существования. Христос образует плерому, где создания завершают свое возвращение к Богу… Для Него, для Его Тайны существуют вселенная и все что в ней» [68].
Христос действительно осуществил в себе космические и метакосмические «синтезы», к которым был призван Адам самой диалектикой сотворения, но на этот призыв он не сумел ответить. «Эротический» синтез: через тайну девственного рождения, где соединились целостность и плодовитость, через брачный союз с человечеством и землей Христос примирил мужское и женское начала и придал эросу духовную плодовитость, способность к преображению. Экзорцизм проклятой земли и ее синтез с Раем: «Вся земля освящена Его возвращением, через Смерть, в Рай» [69]. Тема глубоко библейская: Новый Адам излучает земной Рай, который Он носит в Себе. «Ныне же будешь со Мною в раю» (Лк 23:43), сказал Он злодею. Воскресший, Он является Марии Магдалине как садовник — символ воскресшего в Нем Эдема (Ин 19:41–42; 20:15). «Раб Мой,
Затем Христос, продолжает св. Максим, осуществил синтез земли и неба, чувственного и умопостигаемого, совмещая хвалу земных существ с хвалой небесных, соединяя в себе видимое и невидимое в творении, «кефализируя» [71] его — если употребить одно из самых патристических выражений Тейяра — после поражения развращенных «космократов». Таким образом творение собрано воедино, Он преподносит его Богу, уже воспламенив в самом себе энергии обожения, и посредством высшего синтеза «соединяет тварную природу с природой нетварной в любви… через благодать. Тотальный мир тотально входит в тотального Бога» [72] — и совершается Пасха Плеромы (полноты).
Будучи абсолютным личностным существованием, Христос, воплотившись, не только допустил, чтобы вселенная поместила Его в определенную точку пространства и времени, хотя в действительности Он заключал вселенную в Себе. Индивидуальное тело не вмещало Его, Он не желал с помощью тела сделать мир своей добычей, но, постоянно пребывая в евхаристическом состоянии, Он сделал его телом единства, плотью одновременно космической и евхаристической. Будучи абсолютно личностным существованием, Он «гипостазировал» [73] мир и преобразовал универсальную материю в swma pneumatikon [74]. Он несет в Себе не только Рай, но и Царство: в Нем земля и небо становятся новой землей и новым небом. Свою сияющую райскую телесность Он добровольно сокрыл в телесности, страдающей и измученной трудами, дабы на кресте и во внезапно просиявшей пасхальной ночи осветилось все: так что речь не идет просто о возвращении в Рай, Он преобразил не только природу, но все течение культуры и истории, всякое человеческое усилие изменить природу: его Тело и Кровь — не только виноград и зерно, но вино и хлеб! В Нем падшая материя не связана больше своими детерминизмами и ограничениями, она вновь становится средством общения, храмом и праздником встречи. В Нем, вокруг Него мир, «замороженный» нашим падением, оттаивает под огнем Духа, вновь обретает свой первоначальный динамизм — и это важнейшая составляющая евангельских чудес как знака возвращения в Рай и нового эсхатологического творения. Так что «это не мистическое мечтание, а сама субстанция веры», пишет о. Даньелу [75]. Во Христе, вокруг Него пространство и время более не разделены: Он внезапно появляется из всех запертых дверей, ибо Его рождение было девственным.
В сознании первых христиан вознесение по преимуществу приобрело значение космической тайны. Именно тогда, говорит св. Павел, Христос утвердил себя Господом всего, что имеет имя. В византийском богослужении по случаю этого праздника [76] есть слова о том, что ангелы не узнают Слово в этом Человеке, который во время Страстей стал красен, словно под давильней, и все же Он — «супруг крови», облаченный в преобразившуюся жизнь космоса, Царь Славы, который «поднялся над облаками, чтобы наполнить Собою все».
