Ариадна Васильева
К А М Е Н Ь С А И Д Б Е Р Д Ы
рассказы об акбулакском братстве
Эта книга для любителей природы, для тех, кто хоть раз в жизни побывал в горах, ясно видных из Ташкента при хорошей погоде. Они кажутся близкими, манят заснеженными гордыми хребтами.
Читателя ждет увлекательное путешествие в заповедное урочище Майдантал, на берега уникальных по красоте горных рек Чаткальского хребта.
© Ариадна Васильева. Камень Саидберды.
Первый, кто, огородив участок земли, сказал «это мое» и нашел людей достаточно простодушных, чтобы этому поверить, был подлинным основателем гражданского общества.
От скольких преступлений, войн, убийств, несчастий и ужасов уберег бы род человеческий тот, кто, выдернув колья или засыпав ров, крикнул бы себе подобным: «Остерегитесь слушать этого обманщика; вы погибли, если забудете, что плоды земли – для всех, а сама она – ничья!»
Жан-Жак Руссо.
Что я могу сказать об этих горах! Эти горы очень высокие. Одна маленькая девочка восхитила когда-то Чехова, сказав: «Море было большое». Вот и я (правда, совсем взрослая) говорю – горы высокие, и на первых порах ничего другого не в состоянии добавить. И пусть тысячу раз «лучше гор могут быть только горы, на которых еще не бывал», лучше этих гор в моей жизни не было. Будь моя воля, я бы их ни на какие другие не променяла. Но моей воли тут нет. В конце девяностых годов в урочище Майдантал вторглись банды террористов, и все изменилось. Нет, горы как стояли на своих местах, так и стоят, но жизнь, что копошилась у их подножий, стала иной.
Террористов, они принесли в наши горы зло, уничтожили, но исчезли пасеки, разрушился домик Хасана Терентьевича, а на месте «Белого дома», гордой резиденции Алика – долговременная огневая точка. Блок-пост.
Да и от былого акбулакского братства в Ташкенте уже почти никого не осталось. Остались фотографии, остались воспоминания да есть компьютер, способный запечатлеть их в словах. Попробуем…
ДОРОГА НА МАЙДАНТАЛ
Впервые мы приехали на Большую поляну у слияния рек Акбулака и Тереклисая на грузовой машине. Нас было несколько семей, мы были молоды; как большинство советских инженеров и учителей, выражаясь эзоповским языком, необычайно распространенным в ту эпоху, постоянно находились в стесненных материальных условиях; наши дети были малы. Кажется, это был 1976 год. Вот уже и «кажется», уже надо сидеть и считать по пальцам, когда это было. Впрочем, не важно. Одним словом, в середине семидесятых годов.
Приехали на грузовой машине, жили в палатках, взятых на прокат, ели спартанскую пищу, и навсегда влюбились в эти места.
Через пару лет, исключительно ради Акбулака, муж купил автомобиль на деньги, взятые в долг у одного хорошего человека. С выплатой в рассрочку.
Это был старенький-старенький горбатый «Запорожец» из серии «Чебурашка» (так в нашем кругу назывались эти игрушечные машины), способный чихать, кашлять и останавливаться в самых неподходящих местах. Но надо отдать ему должное, в трудных походах он всегда вел себя молодцом.
Постепенно стали обрастать вещами. Еще через некоторое время появилась купленная по большому блату роскошная польская палатка. С тентом, предбанником и брезентовым полом. В ней мы свободно размещались вчетвером, и еще оставалось свободное, закругленное место в изголовье, где можно было складывать одежду и запасы консервных банок. А какой уютный был наш полотняный домик по вечерам! Мы расстилали поверх тощих матрасов мягкие ватные одеяла, зажигали фонарь, при свете его можно было даже читать, и глаза наши в тесном мирке, отделенном от дикой природы лишь тонким ситцем внутренней части и плотной непромокаемой тканью полога, отдыхали от яркого солнца, от всего, непомерно прекрасного, пережитого днем. Так и видится она мне со стороны, среди молодых деревьев, озаренная изнутри тихим оранжевым сиянием.
Много позже обзавелись складными креслами (надоело сидеть на камнях), а всякие там чашки, ложки, казаны, сковородки не стоит перечислять.
Жили, как все. Год в работе (я – в школе, учительницей русского языка и литературы, муж – инженер в проектном и научно-исследовательском институте по ирригации и проектированию больших и малых гидротехнических сооружений), летом отпуск.
С весны, как правило, ждем, не дождемся, и вот, наконец, он настал!
Дети (у нас их двое: мальчик и девочка), нервничают и пристают по пустякам. Через два дня едем, а ничего не готово! Сыну Никите в тот год, с которого я начинаю подробный рассказ, было двенадцать лет, дочке Наташе восемь, и они уже были закаленные путешественники. А к первой нашей поездке я еще непременно вернусь.
Начинаются сборы. Составляется длиннейший список нужных вещей. Едем не на один день, на месяц. Потом эти вещи тщательно пакуются. В назначенный день их выносят из квартиры во двор, возле вымытого до блеска «Чебурашки» образуется гора всякого необходимого, жизненно важного барахла. Соседи дивятся. Неужели такая кроха, этот вечно подвергаемый осмеянию, анекдотический «горбатый» сможет поднять такую тяжесть? Да оно все туда просто не поместится!
Поместится, если грузить с умом. Снять, например, заднее сиденье и оставить дома, вместо него положить на пол пакеты с мукой, рисом, банками тушенок и сгущенок, сверху палатку, два матраса и одеяла. Компактно, мягко, и детям удобно, и собаке Топси есть, где разместиться. Кто-то скажет: «Они еще и с собакой!» А как же. Собаке в горах раздолье, не оставлять же ее одну в квартире. Еще кто-то скажет: «Ну, теперь они точно с места не сдвинутся!» Ребята… Кто знал до конца возможности горбатого «Запорожца»? Скажите нам, кто?
И вот мы уже на Кольцевой, вот свернули на Кибрай, а там, глядишь, через некоторое время Чирчик, Газалкент, Чарвакская плотина и… первый подъем на серпантин.
Еще на Кольцевой дороге Никита вдруг сказал:
- Пап, у тебя в моторе что-то стучит!
Как известно, мотор у «Чебурашки» сзади. Папа сказал:
- Ну-ка, приложи ухо и послушай внимательно.
Никита изогнулся, приложил ухо к стенке.
Я подумала: «Господи, неужели придется вернуться?»
Через некоторое время муж снова спросил:
- Ну, как?
- Стучит.
- Как стучит?
- Потихоньку. Тук-тук-тук.
Мы съехали на обочину, Кирилл Владимирович полез в мотор. Как будто ничего страшного.
- Ладно, доедем, - решительно сказал папа, сел за руль и нажал на газ.
Не очень крутой и не очень долгий подъем к Чарвакскому водохранилищу мы одолели без остановки. Поднялись, встали остужать запыхавшуюся машину.
Сразу стало тихо. Только утренний ветер хозяйничает в кронах невысоких, еще совсем юных тополей. То листве отвернет изнанку, засеребрит, то заставит лопотать что-то неразборчивое, непонятное, но такое земное, милое.
Мы оставили папу ковыряться в моторе, искать, уже в который раз, причину надоевшего постукивания, а сами перебежали дорогу, вскарабкались на невысокий холм с красным глиняным откосом, поросшим голубовато-зелеными
