себе. Может быть, потому, что Славка и вправду мне нравился, я не могла отделаться от ощущения некоей смутной вины перед ним; чуть слышные, но противные голоса в моей голове назойливо шептали, что нынешней ночью я хитро, цинично, каким-то изощренно-парадоксальным образом обманула славного парня.
4
Примерно недели две спустя я стала замечать, что мой рейтинг у однокурсниц растет с бешеной скоростью, - когда я пробираюсь между рядами к своему месту, наложницы провожают меня завистливыми взглядами, жрицы поджимают губки, а чинные матроны, склоняясь друг к дружке, шепчут: «Это она». И немудрено… Начать с того, что мне больше не было нужды, как многим из них, изощряться в сценарном искусстве, вплетая себя в долгие, романтические, заимствованные из дешевых телемелодрам сюжеты: весь факультет и так уже знал, что «у Юлечки есть парень», - а что такое «встречаться со
Я и сама, бывало, умирала со смеху, стоя за колонной и тайком наблюдая, как он, растопырив свои длинные худые ручищи (зрелище это почему-то неизменно приводило мне на ум крылатую фразу М.В.Ломоносова: «Широко простирает химия руки свои в дела человеческие!»), гоняется по холлу за перепуганными Космосестрами с воплем: «Девчо-онки, я хочу вас трахнуть!!!», - а те, визжа, открещиваются растопыренными пятернями да прикрывают раскрасневшися лица яркими адаптированными Библиями.
Со временем факультетский холл стал Славке тесен, и он расширил сферу своего влияния, приноровившись посещать лекции «вольным слушателем»; тут-то мне стало не до смеха - я не знала, куда деваться от неловкости, ибо руки у Славки так и чесались. Он не знал большего удовольствия, чем «доводить препа»: воткнет, скажем, шило в карандаш и мерно постукивает-блямкает им о краешек стола, имитируя звук падающих капель. Раз от разу эта невинная шутка заставляла моих однокурсниц недоуменно крутить головами, а взмыленного педагога - нервно метаться по аудитории в поисках фантомной раковины, пока, наконец, все не привыкли к странной акустической иллюзии и не перестали спрашивать друг друга: «Где это каплет?»; вот и я ничуть не удивилась, когда в один прекрасный день невидимая капель не прекратилась и после того, как обе Славкиных руки оказались у меня под юбкой, - а, следовательно, физически не могли продолжать игру с шилом. Гарри с детства приучил меня к разного рода мистификациям, - вот и теперь я была уверена, что имею дело с каким-то ловким фокусом, который мне даже неинтересно было разоблачать; но вскоре оказалось, что Славка, в отличие от друга детства, натура вполне земная и предпочитает иллюзиям грубую реальность. Наутро, поднявшись в аудиторию, я с ужасом обнаружила, что новехонький, только-только настеленный после ремонта паркет стоит горбом, раззявливая зубастую пасть в широкой издевательской ухмылке; разгадка этого странного природного феномена поджидала меня вечером в холле - где, разразившись идиотским гоготом, сообщила, что, если отвернуть до отказа симпатичный вентиль на отопительной батарее, то получится вполне
Столь же изобретателен был Славка и в любви, и когда однажды отец, улегшись на тахте с журналом, вдруг недоверчиво хмыкнул и пробормотал: - Так… а это что такое?.. - я чуть не поседела от испуга; но он тут же добавил: - А-а, это я по ошибке прошлогодний прихватил! - Ну, слава Богу, а я-то уж думала - наручники или яркую резиновую насадку в виде головы дракона!.. Но опасность подстерегала нас совсем с другой стороны. Как-то раз, нежно прощаясь со мною за порогом, Славик машинально, по привычке, затушил окурок о соседскую дверь; к несчастью, именно в этот момент старый подполковник, ветеран ВОВ, пристроился к «глазку», заинтригованный необычным и подозрительным шуршанием на лестничной клетке… Похоже, увиденное так потрясло его, что он решил принять меры. Несколько дней спустя, когда мы со Славкой только завершили первый раунд и мой друг, как был, в костюме Адама отправился в кухню - достать пиво из холодильника, - в прихожей вдруг с лязгом повернулся ключ и вошла мама; несчастный альбинос, пойманный с поличным, до того растерялся, что не нашел ничего лучшего, чем растопыриться посреди коридора в глубоком реверансе - и тупо, смущенно заржать прямо в лицо будущей теще: - Го-го- го-го-го!.. - Боже, что тут было! Описывать все происходившее в тот вечер в нашей квартире я, простите, не возьмусь… скажу лишь, что с тех пор для нас со Славкой настали трудные времена, ибо приводить его к себе я больше не решалась - мама была настороже! - а другого «дома свиданий» у нас не было: Славкина квартира (этажом выше Гарриной, но не прямо над ней, а рядом) и вовсе не годилась для этой цели.