Крест становится, таким образом, новым Деревом жизни, оно делает доступным для людей «синтетическую» модальность творения. «Это дерево креста, — говорил во II веке Ипполит Римский, — я им насыщаюсь, укрепляюсь его корнями, вытягиваюсь под его ветвями, с наслаждением отдаюсь его дыханию… Это дерево, простирающееся так же далеко, как небо, поднимает с земли на небеса. Бессмертное растение, оно возвышается посреди неба и земли, надежная опора вселенной, связь всех вещей… космическое сплетение… Скрепленный незримыми гвоздями Духа — чтобы не дрожать, присоединяясь к божественному, — касаясь верхушкой головы неба, укрепляя своими ногами землю, а в промежуточном пространстве обнимая своими безмерными руками всю атмосферу, Он во всей полноте повсюду, во всех вещах… В своем вознесении (Он) отдал жизнь и силу трепетавшим вещам, и вселенная сделалась устойчивой, как будто это божественное растяжение и крестная мука пронизали все вещи. О Ты, который одинок среди одиноких и который всё во всем, пусть небеса примут Твой дух, и Рай — Твою душу, но пусть Твоя кровь останется на земле!» [77] Как мы видели, с крови начинается одухотворение жизни. Кровь убиения Бога — ибо Бог, сотворивший человека, согласился пролить ее добровольно — становится в своем самом изначальном смысле священной жертвой: она освящает землю. Отныне все, вплоть до антиномий, которые современная физика должна скрещивать, чтобы приблизиться к самой ткани мира, несет на себе знак Креста. «Сын Божий, — гласит другой великий доникейский текст, — чтобы быть распятым, наложил на вселенную свою крестообразную печать, каким–то образом скрепляя всю вселенную знаком Креста» [78].
Однако это преображение вселенной остается тайной потенциальной. Озаренный во Христе, мир остается застывшим в непроницаемости из–за непроницаемости людей. Состояние космоса требует не только того, чтобы Бог сделался человеком, но и того, чтобы человек сделался Богом. Христос дал людям способность принять Духа, то есть вместе работать ради космического пришествия Восьмого дня. Во Христе, где дуновение Святого Духа, новый эон, стало доступно людям.
Библия и святые отцы совершенно ясно свидетельствуют, что спасение не индивидуально, а космично. Пророки Ветхого Завета возвестили возвращение в Эдем большей славы, охватывающей все дела людей. «Ибо земля наполнится познанием славы Господа, как воды наполняют море» (Авв 2:14). «И заключу в то время для них (моих избранных) [79] союз с полевыми зверями и с птицами небесными и с пресмыкающимися по земле» (Ос 2:18). «Волк и ягненок будут пастись вместе» (Ис 65:25), «полевые звери прославят Меня, шакалы и страусы, потому что Я в пустынях дам воду» (Ис 43:20). Это столь свойственная Библии тема воды живой, Духа, «Подателя жизни», который делает мир садом, мир, превращенный нашими грехами в «пустыню бесплодных сердец». Но «они успокоятся от трудов своих, и дела их идут вслед за ними» (Откр 14:13). Пункт прибытия — это не только сад, который был райским пунктом отправления: теперь в этом саду есть и город — Новый Иерусалим, которому все народы воздают «честь и славу». В начале города есть сад, растения которого символизируют зародыши становления. А в конце его двойной символ куба и драгоценных камней — кристаллизация истории, но «как бы через огонь», который пожирает и преображает, ибо здесь говорится о драгоценнейших камнях, светоносных минералах величайшей плотности, открытых Славе. Подлинный космотеосис, если вспомнить слова Павла: «Все ваше; вы же — Христовы, а Христос — Божий» (1 Кор 3: 22–23). Вселенная в вас, если вы во Христе, ибо Христос — Бог. Эсхатологическая хвала 148–го псалма и трех отроков в печи (Дан 3) соединяется с видением на Патмосе: «И всякое создание, находящееся на небе и на земле, и под землею и на море, и все, что в них, слышал я, говорило: Сидящему на престоле и Агнцу благословение и честь, и слава и держава во веки веков» (Откр 5:13). «И сказал Сидящий на престоле: се, творю все новое [80]… Я есмь Альфа и Омега, начало и конец» (Откр 21:5–6).
Отцы разъясняют этот космотеосис путем диалектики сокрытого и открытого: «Сокрытый огонь, как бы погасший под пеплом этого мира… вспыхнет вновь и поглотит кожуру смерти» [81]. «Сокрытое внутреннее целиком охватит кажущееся внешнее» [82]. Самый впечатляющий пример универсалистской диалектики Максим Исповедник усматривает в неопалимой купине: «Этот удивительный неугасимый огонь, сокрытый в самой сущности вещей, как в купине», разгорится не для того, чтобы поглотить мир — разве лишь разделение и смерть, — но чтобы поглотить его в плероме, ибо огонь есть не что иное, как Бог, который проявляется как всё во всем [83]. Тейяр де Шарден раскрыл эту проблематику с невероятной силой, и именно здесь, а не в его теории эволюции, проявилось его подлинное величие: «Как молния,
