пожаловали, палец в рот не клади — руку оттяпают и до печенки доберутся! Ловкие, гниды! И с опытным главарем. Каргин вздохнул; полуправда кончилась, осталась только правда. — В общем, приготовили ловушку, и Бобби в нее влип. Вместе с Крисом, Томом и Тейтом… Не мучились, погибли сразу, под пулями…
Мэри-Энн прерывисто вздохнула, но глаза ее были сухими.
— Ты сам это видел?
— Даже со свидетелем, — Каргин погладил приклад винтовки. — Теперь, сестричка, ты сделалась очень важной персоной… не бесприданница — наследница… Если это тебя утешит.
— Мне утешения не нужны, — голос девушки был невыразителен и сух; ни эмоций, ни признаков горя — видно, кровь Халлоранов брала свое. — Я знала, когда-нибудь так и кончится… Боб… он… Он был неудачником, как мать и отец. Таким, я думаю, родился. Неудачник — это ведь очень заметно, ковбой! По многим признакам, и по тому, что все, кто рядом с ним, становятся точно такими же. Это как заразная болезнь! Взять хотя бы эту стерву Кэтрин Финли… Очередной дядюшкин план и очередной провал. То есть я хочу сказать, планировал Патрик, а провалился Бобби..
— Ну-ну, — промычал Каргин, навострив ухо. — И что там провалилось?
— Интересуешься, ковбой? — Мэри-Энн окинула его холодным взглядом. —
Интересуешься, я вижу… Эта Кэти Финли — дочь Барбары Грэм, последней дядюшкиной пассии. Он чуть на ней не женился лет тридцать назад, да передумал, решил, что староват для брачных уз. А через год она обвенчалась с Дугласом Финли. Грэмы и Финли — с Восточного побережья, из Филадельфии. Знать… Благородные предки, но не британские, шотландские, гордость, порядочность, и ни гроша за душой. Нищие, как церковные крысы! Но дядюшка их подкормил. Он, знаешь ли, бывал сентиментальным… когда ему выгодно…
Каргин, изобразив недоумение, пожал плечами.
— А в чем тут выгода?
— Хотел, чтоб Кэтрин вышла за Боба и поскорей отправилась в родилку, за наследником.
— Но ведь Бобби и есть наследник. Он…— начал Каргин, уже не с притворным, а настоящим удивлением.
— Бобби, Бобби!.. — передразнила Мэри-Энн. При чем здесь Бобби? Что ты знаешь, Керк! У старого козла, была одна привязанность — не шлюхи, которых он трахал после дипломатических приемов, и даже не Барбара Грэм, а мисс “Халлоран Арминг Корпорейшн”! Ее высочество ХАК! И он считал, что должен отдать ее в крепкие руки — не женские и не такие, где ноготки покрашены голубым. Он просто шизанулся на этой идее, клянусь! Так что Боб для него не наследник. И с Кэти, сучкой, ничего не вышло… Она-то была согласна, старалась, как девка панельная, да Боб не смог… не может он с женщиной, понимаешь?
— Понимаю…— протянул Каргин. Он уже жалел, что отдернулась очередная занавеска над семейными тайнами Халлоранов. Лучше было б вспоминать о Кэти как о сладком сне в солнечном Фриско. Море, пальмы, китайский ресторанчик, смуглая девушка и остальной калифорнийский антураж… Но миром правили деньги, и в борьбе за них девушки были таким же товаром, как нефть, оружие, зерно и ножки Буша. Что в Сан-Франциско, что в Париже, что в Москве…
Его вновь пронзило острое чувство нереальности происходящего. Он был здесь лишним, чужаком — наемником, потерявшим хозяина, сцепившимся с такими же наемниками неведомо зачем и почему. В этом он был не похож на Тома и не мог сказать, за что и за кого сражается, так как их воспитание, менталитет и цели различались не меньше, чем вольная новгородская дружина и отряд дисциплинированных самураев. Томом руководила личная преданность хозяину, тогда как Каргин нуждался в ином, в некой позитивной идее, способной оправдать его существование. Эта потребность являлась чисто российской традицией, она не разменивалась на деньги, не продавалась за почести, власть и обещания любви, и тот, кто эту идею терял — неважно, по собственной воле или по другим причинам — терял вместе с ней и нечто большее. Понятие о добре и зле, о долге и справедливости, о собственном предназначении и месте в жизни.
