– И кого надо судить? – вздохнул я, чувствуя, как клыкастая маска Тупи начинает прирастать к лицу.
– Одну… Одну нашу родственницу. Она не выполнила волю отца и бежала из дому. Ты, наверно, знаешь, что до совершеннолетия отцовская власть над дочерью нерушима…
– …Не знаю! – отпарировал я.
– Теперь знаешь! Так вот, ей было некуда бежать, и я разрешила ей укрыться в Ейшишках. Ее отец требует выдачи, он человек влиятельный. Теперь все зависит от тебя.
Опять Ейшишки! Наверное, там – сплошные сосны. И шишки, шишки, шишки…
– И в чем виновна эта панна? Отказалась выйти замуж?
– Ты почти угадал. Отказалась, – Анна-Станислава с интересом покосилась на меня. – Но не замуж. В монастырь.
Что?! Повеяло чем-то очень знакомым.
– Бедной Ядвиге не повезло. Два года назад ее увели в плен татары…
Не может быть!!!
– Она бежала, какие-то иноземцы ей помогли, один испанец привез ее в Гомель…
…Смеяться? Плакать? Маленькая королева не захотела надевать черный клобук. Эх, шевалье, угораздило тебя умереть именно сейчас!..
– Ты не слушаешь, дядя! Так вот, ее отец, каштелян гомельский, требует, чтобы Ядвигу отослали назад. Он – суровый человек…
Суровый? Насколько я помню пана каштеляна, это еще мягко сказано. Даже не поднял дочь, когда она упала перед ним на колени.
– Она просит твоего суда, дядя…
Я задумался. Великий дух Тупи суров – зато несправедлив.
– Значит, мои родичи – в моей власти? В полной власти?
– Да…
В ее голосе теперь звучал страх. Я неторопливо поднялся, оправил черкеску.
– И мое слово неотменимо?
– Дядя Адам!
Анна-Станислава вскочила, бросилась ко мне, и я с трудом успел поднять ее, не дав упасть на колени.
– Дядя, прошу тебя, пожалей ее! Пожалей! Я знаю – ты ксендз, ты езовит, вы никого не прощаете… Но – пожалей!
Я покачал головой.
– Мне понадобится кнут. Нет, два кнута. И соли – побольше. И еще «кобыла», знаешь, такая деревянная, с ремнями…
Она побледнела, закусила губу, но я был тверд.
– И свеча – большая, в локоть, чтобы время засечь.
– Но Ядвига!..
– А при чем здесь панна Ружинска? – поразился я. – Все это – для каштеляна гомельского!
…Моя племянница никогда не смотрела действо об Илочечонке!
6
Одна девица стелила постель. Вторая топталась рядом, время от времени поглядывая на меня. Пухлые губы многообещающе улыбались.
– И цо пан кнеж ще пожелают?
Кажется, мне ко всему еще полагался гарем.
Девицы переглянулись, та, что с пухлыми губами, медленно провела ладонью по высокой груди.
– Постелили? Брысь!
Я захлопнул дверь и с тоской оглядел опочивальню. Все это напоминало дом Дзаконне, особенно кровать. Я сбросил перину на пол, кинул сверху плащ.
Куда ты попал, Илочечонк?
Интересно, кем хуже быть – святым или кнежем?
В Риме решили, что нашли святого. Кнежна Анна-Станислава рада, что золоченое кресло главы рода отныне не пустует.
А я буду учить арабский.
Моя племянница еще не знает, что мне не укрыться даже в Ейшишках. Найдут – Общество ничего не забывает. И не прощает. Может быть, сейчас другой перелистывает документы в Среднем Крыле, готовясь к опасному путешествию. Хотел бы я знать, что расскажут ему?
