Надя ушла. Ее о чем-то спросил Михаил, она что-то ответила - все шепотом.
Застрекотала машинка, и Люся сама испугалась, выпустила ручку - до того громким, как стрельба, показался ее стук. На него тут же пришлепала напуганная Варвара. Увидев Люсю, чуть остыла:
- Слава тебе, господи! Думаю, кто тут такой. Прямо всю затрясло. Че это тебе приспичило?
Люся не ответила, шила.
- На похороны, че ли, черное-то приготовляешь?
- Не понимаю: неужели об этом обязательно надо спрашивать?
- А че я такого сказала?
- Ничего.
- Шей, я тебе ниче не говорю. Я вот посижу возле тебя маленько и уйду. Мешать не буду.
Варвара придвинула табуретку, пристроилась сбоку. Она так и не разделась, только отцепила чулки, и они стянутой кожей, болтались ниже колен.
Где-то на реке отдаленно и сдавленно гуднул пароход, потом еще и еще.
Варвара подняла голову, прислушиваясь, от напряжения сморщилась:
- Че это он кричит?
- Не знаю. Сигналы кому-то подает.
- Другого места не нашел, где подавать. Прямо всю перевернуло.
Она еще посидела и нехотя поднялась: - Пойду. Ты долго здесь будешь?
- Пока не сошью.
- Не надо было нам сегодня ложиться, ох, не надо было,- покачала головой Варвара. - Сидели бы, разговаривали - все веселей. Чует мое сердце: не к добру это.
Она ушла, но скоро воротилась, пугая Люсю, прислонилась к стенке.
- Что? - спросила Люся.
- Или уж мне кажется, или правда. Иди посмотри. Иди.
Люся не поверила, но сказать, что не верит, не смогла, пошла к матери. Она держала ее руку, но слышала за своей спиной только тяжелое, со свистом, дыхание Варвары: и-а, и-а, и-а. Пришлось отогнать ее, и лишь тогда, и то не сразу, до Люси донеслись, угадываясь, будто за много-много километров, совсем тихие, теряющиеся толчки. Ей показалось, что с прошлого раза они стали еще слабей и шли не подряд, а через один.
- Ты ложись, - жалея сестру, сказала Люся. - Я, пока шью, буду смотреть, потом разбужу тебя.
- Да разве я усну? - по-ребячьи захныкала Варвара.- Илья хитрый какой, ушел из избы, а тут как хошь. Разве мне теперь до сна? Все буду думать, как да что. Лучше я возле тебя посижу.
- Сиди, если хочешь.
- Я тихонько буду.
Она опять пристроилась рядом, вздыхая, трогала материал, смотрела, как Люся шьет.
- Ты это платье после с собой обратно повезешь, нет? - спросила она.
- А что?
- Я к тому, что, если не повезешь, я могла бы взять.
- Зачем оно тебе? Оно же на тебя не полезет.
- Я не себе. У меня девка уж с тебя вымахала. На нее как раз будет.
- А что, твоей девке носить нечего?
- Оно, можно сказать, и нечего. Есть у нее платьишки, да уж все поизносились. А девке, известно, пофорсить охота.
- В черном-то какой же форс?
- Она у меня непривередливая. В дождь когда выйти. В цветастом не пойдешь.
Люся пообещала:
- Уезжать буду, отдам.
- Я так и скажу: от тетки, - обрадовалась Варвара.
- Говори как хочешь.
Когда замолчали и Люся остановила машинку, стало слышно, как кто-то храпит на Михайловой половине. Варвара насторожилась:
- Кто бы это? - Потом, когда храп окреп, рассердилась: - Бессовестный какой. Нашел время. Прямо ни стыда, ни совести у людей. Сын родной называется. - Она умолкла и вдруг жалостно попросила: - Пойдем еще раз посмотрим. Я одна боюсь.
Старуха была все так же: жива и не жива. Все умерло в ней, и только сердце, разогнавшись за долгую жизнь, продолжало шевелиться. Но видно было: совсем-совсем мало осталось ему держаться. Может, только до утра.
