— Отходим к Фреоне! Шевелитесь! Дубин, держитесь, сейчас я восточников на них пущу. Главное выберитесь из лагеря, там уже раксы бегают!
Бойцы потащили пушки назад. Потащили быстро, не жалея себя — падая в грязь, упираясь с завязнувшие колеса плечами, получая дротики со всех сторон. Кучка растерявшихся восточников, реагируя на крики Дубина как на хоть какое-то руководство, кинулась помогать, прикрывать артиллеристов своими щитами.
С треском отлетело колесо, утонуло в грязи. Орудие завалилось на бок, переломив голень зазевавшемуся восточнику. Перекрикивая вой раненого, Дубин заорал:
— Бросайте ее на хрен! Вытягивайте остальные!
Ну в самом деле — не на руках же теперь ее нести?
Второй раз за этот день батарее пришлось преодолевать западную ограду лагеря. Ребята привычно расшатали колья, выдернули, отбросили в сторону. Одна пушка завязла в рыхлой глине низенького вала, к ней кинулись все кто мог, протащили вперед. Позади взревели — десяток раксов прорвавшись через защитников пробежал мимо батареи. На пушки, к счастью не обратили внимания — тупые гориллы неслись четко к центру лагеря. Наверное, думали, что среди шатров и палаток добыча будет получше.
К Дубину подскочил Круг — узнать его можно было лишь по кольчуге и приметному поясу с медной пряжкой. Мэр, славящийся своей аккуратностью и чистоплотностью, на себя похож не был — в грязи с ног до макушки, шлем разбит, из пробоины виднеется разорванное ухо, кровь стекает по щекам и густо струится из обрубков, оставшихся от пары пальцев.
— Дубин, нам конец! Они нас смяли! Их дохрена!
— Круг не ори! Давай, пошли с нами! Еще не все потеряно!
В отличие от запаниковавшего мэра, Дубин видел, что до полного разгрома далеко. Первые хайты, просочившиеся в лагерь, вызвали волну паники, и большая часть бойцов кинулась к Фреоне. Оставшиеся сейчас метались как птицы в клетке, не зная куда бежать. Вот таким, потерявшим голову от страха, точно хана, а остальные еще побарахтаются. Главное, успеть выстроить шеренги стрелков на перешейке перед мысом — там уж точно не окружат.
Мимо пронеслись первый всадники — Монах не подвел, кинул конницу восточников в бой. С пехотой рыцари воевать умеют, и теперь хайтам будет чем заняться. Теперь главное успеть крепко встать на ноги на том мысу.
Эх — почему сразу туда не пошли? Теперь, после этой лавины хайтов, пара крейсеров уже не казалась такой уж страшной вещью.
«Находка» удирала от крейсера. Самое маленькой суденышко флотилии пустили дразнить гигантов вполне сознательно — по такой скорлупке попасть труднее. Рулевой клот делал почти невозможное — кораблик чуть ли не плясал, уворачиваясь от снарядов. К счастью, сейчас в него била лишь одна носовая пушка, раз из четырех подбить не смогли, но из одной и подавно не подобьют.
«Арго» и «Варяг» стояли вдалеке, у самой середины реки. Команды, высыпав на палубу, напряженно следили за ходом боя. Бум даже ставки пытался заключать на успех атаки. Издалека казалось, что этот «выпад Моськи против слона» закончится после первого же залпа «слонов». Но нет — дальнобойные пушки били лишь в воду, хотя иной раз и в опасной близости от «Находки». Паук, подведя судно на полтораста метров к первому крейсеру, разрядил в него носовую баллисту, а затем с разворота пульнул из пары пушечек ядрами. Особого ущерба, естественно, не нанес. Но хайты обиделись.
Очень обиделись.
Три ряда весел опустились в воду, трирема кинулась на обидчика. Конечно, долго гнаться она не стала бы — одумались бы быстро и вернулись на прежнюю позицию. Но тут хайтам улыбнулась удача — мотор «Находки» зачихал, затем стал гудеть гораздо тише. Судно резко снизило ход, а от кормы потянулась струйка дыма. Решив, что посудина островитян теперь не сможет уйти, крейсер продолжил погоню, продолжая на ходу бомбардировать желанную добычу. Попасть трудно — «Находка» держится на предельной данности стрельбы, ну да ладно, скоро трирема разгонится, тогда уж точно догонят.
Хайты жестоко ошибались — ни малейших повреждений «Находка» не получила. Мотор работал как часы — не зря за ним целых три механика присматривали. Просто обороты убавили, заманивая противника кажущейся беспомощностью. Дым на корме так же имел вполне прозаическое объяснение — на жаровне жгли вязанки тростника, поливая их рыбьим жиром и водой.
Олег поднес к губам трубку:
— Паук, вы как там? Штаны сухие?
— Суше не бывает — я их пять минут назад сменил… второй раз. Олег, этот рейдбосс чуть нам нос не снес — растяжку на мачте перебил!
— Держись Паучара — оттащи его подальше и потаскай среди островов.
— Еще пара запасных штанов осталась — полчаса продержусь. Давайте там, живее — топите этого гада! Перед выстрелом из пушки у них дымок зеленоватый лезть начинает, как его заметите, сразу в сторону идите — бьют эти суки метко. Не давайте в себя попасть!
— Постараемся.
