потому что в ней красуются плита, буфет и часы с кукушкой. Но посередине стоит огромный катафалк. Что это такое? Загадка. - Сандр!- вопит Динозавр. - Что это за бардак?-спрашивает катафалк голосом, очевидно принадлежащим женщине. Я подхожу ближе и констатирую, что указанный катафалк в действительности является ортопедическим креслом, которое может принимать горизонтальное положение. На нем лежит нечто огромное, жирное, потное и отвратительное. Это нечто- женщина, завернутая в одеяло величиной с взлетную полосу авианосца 'Беарн'. - Доброе утро, мадам,- вежливо здороваюсь с Катафалком. Тот (никак не могу называть в женском роде столь отвратительное существо) бурчит что-то, что может сойти за ответное приветствие после дезинфекции девяностоградусным спиртом, и добавляет: - Феликс, подними меня, я хочу видеть! Гигант с головой микроба нажимает на рычаг, кресло принимает полувертикальное положение, и китообразное в нем оказывается сидящим. В соседней комнате начинается движение, потом дверь открывается и возникает Берта Берюрье. Удивительное зрелище- ББ в ночной рубашке. Одна из ее недисциплинированных грудей вываливается в вырез. - О!- восклицает Толстякова корова.- Да это же комиссар! По какому случаю? - Мне нужен Бенуа,- объясняю я с максимумом сдержанности в словах и жестах. - Сандр!- снова вопит Ящерица. - Н-ну!- мычит сонный Берю. Толстуха указывает мне на катафалк. - Представляю вам мою сестру Женевьев. Из-под грязного одеяла высовывается рука. Она толстая, как перина, а пальцы, слипшиеся от пота, уже не помнят времени, когда были автономными. Я беру клешню и отпускаю, уверяя, что счастлив познакомиться. Волосы Берты накручены на бигуди. Она поправляет их полным женственности движением, потом поднимает рубашку и чешет свой зад. Из соседней комнаты выходит парикмахер Альфред в обалденной синей шелковой пижаме. Этот малый элегантен даже в постели. За ним следуют его жена, потом толстый пацан, близорукая девочка и старик, забывший в стакане свою вставную челюсть. Откуда вылезли все эти люди? Мне становится страшно. Когда проведешь бессонную ночь, такая галерея монстров производит особо сильное впечатление. - Эй, Берю,- кричу я,- ты идешь или нет? Недисциплинированный отвечает вопросом, в котором идет речь о самой мясистой части его тела. Наконец он выходит. - Зачем ты приперся в этот бордель?- удивляется Жирдяй. Я восхищаюсь бесконечным богатством французского языка, позволяющего с максимальной точностью давать определения людям и вещам. - Я приехал забрать тебя для срочного расследования. Через три четверти часа мы вылетаем. Одевайся быстрее. Он исчезает. - А куда именно вы его везете?- спрашивает Толстуха. - В Глазго,- отвечаю я. - Черт! В Японию! К счастью, здесь есть Феликс-ящерица, готовый исправлять географические ошибки свояченицы. - Ты чё, тронулась, Берта? Это в Дании. - А что дальше?- беспокоится коровища. - Дания, разумеется,- просвещает ее образованный родственник.- Если бы ты хоть раз видела карту мира, то знала бы. Из комнаты галопом выбегает Берю. Он в спешке задевает рычаг ортопедического кресла, то резко возвращается в первоначальное положение. Раздается жуткий грохот, будто взорвался весь квартал. Сестра ББ громко жалеет Берту, которой достался такой муж, уверяет, что такой идиот не имеет права жить и на месте сестры она давно бы выгнала его. - Сматываемся,- говорит Толстяк, когда Женевьев уже начинает хрипеть. - Твой свояк микроцефал? - Ничего подобного,- говорит Берю.- Он слесарь-сантехник.
Глава 4
Наш самолет летит высоко, его турбины работают нормально, горючего достаточно, чтобы долететь до Шотландии, а стюардесса такая хорошенькая, что от ее вида зачесались бы ладони даже у безрукого. Я смотрю на ее великолепные формы периодически, потому что, следуя примеру Берю, задаю храпака. Этот трехчасовой сон немного приводит меня в форму. Наконец динамик начинает трещать и советует господам пассажирам пристегнуть ремни, потому что скоро Глазго. Я бужу Берю, и это кладет конец сомнениям командира экипажа относительно режима работы его моторов. Жирдяй так храпел, что одна глуховатая американка спросила над Па-де-Кале, все ли нормально с турбинами. - Опусти воротник пиджака!-говорю я ему.-Ты похож на замерзшего клошара. Мастодонт подчиняется. - А теперь?- спрашивает он, сняв шляпу, грязную, как помойное ведро, чтобы привести в порядок свои волосы. - Теперь ты похож просто на клошара.- Я замолкаю, окаменев.- Эй, приятель, ты ж забыл надеть рубашку! - Опять ты хреноту порешь?- ворчит Толстяк. Говоря это, он проводит рукой по груди и отдает себе отчет в очевидности. - Черт, в спешке сборов... Под пиджаком у него только галстук на поросячьей шее, правда хорошо завязанный. - Это заметно?- беспокоится мой напарник. - Не особо,- говорю,- потому что благодаря твоему густому волосяному покрову кажется, что на тебе мохеровый свитер. Придется тебе покупать рубашку, Толстяк. Он обещает это сделать, и мы приземляемся. Пройдя через таможню, мы замечаем высокого типа в одежде шофера из богатого дома, расхаживающего по залу. В тот самый момент, когда я заметил типа, громкоговоритель сообщает, что шофер фирмы 'Херст' ждет мистера Сан-Антонио в большом зале, чтобы предоставить в его распоряжение машину. Я подхожу к дылде, называюсь, и он почтительно приветствует меня. Пять минут спустя я получаю ключи и бумаги на импортную черную 'бентли' размером с катафалк. Толстяк раздувается от гордости. - В ней я буду выглядеть как английская королева,- заявляет он. - Боже, храни королеву,- вздыхаю я.
