И Лубенцов побежал к танку.
— Вот трепач! — пренебрежительно, но и словно бы чуть огорченно произнесла Настеха — «Напишу», «напишу», а даже адреса не взял!
Добежав до околицы, танкист поднял валявшийся в грязи столб с названием деревни, провел рукавом по дощечке, прочел название: «Конопельки», воткнул шест в землю, словно вернув деревне ее имя, и побежал к танку.
— Не такой уж трепач! — Софья посмотрела на подругу и рассмеялась.
Настеха хотела что-то ответить, но тут взревел танк и пошел, пошел, жуя землю гусеницами, унося в проклятое пекло приглянувшегося Насте парня…
…В полусгоревшей, кое-как залатанной избе собрались женщины и старики деревни Конопельки. Сквозь дырявую соломенную крышу просвечивает голубое небо. В дверях, как и на всех сельских сходках, толпятся ребятишки.
За колченогим столом — заведующий сельхозотделом райкома партии Круглов и сухощавая, похожая на классную даму женщина, ее длинный, хрящеватый нос оседлан старомодным пенсне.
Мы попадаем в помещение колхозной конторы вместе с чуть запоздавшими Софьей и Настехой, когда-собрание уже началось. Слово держит Круглов, средних лет человек с серым измученным лицом и несгибающейся в локте левой рукой. На морском кителе — полоски за ранение.
— …Мы не хотим оказывать на вас давление, товарищи колхозники, но поскольку у вас тут, не в обиду почтенным старичкам, бабье царство, хорошо бы и председателем выбрать женщину.
— Это точно! — подтвердила активная Анна Сергеевна. Баба-председатель нас скорее поймет, да и в баню сможем вместе ходить.
По собранию пробежал смешок. Круглов чуть смутился.
— Давайте серьезнее, товарищи!.. Райком рекомендует на должность председателя товарищ Кидяеву Марту Петровну. Она заведовала парткабинетом в райкоме, хорошо проявила себя в период эвакуации…
— Нам бы, милок, интересней, кабы она себя проявила в период оккупации, — вставила Комариха.
Круглов то ли не понял замечания, то ли не захотел понять.
— Это очень развитой, упорно работающий над собой, выдержанный товарищ. Давайте голосовать!
— Постой, милок! — опять высунулась Комариха. — Больно ты быстрый, а у нас ум медленный, земляной.
— Можно? — вскочила Анна Сергеевна. — У нас от колхоза одно прозвание осталось. Да и то не упомню какое: «Заря», «Восход» или, может «Закат»?.. Пускай она выдержанная, развитая, а тут дьявол нужен! Тут такой человек нужен, чтоб нам житья не дал, а поднял дело. Мы согласные. Такой человек у нас есть. Надежда Петровна, от народа прошу тебя: стань нашим председателем!
— Даешь Крыченкову!..
— Надежду Петровну!..
— Это не баба — антонов огонь!.. — послышались возгласы.
Круглов хотел что-то возразить, и тут раздался знакомый, прерывистый, хватающий за сердце вой, звонкий цокот рикошетящих о стены и деревья пулеметных пуль — низко над деревней пролетел, на миг открывшись в прозоре соломенной крыши, немецкий разведывательный самолет и хлестнул очередью.
И по привычке все, кто был в избе, грохнулись на пол: бабы, старики, дети, выдержанная районная деятельница. Лишь Круглов, храня свое мужское и воинское достоинство, не пал на заплеванный пол, а вжался в стену. Да Надежда Петровна осталась на ногах. Лицо ее горело, глаза сверкали. Самолет еще гудел, делая, видимо, разворот, а властный голос Крыченковой превозмог его докучный и страшный гул:
— Встать!.. Не сметь перед фашистом ложиться!.. Встать, не кланяться! Мы тут хозяева!
Первой вскочила Настеха, за ней — Дуняша. Отряхивая подол, поднялась смущенная Анна Сергеевна. Тяжело — с четверенек на карачки — поднялись колхозные деды.
— Слухай, бабы! — кричит Надежда Петровна. — Которая перед немцем валится, та не колхозница. Пусть летает, мы ему хвост перебьем!..
Не глядя друг на дружку, встали остальные бабы. Только бывшая заведующая парткабинетом, не привыкшая к обстрелу, оставалась распростертой на полу, пока Круглов не тронул ее деликатно за плечо.
— Я ж говорю: дьявол она, не баба! — подвела итог происшедшему Анна Сергеевна.
И тут немецкий самолет, сделав новый заход, полил длинной очередью деревню. Но уже ни один человек в избе не кинулся на пол. Иные подняли кверху искаженные ненавистью лица, другие потупили головы, третьи, стиснув зубы, смотрели прямо перед собой.
Замер вдали гул фашистского самолета.
— Надежда Петровна, — добрым голосом сказал Круглов, — как вы относитесь к выдвижению вашей кандидатуры?
— Я хочу быть председателем! — впрямую рубанула Петровна — Я тоже без колхоза жить несогласная. Пусть народ меня слушает, будет у нас колхоз!
Круглов улыбнулся.
— Давайте проголосуем. Кто за Надежду Петровну, прошу поднять руки.
Мгновенно вырос лес рук, Круглов начал считать и бросил:
— И так: видно: избрана единогласно.
Руки опускаются, и тут Круглов начинает смеяться, и смех его подхватывают все колхозники. Опустив голову, красная от напряжения и боязни, что вдруг да не выберут, Надежда Петровна сама за себя поднимает руку…
…И снова стонет, гудит над деревней чугунное било.
Посреди площади расстелен брезент, на нем горка зерна, с мешок, не больше, и над жалкой этой горушкой стоит, твердо упираясь ногами в землю, Надежда Петровна. Вокруг — колхозники.
— Давайте семена, люди добрые! — кричит Петровна. — Запозднились мы с севом. Уходит золотое время!..
— Какой может быть сев, Петровна? — говорит смазливая, хотя и не первой молодости, Марина Петриченко. — Наши, слыхать, обратно отступают. Всем нам тикать придется.
— Об этом не мечтайте! — веско произнесла Петровна. — Наши не отступают, немец не придет. И давайте, женщины, забывать про немца. Давайте помогать фронту, чтоб наши мужья с победой вернулись и нас любили.
Подходит Софья и опорожняет мешок с зерном в общую кучу.
Дуняша приносит меру зерна.
Приносит зерно Настеха.
Анна Сергеевна привозит на тачке два мешка.
— Усе, Петровна! — сообщила она — Подобрала до зернышка!
— Ты-то подобрала, а другие дорожатся. Не хватит нам площадь обсеменить. Женщины! — гаркнула Петровна. — Давайте хоть по горсти!
— Петровна, — опять высунулась Марина Петриченко. — Как же мы переживать будем, коли все отдадим?
— Освоим площадь — переживем. Не освоим — все равно с голоду подыхать!
…Удлинились тени, день склоняется к вечеру. Медленно-медленно растет горушка зерна. Несут буквально по горсти, по кружке, по совку.
— Слухай, женщины, так не пойдет! — кричит Петровна — Тут все равно не хватает. Я буду в рельсу колотить, пока на всю посевную площадь не наберется.
Тягостный, неумолчный звон, казалось, навечно поселился над деревней. Хозяйки захлопывали двери,