Там, в двух смежных комнатах, ютилось веселое семейство о шести головах - бабушка, дядя, отец с матерью, младший брат Ванька - ух, до чего ж подлючий пацан!.. До сих пор дрожь пробирает, как вспомню дохлого таракана, которого он как-то за ужином подбросил мне в тарелку! - и, наконец, сам Славка, давно выросший из всех кроватей - поэтому его укладывали спать на полу в комнате родителей, узком «пенале», в торце которого был маленький чуланчик. На ночь дверь его открывалась настежь - и бедняга, наконец, получал возможность вытянуться в полный рост… Излюбленное Славкино детское воспоминание, которое он смакует, бравируя цинизмом и щерясь по-звериному, это: как родители, укладываясь, тихонько спрашивают: - Славочка, ты спишь, сынок? - и, получив в ответ ровное, но фальшивое посапывание, без боязни приступают к некоей забаве, чей смысл Славочка, просвещенный местным хулиганьем, уже в те юные годы понимал преотлично; он даже уверяет - как психолог я не могу этому поверить! - что получал от спектакля массу удовольствия - а порой и сам приобщался к процессу, доходя до кульминации синхронно с родителями… Вообще у Семиведерниковых чувство стыда считалось анахронизмом (так что даже непонятно было, откуда в Славке столько чуВственности!): всякую там женскую гигиеническую мелочевку Славкина мама бросала где попало, - а то, что оказывалось в мусорном ведре, раздирал в клочья и разбрасывал по всей квартире облезлый фокс Пират; на двери ванной не было и намека на задвижку или крючок - и несколько раз я, необдуманно торкнувшись туда, с ойканьем ретировалась; ну, а уборной тут зачастую и вовсе пользовались сообща, ради экономии времени, - и лишь иногда можно было видеть, как страдающая недержанием баба Таня, старейшина племени, с искаженным лицом топчется в коридоре, осыпая бессильными проклятиями «засранца Ваньку», намертво застолбившего заветный уголок...
В общем, вскоре стало ясно, что единственный выход из нашего затруднительного положения - это снять «хату»; уж не помню, кто первый заикнулся об этом - я или Славка? Впрочем, скорее всего, идея принадлежала Гарри, который, как и прежде, любил держать все под контролем - или, как он выражался, «играть в живые шахматы». По-первости он даже выручал нас, на часок-другой предоставляя свой стол и кров (ему, конечно, приятно было думать, что он, как всегда, - главное лицо в нашей «лав-стори»!). Увы, очень скоро ему пришлось столкнуться с тем, что белая пешка по имени Славка ведет себя не совсем так, как хочется игроку… Пивные бутылки под кроватью и плавающие в унитазе бычки брат еще какое-то время ухитрялся терпеть - хотя я-то могу себе представить, как все это его бесило! - но, когда Гарри обнаружил, что велюровый диван прожжен в нескольких местах, череп на столе полон пепла, а хрустальный шар, захватанный жирными пальцами, помутнел и перестал предсказывать будущее, он, наконец, взбунтовался - и Славка был с позором изгнан из святилища. После его конфузливого, с поджатым хвостом бегства оскорбленный маг еще минут пятнадцать безостановочно расхаживал по кабинету с тлеющей ароматической палочкой в руках, плюясь и бормоча заклинания (а, может быть, ругательства?), - но так и не посмев ни в чем упрекнуть меня, с виноватым видом сидящую на оскверненном диване.