Майбексайд-Ишикен, миленький городок с пятью тысячами жителей, находится километрах в пятидесяти от Глазго. Когда мы проезжаем мимо таблички с названием города, я решаю навести кое-какие справки о виски 'Мак-Геррел' и останавливаю катафалк перед ресторанчиком с лаконичным названием 'Рука моей сестры в штанах турка'. Толстяк и я заходим в живописный зал с нашитыми на стены деревянными панелями. Посредине его стоит камин, не горящий по причине теплого времени года. Пухленькая дама с пучком, лежащим на ее макушке, как яблоко, в очках в железной оправе и с детской улыбкой на губах спешит нам навстречу. - Я выпью мюскаде,- заявляет Берю. - Ты не в Нантерре, Толстяк,- объясняю я.- Не забывай, это страна виски. - Я не догматик,- отрезает мой приятель.- Выпью виски.- Он обращается к улыбающейся владелице ресторана:- Ту виски ин большие гласс! Улыбка женщины исчезает, как будто ей дали по зубам. Она сообщает, что сейчас не время для алкоголя. Мне предстоит тяжелый труд: растолковать Берю, что в Великобритании нельзя пить спиртное в любое время суток. Он меня слушает с лицом, помертвевшим от разочарования. - Скажи ей, что мы французы,- предпринимает он последнюю попытку,- и нам не обязательно соблюдать эти правила. Я бросаю на него строгий взгляд. - Слушай, дружище, нам придется выпить чаю. Мне нужно расспросить эту старую грымзу, и я не хочу попирать законы страны. Толстяк моментально замыкается во враждебном молчании. Когда перед нами стоит дымящийся чайник, я начинаю расспрашивать даму с пучком. К счастью, она разговорчива и рада поболтать с французом. За время меньше того, чем требуется Берю, чтобы выпить сто сантилитров ронского, я узнаю, что винный завод Мак-Геррелов один из крупнейших в округе. Он действительно находится в Майбексайд-Ишикене, но владельцы живут в трех километрах отсюда, в Стингинесе. По тому, что их жилище называется Стингинес Каста, я без особого труда делаю вывод, что они местные помещики и владеют замком. Выпив глоток чая на двоих и купив Берю белую рубашку, мы направляемся в Стингинес. В округе всего одна гостиница - 'Большой отель щедрого шотландца'. Несмотря на длинное название, это весьма скромное заведение. Его содержит супружеская чета - мистер и миссис Мак-Хантин, которым помогает служанка лет восемнадцати с очень милой фигуркой. Я объясняю, что мы французские туристы, заехавшие в страну волынок, и нас встречают, как Анкетиля, после того как он в пятый раз выиграл Тур де Франс. Мак-Хантин тип лет шестидесяти, лысый, со светлыми усами, толстыми блестящими щеками и животом, не дающим забыть о страсти шотландцев к регби- Его половина, наоборот, высокая, тощая, но при этом совсем не неприятная. Нам дают две самые лучшие комнаты в гостинице: туалет на том же этаже, а горячая вода на кухне. Служанка приносит мой багаж. Глядя на ее круп, я принимаю решение. Этот цветочек мне подходит. Не только с сентиментальной точки зрения, но и в плане получения информации о местных жителях. Я сразу перехожу к делу и достаю мою улыбку восемьдесят четвертого размера, к которой добавляю убийственный взгляд, проникающий глубже, чем ренгеновские лучи. Она краснеет. Сообщение принято, командир! И вот мы одни в моей комнате. Она мне объясняет, как открыть занавески на окне. Изобретательные люди эти шотландцы: достаточно потянуть за веревочку, и шторы откроются. Затем она мне демонстрирует, как открывать воду: достаточно повернуть кран против часовой стрелки. Остроумно, а? Потом показывает, что на кровати лежат два одеяла, шотландские, а в комоде есть ящики. Исчерпав информацию, она замолкает и смотрит на меня своими огромными голубыми глазами, полными невинности и восхищения. Я спрашиваю ее заглавие. Ее зовут Кэтти Мэппл. Я ей говорю, что она очень хорошенькая, она мне верит. В общем, дела идут как по маслу. Я прикидываю, стоит ли сразу демонстрировать ей мой фирменный поцелуй, и решаю, что нет. Время работает на меня. Дадим ей привыкнуть к моей привлекательной внешности. А пока я работаю на ее национальной территории и даю однофунтовую бумажку, напечатанную в Англии. Сообразив, что это первый случай в истории Шотландии, чтобы джентльмен дал такие чаевые, я вздрагиваю: она сочтет меня чокнутым, вызовет санитаров, и они
