выходе: 'Я не знаю, как вы с ним живете!'
Я вспомнила, каким Виктор был тогда, давным-давно, когда я практиканткой пришла к доктору. Мой возлюбленный изменился. И рецидивы нас больше не посещали, даже с плохим настроением Виктор научился справляться.
- Все, Брижит, мне пора, - Виктор оказался уже в коридоре. Я пошла за ним.
- Будь умницей и не обижай доктора! - напутствовал Виктор, надевая куртку, пытаясь меня обонять на прощание и взять рюкзак одновременно.
- Его обидишь, как же.
- Тогда передай, чтобы не обижал тебя, - Виктор поцеловал меня в нос и исчез за дверью, чтобы стать музыкальным тираном, грозой скрипок и бубнов на студии.
До работы было еще полтора часа. Я лениво собиралась. После вчерашнего празднования защиты дипломной работы голова не болела, но руки и ноги не слушались. Теперь через две недели Брижит Краус дер Сольц станет дипломированным психиатром с лицензией на пять лет. Доктор был мною очень доволен.
Я защищалась почти без волнения. Оценка особо не имела для меня значения, только факт - будет доктор мною доволен или нет. Всю речь защиты ван Чех слушал меня с мрачным видом. Он подпер подбородок руками, одним пальцем гладил бородку. Он смотрел на меня, не мигая, напряженно и без любопытства, в тех местах диплома, вокруг которых шли особенно жесткие баталии во время написания, доктор жевал нижнюю губу.
Я выступала первой, по жеребьевке. Закончив читать, я спросила, как это положено:
- Ваши вопросы?
Ван Чех откинулся на спинку стула без намека на облегчение и обратился к декану.
- У вас есть вопросы?
- Нет, - декан приоткрыл свой единственный глаз, и его разбойничья рожа отразила мировую скуку.
- У меня есть к вам пара вопросов, - пробасил доктор.
Нехорошее предчувствие меня посетило, во рту пересохло.
- Вы сказали, что применение несильных нейролептиков, даже в микродозах неблагоприятно влияет на общее состояние здоровья ребенка с психическим нарушением. Это так. Но Вы ничего не сказали об альтернативе. Что применять в случае, если нейролептики приносят больше вреда, чем пользы?
- Седативные растительные препараты, - ответила я.
У нас с доктором этот вопрос был принципиальным. Доктор мало того, что был опытнее меня, так еще и в фармакологии сильнее. Фармакология же моим коньком не была никогда. Столько усилий приходилось вкладывать, чтобы постичь эту науку.
- Допустим, ребенок с маниакальным психозом пьет пустырник. Он окажет только общеуспокаительное воздействие. Мозг ребенка не будет готов к активному воздействию. Нейролептики в микродозах подготовят, сделают психику более пластичной, облегчат выход ребенка из состояния психоза.
- Необходимо выбирать наименее травматичные, но более эффективные методики, отталкиваться от сохранных функций мозга ребенка, - ван Чех усмехнулся и погладил пальцами верхнюю губу, над которой чернели отращиваемые доктором усы.
- Это все лирика, - буркнул декан.
Доктор тянувшийся задать еще вопрос осел, поскучнел. Меня потряхивало, я не ждала, что ван Чех вот так вот начнет меня 'валить'. Значит, он недоволен моей защитой, значит, что-то пошло не так. Я вернулась на свое место. На некоторых моих однокурсников было жалко смотреть. Все сидели бледные, вялые, на лицах некоторых оставила свой отпечаток безнадежность. Доктора знали все, он согласился вести какой-то полугодовой спецкурс, на котором под страхом смерти запретил мне появляться. Спецкурс был очень популярен среди будущих выпускников. Никто не ожидал, что вечно веселый доктор на защите окажется таким жестким. Если он меня валит, свою дипломницу, то, что же будет с остальными? Этот вопрос витал в воздухе.
Все защищались быстро, ван Чех почти не задавал вопросы. Но если задавал, а таких было еще 2 или 3, то защита затягивалась минут на двадцать. Каждый раз декан недовольно прерывал доктора словами: 'Это все лирика, уважаемый!'
Наконец, экзекуция кончилась, нас выгнали в коридор. Разговоров только и было, что о поведении ван Чеха на защите. Никто не ожидал от него такого. В шоке были и те, кого он спрашивал и особенно те, кого он пощадил. Я не говорила, только наблюдала и слушала. Доктор приучил меня в первую очередь собирать материал, а потом уже анализировать ситуацию.
Я не видела разницы между теми, кого доктор не трогал и кто подвергся допросу. Я, как и некоторые другие допрошенные, особенных надежд не подавала, надеялась на твердую четверку, потому что три получить на защите еще нужно очень постараться, а четверка всегда гарантирована. Среди допрошенных не было ни одного отличника из тех, у мог быть красный диплом. Зато были хорошисты, кто надеялся на 'отлично'.
Нас наконец-то позвали в конференц-зал, где должны были сообщить оценки. Все, как один бледные мы зашли туда.
- Оценки объявит доктор медицинских наук Вальдемар Октео ван Чех, - мрачно проревел декан.
- Спасибо, коллега, - легкомысленно отозвался доктор.
- Ты же так рвался, - буркнул декан.
Доктор ответил ему полным братской любви нежным взглядом.
- Брижит Краус дер Сольц - отлично, - объявил доктор, не глядя на меня.
Я отмерла. 'Как 'отлично'? Зачем 'отлично'? - недоумевала я.
В результате все опрошенные получили твердое 'отлично'. Были пара отличников, у кого 'обломился' красный диплом. На все вопросы по выставлению оценок доктор отвечал с убийственно серьезным видом. Декан даже защищал его от наиболее ретивых студентов.
- Поймите же, наконец, молодые люди, - увещевал доктор, - В дипломе, каким бы спорным или классическим он не был, важна перспектива. Важно, чтобы мы видели, что вам есть куда развиваться, стремиться. Если мне было не совсем понятно, есть такой потенциал или нет, я задавал вам вопросы.
Когда вы пишете диплом, в не просто тупо пытаетесь уместить три тысячи книг на пятидесяти листах, а все же в первую очередь оцениваете прочитанное. Если же оценка вам удается слабо или не удается вовсе, то почему я должен ставить вам 'отлично'? Потому что вы прочли три тысячи книг?! Ну, молодцы, чтение, конечно, развивает мозг, но смысл от такого развития, после которого не возникнет качественного перехода на новый уровень.
Пусть это 'хорошо' станет единственной вашей бедой отныне. Я искренне желаю вам счастья и самопознания.
Перечитайте диплом, поймите, куда вам двигаться дальше. Наука не стоит на месте, она движется. И ваши знания я могу считать уже устаревшими, а мои, - доктор посмотрел на часы, - устареют минут через десять. Поэтому у меня больше не времени, друзья.
И, да, на заметку самым оголтелым, у меня сильные руки и я хорошо дерусь, так что, просьба молодым людям разжать кулаки, - с этими словами доктор посчитал 'пресс-конференцию' законченной и стал собираться.
Конечно, те, кто получил 'хорошо' были на доктора злы. Научные их руководители, как ни странно, доктора поддержали. Наши преподаватели вообще внезапно открыли свое истинное лицо. Мнение их было следующим: 'Если ты сам не желаешь развиваться, зачем я должен тебя куда-то тащить, я же тебе не мать родная. Мое дело помочь развиться, а не пинать под зад'. В общем, все они были согласны с доктором.
Через неделю, я снова вышла на работу. В первый же день доктор быстро расквитался со всеми своими больными и посвятил день нашему с ним общению. Долго и с любопытством выспрашивал у меня, какова была реакция моих однокурсников, долго ли его костерили.
- Да, пару жалоб на вас написали, - отмахнулась я.
- Жалобы?! - доктор аж подскочил на месте от удовольствия, - надо сходить почитать.
На следующий день доктор пришел с кипой бумаг. В стопке было штук пятьдесят листов.
- Их не пара, а всего пять, - недовольно сказал доктор, - Но каждая - шедевр… наверное, я еще не