Пока Люся шила, Варвара так и не легла. И то потом Люсе пришлось уступить ей свою кровать, а самой ложиться на раскладушку - иначе Варвара все равно не дала бы ей уснуть.
2
В свой черед засветилось утро, стало проясняться, но еще до солнца с реки нанесло такого густого и непроглядного тумана, что все в нем утонуло, потерялось. Утробно кричали по деревне коровы, горланили петухи, коротко и приглушенно, будто рыба плещет в воде, доносились людские звуки - все в белой, моросящей зге, в которой только себя и видать. Светало теперь и без того поздно, а тут еще этот туман украл утро, заставил тыкаться наугад.
Первой в старухиной избе поднялась Надя. До недавней поры ее постоянно будила, услыхав корову, свекровь, и Надя, если она даже не спала, все равно начинала утро только после того, как ее позовет из своей кровати старуха. Вот и сейчас она встала не сразу, а по привычке подождала старухиного голоса, хоть и знала, что его не будет. Его и не было, зато, надсажаясь, кричала недоеная корова, и Наде пришлось подняться. Все время помня о старухе и боясь узнать, умерла она или не умерла, Надя неслышно оделась и крадучись вышла из избы, в сенях сняла с гвоздя подойник.
Следом за ней тут же поднялась привыкшая рано вставать Варвара. Она увидела, что Нади нет, а все остальные спят, и кряду раз пять громко и тяжело вздохнула, оканчивая вздохи протяжным стоном, чтобы разбудить Михаила, который спал на полу. Но он даже не пошевелился. Тогда Варвара вздохнула для себя и сама не заметила, что вздохнула; ей стало страшновато в доме, где всех живых будто заговорили сном. Стараясь кому-то не выдать себя, она тихонько, с опаской, прошла ко второй половине, где лежала старуха, и в дверях остановилась. Дверей в избе, кроме входной, не было, а был только дверной проем - в нем Варвара и встала, боязливо заглядывая в полутемную комнату. Старухиного лица она не увидала, оно было загорожено спинкой кровати, но что-то - живое или уже мертвое - находилось под одеялом, а пройти вперед, поглядеть Варвара не осмелилась и подалась обратно, думая, что сначала надо сходить на двор, чтобы не бегать после, когда будет не до того.
С улицы Варвара и Надя воротились вместе; Надя принялась в кухне процеживать через марлю молоко, Варвара топталась тут же, заходила то с одного боку, то с другого. На столе по-прежнему стояла машинка, оставшаяся после Люси, и Надя шепотом спросила:
- Сшила она вчера, нет?
- Сшила,- так же шепотом ответила Варвара. - По мелочи только кой-чего не успела. - И не выдержала больше, взмолилась: - Пойдем разбудим ее. Прямо не могу.
- Сейчас. Молоко вынесу.
Как привязанная, Варвара пошла за Надей в сени, потом еще раз, потому что одна банка осталась, а Варваре прихватить ее было не в ум, так и моталась туда-обратно ни с чем. Наконец Надя освободилась, вытерла о тряпку руки и первая зашла на старухину половину.
Люся спала, и было видно, что она спит, про старуху сказать это никто бы не взялся. Надя взглянула на свекровь и скорей отвела глаза, а Варвара и посмотреть испугалась, стала теребить Люсю. Люся проснулась сразу и сразу вскочила, раскладушка от ее толчков отъехала в сторону.
- Что? - спрашивала Люся. - Что?
Варвара приготовилась плакать:
- Не знаю. Сама не знаю. Ты погляди.
Приходя в себя, Люся пригладила руками волосы, надела халат, лежавший рядом на табуретке, и подошла к матери. Уже научившись распознавать жизнь, она подняла старухину руку и тут же уронила ее, отшатнулась: старуха вдруг тонко и жалобно простонала и опять застыла. Варвара запричитала:
