роковая история», когда меня и одного мальчика с нашей улицы украли цыгане.
Сценарий моей жизни мог стать совсем другим.
Но случайно, уже далеко от местечка, нас увидели соседи и забрали домой.
Помню как я не хотела есть и убегала от мамы вокруг большого овального стола в гостиной, а мама бегала за мной с полотенцем.
Мне было очень весело.
Знать бы тогда, что всего через несколько месяцев в Сибири мне придётся по 4-5 дней пить кипяток, вместо еды и есть пахнущие керосином картофельные очистки, чтобы заглушить голод.
Когда Красная Армия захватила Бесарабию, то всё, что люди заработали за всю жизнь, подверглось непонятной НАЦИОНАЛИЗАЦИИ, то есть куда-то исчезло и больше им не принадлежало.
Забрали и наш магазин. Отец примирился с новыми порядками и потерей результатов труда всей жизни. Он стал работать в конторе «Заготживсырьё», заготовителем.
(Почему-то я помню это название до сих пор.)
Мы ещё продолжали жить в нашем доме и наивно полагали, что жизнь продолжается.
Но вот пришла эта ночь.
На сборы нам дали 20 минут!
Мама была на последнем месяце беременности, ей было 39 лет, старшей сестре – 13 лет, мне около четырёх.
«Они», (нагрянувшие ночью «товарищи»), предупредили, что с собой обязательно надо брать тёплые вещи.
Но какие в Бесарабии тёплые вещи! Самыми тёплыми были нарядные демисезонные пальто. Подкладка от моего нового бордового пальто станет потом «действующим лицом» в этой повести.
Никто тогда не знал, что этой июньской ночью 1941 года подведена черта под нормальной человеческой жизнью.
Никто ещё не осознал, что мирную Бесарабию завоевала власть, которая называлась советской, а сутью её были ночные грабежи, убийства и незаконные ссылки и переселения целых народов.
Теперь это очень благозвучно называется красивым словом – депортация.
Дай БОГ, чтобы никто никогда больше не испытал на себе, значение этого слова! И, да будет проклят тот, кто такое придумал!!
Я думаю теперь, что мой отец чувствовал тогда какое горе ждёт нашу семью.
Последнее, что я помню об отце – это его стон – дайте мне колодец !
Он предпочитал….утопиться.
Но, увы!! Колодец мой отец не получил…
Много позже мы узнали, что в лагере, куда загнали моего отца, подонки и садисты утопили его
