Поднялся по лестнице на третий этаж. Ключами-отмычками открыл дверь. Квартира чернела провалом. Включил фонарик. Прошел на кухню. Из шкафа достал два фужера. Хрусталь заискрился в свете фонаря. Бурлящая вода из открытого водопроводного крана закипела в фужерах.
Два фужера с водой стояли на столе. Их увидела моложавая, симпатичная женщина, когда включила свет в гостиной. Она сделала естественный шаг вперед — и ее руки оказались в мертвом захвате. Щелкнул замок наручников. Женщина неловко, лицом вниз, плюхнулась на диван. Вывернула голову — над ней навис человек. Она его сразу узнала, прошипела с ненавистью:
— Плахов, ты! Дурррак! Пусти!
Алексей спокойно сел в кресло напротив дивана.
— Привет, Ручка Золотая.
— Убьююю! — извивалась на диване.
— Не-а, не получится, — цокнул языком Алексей.
— Что тебе надо? — скрипела зубами.
— Ответ на вопрос, — положил на стол репродукцию картины, на которой был изображен генерал армии, стоящий на поверженных стягах рейхстага. — Твоих рук дело, змея?
Женщина перекосилась от злобы.
— Насадить меня хочешь, сука? На харево не выйдет! — И харкнула на репродукцию.
Последовала жесткая пощечина.
— Не делай резких движений. Советую как коллега коллеге.
— Если ты меня… Тебя тоже…
— Твоя работа, Ручка Золотая, твоя… Стиль дамский…
Женщина неожиданно расплакалась.
— Алеша, ты же меня знаешь, я выполняла приказ.
— Чей?
— Чей-чей? А то ты не знаешь. У нас с тобой один Хозяин. Подставили меня, падлы!.. Я ничего не знала…
— Знала, Золотая, знала, что этот генерал — мой отец.
— Клянусь…
— Какие клятвы, мастерица?
— Отпусти, сволочь!
Плахов включил радиоприемник — эстрадная музыка. А женщина билась в истерике — кричала, визжала, затем обессилела. Алексей, выключив радио, спросил:
— И все-таки почему его? И еще двоих? Из обоймы Генштаба.
— Не знаю, ничего не знаю.
— Ответишь — будет шанс.
— Шанс?
Показал ключик от наручников. Женщина глянула на ключик, потом вздохнула.
— Все равно убьешь… Я тебя знаю, Плаха.
— Убью, но шанс есть. Слово офицера.
— Кто верит словам? Сейчас? — Пожала плечами. — Не знаю, что-то с операцией «Сириус»… Больше ничего не знаю… И знать мне не положено.
— «Сириус»?… Есть такое созвездие. — Поднялся на ноги. — Слушай меня внимательно, Ручка Золотая, никаких резких движений. Ты меня тоже знаешь. — Указал на два фужера. — Выбирай. В одном — дорога в ад. Прошу… дорогу женщинам я привык уступать.
— Там яд, — догадалась. — Ты с ума сошел, Плахов?
— Повторяю, никаких резких движений. — Снял наручники. — Шансы у нас равны… Фифти-фифти…
— Блефуешь? — Массировала запястья.
— Зачем? — Пожал плечами.
— Вот именно: зачем тебе этот эстрадный номер?
— Во-первых, испытываю судьбу, поскольку фаталист. А во-вторых, дам я убиваю их же оружием. Прошу!..
— Ну, хорошо, поиграем в судьбу. — Мстительно прикусила губу. — Еще неизвестно, кто уйдет в жмурики. — Взяла один из фужеров, понюхала воду, поднесла к глазам. — Нет. — Поменяла фужер. — Твой выбор, дешевый…
— У меня богатый выбор, — усмехнулся Плахов, взял со стола фужер. — Ну, ваше здоровье, мадам!
— Будь ты проклят! — и залпом выпила из фужера.
— Молодец, — похвалил Алексей и тоже отпил из своего фужера. — Тебе дадут медаль. Посмертно.
— Пошутил, дурак! — ощерилась женщина. — Я так и…
И недоговорила: судорога исказила ее милое накрашенное лицо, глаза выпучились от дикой внутренней боли — и через секунду все было кончено. Ручка Золотая рухнула на ковер, как манекен.
Алексей спокойно посидел в кресле, допил воду из фужера. Потом вытащил из куртки полиэтиленовый пакет. Бросил фужеры в пакет. Они разбились — зазвенели, как новогодние игрушки.
Наклонился над трупом, с брезгливостью проговорил:
— Обезьяна никогда не будет львом.
Среди помойных контейнеров в ночи пылал яркий костер. В круг света и пламени на мгновение вошел человек. Бросил в огонь звенящий стеклом пакет. Отступив в тень, сорвал с рук перчатки. Бросил их тоже в пламя. И исчез странный человек. Словно его и не было.
Утро. Город просыпается: стеной движутся поливальные машины, открываются киоски и магазины, трудовой люд спешит к станциям метро. Город шумит, и шум его мешает спать. Алексей валяется в постели и бездумными глазами смотрит в потолок, точно на экран:
кровавая, безжалостная, чудовищная рубка бойцов спецназначения. Они, эти люди в пятнистой, защитной форме, бьются между собой. Их десятки… сотни…
Телефонный звонок. Плахов поднимает трубку, слышит голос:
— На выход, товарищ подполковник!
— Опять что-то случилось, Потапов?
— Так точно! У Хозяина вопросы. Очень просит.
— Да? Это как в том анекдоте, — говорит Плахов, подводит к телефонной трубке аппаратик, проверяющий чистоту линии.
— Какой еще анекдот? — Потапов заинтригован.
— Знаешь, как делятся дамы? — Ну?
— На дам и не дам. — Ну?
— Повторяю. Специально для тебя, Потапыч. Другие уже все поняли. Дамы делятся, Потапов, на дам и не дам.
— На дам и не дам? Ха-ха! — наконец понимает собеседник. Обрывает смех. — А при чем тут дамы? В данном случае? То есть в нашем?
— Я буду через полчаса, — вздыхает Плахов. — А ты, Потапыч, пока подумай… о дамах…
Припарковав машину на площади, Алексей направился к гранитному бастиону государственного учреждения. Пропал в подъезде, где массивные дубовые двери с нарезными щитами и разлапистыми звездами.
Шел по длинному казенному коридору. Потом открыл дверь. Потапов суетился за секретарским столом.
— Сейчас я буду смеяться. — И сказал в селектор: — Плахов, товарищ Председатель.
— Проси его, героя дня.
— Прошу, гражданин…
— Как дам, — шутливо замахнулся на секретаря Алексей и прошел в кабинет.