Вода и воздух при подходящих условиях способны сотворить нерукотворное чудо. Из простой скалы ваяют человеческие головы, на которых все до мельчайшей черты лица можно разглядеть при доле фантазии, или просто столбы каменные возводят, будто великаны застыли. Бывают чудеса и покруче — тот же Большой Каньон, к примеру. Хотя, это все мелочи — весь рельеф, весь облик планеты, по сути, результат борьбы этих поверхностных стихий со стихией огня, заведующей глубинными процессами. И не понять, что тут создает, а что разрушает.
Неизвестно, какая стихия постаралась здесь больше других, но результатом ее работы стала странноватая форма рельефа. Местные называли ее «Тещин нос», или «Тещин мыс», а если коротко, то просто «мыс». Обрывистый берег Фреоны тянулся с юга на север почти под линейку, но здесь это правило давало исключение — к ровному срезу обрыва будто треугольный кусок пирога придвинули. Склоны этого «пирога» чуть ли не вертикальны, а с берегом он соединяется перешейком менее сотни метров шириной.
Монах давно оценил удобства этой позиции, и поставил здесь наблюдательную башню. На десяток километров вокруг людей не было — солдаты единственные обитатели этой красивой, но неудобной для житья местности. Нет, местность сама по себе ничего, но постоянные набеги мелких шаек хайтов обстроится здесь никому не давали. Служба в подобных гарнизонах была уделом новобранцев, или провинившихся — или от скуки воешь, или шкуру свою спасаешь.
Хайты, начав вторжение, башню сожгли в первый же день. Неизвестно, спасся ли гарнизон, да и не важно — сейчас в руинах башни размещался медпункт. Палатки и шатры остались в брошенном врагу лагере, так что над ранеными даже тент сделать не из чего. Ну зато не в чистом поле валяются — обгоревшие бревна стен хоть какая-то защита от ветра.
Дубин лично довел сюда Круга — к тому времени у мэра начал проходить шок — он так и норовил завалиться. Шлем с него артиллеристы снять не смогли — секира ракса прошлась вскользь, распоров сталь будто бумагу и перекосив всю конструкцию. Пусть теперь санитары думают, как добраться до раны — пушкарям не до этого.
Оставив Круга, кинулся к батарее. На бегу оглянулся на реку, нахмурился. Видимость сейчас была хорошей, будто не сезон дождей, а сухой летний день — черточку крейсера хайтов видно было отлично.
Заглядевшись, чуть не столкнулся лоб в лоб с Монахом.
— Дубин, стой! На сколько твои пушки могут бить?
— Если ядром, то метров на четыреста более-менее прицельно могу. Дальше уже очень трудно… практически бесполезно.
— Плохо. Если подойдет крейсер, он близко держаться не станет, у них осадка большая. Не добьем мы до него…
— А если и добьем, что толку? Ядра ему что горох…
— А бомбами?
— У бомб дальность боя еще меньше. Да и шрапнелью его не напугать. Хотя… хотя идея есть одна. Читал когда-то…
— Что?
— Да ничего. Попробуем мы.
— Пробуйте. А то, похоже, от Олега вашего толку нет — не вижу я его.
Добравшись до батареи, Дубин приказал:
— Давайте все пушки за мной, на левом фланге встанем. Если свалка начнется, хоть маленько вдоль линии сможем бить, да и по реке палить.
— По реке?! — недоуменно поинтересовался кто-то из бойцов.
— Ну да. Вон, корабль их стоит. Запросто может подойти и бомбить начать. И давайте кустов этих нарубайте — надо хороший костер устроить.
— Это дело — погреемся.
— Мы и без костра не замерзнем — огонь для дела нужен. И от развалин тех бревен принесите, чтобы побольше жар был. Эй, Пашка, клещи остались?
— А куда они денутся? Вон, из ящика ручки торчат.
— Вот и хорошо. Они нам пригодятся. И давайте веток побольше рубите, чтобы ни кустика не осталось, надо хоть какую-то баррикаду вокруг батареи соорудить.
Эх — не успеть людям окопаться. Вон, уже фраки неподалеку гарцуют. Мало фраков — десятка полтора, но это так… разведка. Сейчас подойдет их пехота, и начнется… Опять начнется… А ведь отступать больше некуда — позади река. Если не выстоят люди, то придется прыгать в холодную воду с многометрового обрыва. И все — конец войне. После такого разгрома уже не оправиться — хайтам никто тогда не помешает.
Прикинув, сколько людей осталось, Дубин и вовсе приуныл — семь сотен максимум. Восточников почти нет, их конница вообще пропала — после той контратаки не вернувшись. Хорошо если до сих пор с пехотой в догонялки играет, а если вообще удрали?
Размышления Дубина прервал громкий звук со стороны реки — будто берег где-то неподалеку обвалился. Обернувшись, он увидел, что крейсер хайтов маневрирует уже в километре от мыса. В воздухе прогудело, будто от мощного мотора звук, метрах в тридцати от батареи об землю что-то хлопнулось, раскидало фонтан багровых брызг. Взвилось пламя и дым — огонь жадно пожирал мокрую пожухлую траву и остатки кустарников.
— Дубин! — донесся с правого фланга крик Монаха. — Ты говорил, у тебя какая-то идея есть? Давай шевелись, пока нас всех не угробили!
Арки, подбежав к Максу, хором загалдели:
— Там всадники! Восточники! И всадники хайтов — фраки! Они дерутся!