'Где оно, это место? — с тоской подумал Каргин. — Может быть, в яме среди афганских гор?” Среди погибавших солдат, которыми он никогда не командовал, не вел их в бой, и все же был им что-то должен — что-то такое, чего они уже исполнить не могли. То, что исполнялось на своей земле, к которой, по большому счету, Афганистан, Ирак, Ангола и этот остров никак не относились. Ровным счетом никак.
— Что молчишь? — спросила Мэри-Энн, и он очнулся.
— Думаю… Вспоминаю…
— Думаешь о стерве Кэти?
— И о ней тоже. За что она тебя так не любит?
— Мы крепко цапались… не раз… Наверное, я была не права… говорила, что настоящей женщине удалось бы расшевелить Бобби… А она, — Мэри-Энн вдруг хихикнула, — она обозвала меня тощей шлюхой. Надо же! Конечно, я не мисс Америка и, может, шлюха, но не тощая! Я — девушка в теле! Желаешь убедиться, ковбой?
Нэнси вдруг пришла в игривое настроение, прижалась к Каргину, подставляя губы. Глаза ее подернулись туманом, поясок шортиков был расстегнут, сквозь прореху просвечивала грудь с розовым соском.
— С кем тебе было лучше, — проворковала она, — с ней или со мной? Хочешь попробовать еще разок? Чтоб сделать правильный выбор?
'С чего ее так разбирает?.. — подумал Каргин. От бренди с персиками?”
Но вслух произнес:
— Время неподходящее, детка. Кроме того, с мисс Финли меня связывают только служебные отношения. Случалось, правда, мы болтали о том, о сем…
— О чем же?
— О Париже.
— Я тоже хочу поболтать о Париже, — сказала Мэри-Энн и принялась стягивать майку.
Но Каргин шлепнул ее по перепачканному песком бедру и встал, натягивая берет.
— Сказано — не время! Прибереги свою энергию для джунглей.
— А что мы там будем делать, дорогой?
— Прятаться, ma chere, [9] прятаться. Ты ведь не думаешь, что я перебил всех нехороших парней?
В небесах вдруг загудело. Вначале рокот был отдаленным, едва слышным, но с каждой секундой он становился все отчетливей и сильнее, будто к острову неслась эскадрилья разъяренных пчел. Звуки наплывали с севера, дробились в зубчатых коронах скал, перекликались отраженным эхом и падали вниз, сливаясь с шелестом волн и листьев. Затем мощное ровное гудение заглушило их, и хотя утесы загораживали от Каргина северный небосвод, он догадался, что над поселком и бухтой кружат самолеты. Скорее всего, не меньше пяти-шести.
— Джунгли отменяются, — сообщил он Мэри-Энн и выскочил на пляж. Но не узрел ничего интересного — скалистые стены над Лоу-Бей ограничивали видимость.
Каргин вернулся под деревья.
— Хорошо бы подняться наверх… Туда! — он бросил взгляд на смотровую площадку. Она являлась лучшим пунктом наблюдения, самым досягаемым и безопасным, если учесть, что в Хаосе еще бродила пятерка басурман. К тому же к ней вела дорога, недлинный серпантин, соединявший пляж и рощу с Нагорным трактом. Четверть часа, и они доберутся до площадки.
— Кто-то прилетел? За нами? Значит, приключения кончились, ковбой? — поправив майку, Мэри- Энн с широко раскрытыми глазами вслушивалась в слитный гул моторов.
— Еще не знаю. Смотря кто явился, и зачем. Так что автомат не бросай! — он схватил ее за руку и потянул к дороге.
Они шагали быстро, молча, сберегая дыхание. Серпантин поднимался вверх шестью извивами, и за последним поворотом, когда деревья расступились, стали видны узкий пояс Нагорного тракта с мостами, туннелями и круглой пряжкой-озером и дворцовая кровля с ажурным цветком антенны. В небе серебристо- серыми тенями мелькали самолеты: три “оспрея” — над взлетным полем и бухтой, а два, большие транспортные “бо-инги” — над виллой и прилегавшим к ней садом. Эта пара кружила в вышине, и пространство под ней было расцвечено яркими прямоугольными кляксами парашютов. “Сотни полторы”, —
