воды и вылил воду на одеяло.
На кухне стало очень угарно и я открыл форточку. Мишка тут же заявил, что ему холодно. И тогда пришлось укрыть его обгорелым и мокрым одеялом.
После этого мы решили больше не зажигать газ, не жарить картошку и вообще решили, что ничего до утра не будем есть.
Но не прошло и пяти минут, как Мишка стал хныкать, что он хочет жареную картошку.
Я ему сказал, что никакого газа я зажигать не буду и ему не дам. Даже если он попросит сварить ему яички, и то не дам.
Мишка сказал, что он всю жизнь не будет просить яичек, потому что из них вылупливаются цыплята, а хочет он сейчас только жареную картошку.
Мне так надоело слушать про то, как вылупливаются цыплята, и про жареную картошку тоже надоело!.. Я разозлился и сказал, что из жареной картошки тоже иногда вылупливаются цыплята, и поэтому её есть надо с осторожностью...
Хотя Мишка был очень сонный, но он всё-таки не поверил. Он сказал, что я глупый, и стал опять требовать свою жареную картошку.
Я повторил в двадцатый раз, что газ зажигать не дам, а если он не может обойтись без картошки, пусть ест сырую, мешать не стану.
Мишка ответил, что сырую картошку я могу есть сам, и опять начал хныкать и просить, чтоб я ему дал хотя бы кусок чёрного хлеба.
Он хныкал так противно! Можно было подумать, что он уже много-много дней голодает. Я не выдержал, достал из шкафчика полбуханки хлеба и сунул её Мишке — пусть ест и не хнычет.
Он сказал, что без масла он есть хлеб не будет. Но масло у нас находится всегда в холодильнике, а холодильник стоит в коридоре, совсем близко от большой комнаты, где спят мама и папа.
Я постарался спокойно объяснить, что если я начну открывать и закрывать холодильник, то могут проснуться родители, и тогда нам влетит.
Мишка сказал, что влетит только мне, а ему не влетит, потому что он маленький. Как газ зажигать и палить одеяло, тут он не маленький, а как должно влететь, тут он, оказывается, маленький.
В общем, Мишка согласился есть хлеб без масла, но при одном условии, что я всю ночь до утра буду с ним играть в военно-морской бой.
Пришлось согласиться. Лист бумаги мы нашли на кухне и карандаш нашли на кухне. Нужен был ещё один карандаш.
Я вспомнил, что один цветной карандаш уже давно закатился под кровать. Мне всё время было лень его достать. Но тут я сказал Мишке, чтобы он подождал, а сам тихо, на цыпочках, вошёл в нашу комнату, полез под кровать. И хотя зашиб голову, но карандаш нашёл.
Когда я вернулся на кухню, Мишка... спал.
Он спал, положив голову на стол, около полбуханки хлеба.
Сначала я хотел отнести его и положить на кровать. Но, знаете, какой Мишка тяжеленный? Он каждый день пьёт рыбий жир и весит сейчас прямо столько, что не донесёшь... Я и решил — пускай он спит на кухне, а сам сел за стол и стал рисовать.
Я успел нарисовать парус, стал вырисовывать лодку, и даже не помню, как заснул...
Вы представляете, какой утром был шум? Входит папа утром на кухню, смотрит — сидят два его сыночка, закутанные в одеяла, и спят. На столе — изгрызенная полбуханка хлеба, а на полу — лужа, потому что вода, которой мы гасили огонь, не успела высохнуть...
Он, конечно, позвал маму и бабушку. И мне, конечно, влетело и за себя, и особенно за Мишку. Я уже привык, что мне постоянно влетает, но разве я виноват, что Мишка так любит тайны?..
Невезучка-киноартист
В один прекрасный день возвращаюсь я из школы домой и вижу: навстречу мне идут двое и всё смотрят и смотрят на меня — худой такой мужчина в берете и женщина в тёмных очках против солнца, а на плече у неё висит фотоаппарат.
Мужчина в берете говорит:
— Мальчик, постой!
Я остановился. А он показывает женщине на меня и спрашивает:
— Годится?
Она отвечает:
— Пожалуй.
Я тут же захотел убежать, но худой мужчина схватил меня за руку, потом повернул мою голову в сторону и стал смотреть на меня сбоку.
Я опять захотел убежать, но как убежишь, когда они меня держат: мужчина — за руку, а женщина — за плечо?..
Худой говорит:
— Мальчик, не вертись, пожалуйста, мне нужно рассмотреть твой профиль.
Странные какие-то люди: человек возвращается из школы. Идёт тихо, спокойно, никого не трогает, а они вдруг налетают и начинают рассматривать профиль...
Наконец мужчина в берете сказал:
— Подходяще, Анна Давыдовна. — И потом спрашивает у меня: — Кино любишь?
Смешной какой-то: как будто можно не любить кино...
— Конечно, люблю.
Молодец. А сам сниматься хочешь?
— Я?..
— Конечно, ты. В фильме хочешь сниматься?
Тут я сразу понял. Просто они работают в кино и ищут мальчика, чтобы он играл в новом фильме!.. Конечно, а тут же согласился.
Женщина Анна Давыдовна сказала:
— Уже завтра тебе надо быть на студни, сумеешь?
— Ясно, сумею!..
Они узнали, что я живу совсем близко, и пошли вместе со мной домой договариваться, чтобы мне разрешили сниматься.
Дома были бабушка и мама. Сначала мама была против того, чтобы я снимался в кино. Но когда она узнала, что я буду занят только три или два дня, — согласилась.
Анна Давыдовна пообещала договориться с моей классной руководительницей, чтобы мне разрешили два или три дня не посещать школу.
На следующее утро бабушка привела меня на киностудию.
Вот это да!.. Чего я там только не увидел! Какой-то курносый старичок ходил с настоящей царской короной на голове, а его костюм тащился сзади, прямо пол подметал. Потом я увидел огромного дядьку, великана, а борода у него была красная, до самого пояса... И ещё много-много переодетых артистов. И никто из них на меня не обращал никакого внимания, хотя я тоже должен был сниматься. Может быть, они просто не успели ещё узнать об атом?..
Меня и бабушку привели в большой зал. Он называется — павильон. Потолок там высокий, почти как в цирке. И отовсюду — и сверху, и с боков наставлены огромные электрические приборы, они называются юпитеры.
