Латынина Юлия
Здравствуйте, я ваша 'крыша' или новый Аладдин
Юлия Латынина
Здравствуйте, я ваша 'крыша'
или
новый Аладдин.
Шариф Александрович Ходжаев, 34 года, холост, сотрудник частного охранного агентства 'Алмаз'. Восемнадцатого Князь позвал меня к себе вместе с Вовиком и велел съездить в Рязань - взять там у одного человека пакет и доставить пакет на дачку при Успенском шоссе. Тачку мне выделили старую - драная 'Волга' восемьдесят третьего года и цвет голубой, как у педика. Плохо. Чем задрипанней вид у тачки, тем опаснее дело. Скорость у тачки была ого-го - движок ей впаяли мерседесовский. Не 'Волга', а 'Мерседес' в 'волгиной' шкуре. Совсем плохо. Если на задрипанной машине да хороший движок, то и волына не помешает... В компанию мне дали Башку, да Сашеньку Старика, да Генку. Скажем прямо, неважная компания. Сашеньке один тип еще в семидесятых выстрелил в голову из дробовика, и с тех пор в голове Сашеньки сидят восемнадцать дробинок. Врачи отпустили Сашеньку с богом, сказав, что ни одна из дробинок не добралась до мозга. Я так думаю, что добираться было не до чего, вот и не добралась. Димка Башка - оригинальный человек. Это единственный из моих знакомых, который ограбил магазин, используя в качестве оружия таракана. Он зашел в магазин, где кассиром работала девчонка, вытащил из кармана спичечный коробок и показал огромного таракана в коробке. Девчонка онемела от ужаса, а Димка сказал ей, что это тарантул и что он вытрясет тарантула ей за шею, если девка не отдаст выручку. У Сашеньки две ходки, обе за ограбление. Один раз его поймали прямо у дверей обменного пункта, с пулей в заднице. Другой раз все сошло благополучно, они сели в украденную для такого случая тачку и поехали. Тачка была 1979 года выпуска, 'Москвич', заела на первой скорости и не хотела переключаться. С той поры у Сашеньки в ходу поговорка: это опасней, чем угнать 'Москвич' - про совсем гиблое дело. Уже по дороге в Рязань слышу по радио: так, мол, и так, завалили в Рязани какого-то старичка. Хорошая у старичка была библиотека, мол, есть подозрение, что не вся библиотека на месте. В связи с этим какой-то фраер комментирует, что на недавно состоявшемся в Израиле совещании глав российской преступной общественности принято решение об увеличении потока антикварной контрабанды из России. Все, мол, иконы, уже повывозили, теперь придется браться за неправославную старину... И вот результат. Ну-ну. Решения верхов, как известно, всегда тяжело сказываются на жизни трудящихся. Хорошо. Приехали мы в Рязань, я пустил впереди себя Сашеньку, тот осмотрелся, зашел во двор: все в порядке. Взяли мы дипломат, погрузили и поехали обратно.Поехать-то поехали, да километров за полтораста от Москвы нас тормознул гаишник. Как раз напротив был длинный белый забор, и за ним - две трубы, толстые, как перевернутый горшок. Завод. Пригород какого-то Тьму-Тараканска. Гаишник интересуется, что, мол, везете, мы культурно объясняем. Не понравился мне этот гаишник. Эти ребята в паре с братвой работают: гаишник выясняет, что, мол, да кто такие, а через полчасика тебя останавливают его хозяева в штатском и берут за проезд по высшему тарифу. Словом, уже темнело, я решил не дожидаться напарников гаишника и остановился в городишке. Подкатываем к гостинице. Гостиница гремит, весь первый этаж так и бьет светом, из раскрытых окон музыка, словно ста котам наступили на хвост, и у входа стриженые мальчики при ярко-красном 'додже'. С презрением смотрят мальчики на нашу голубую, как Эдик Лимонов, 'Волгу'. Ну, ясно - кто-то крутой свадьбу справляет или друзей кормит. Мы сегодня не крутые. Мы вообще не крутые. Нам для этой публики лучше быть лохами. Да и мальчики не будут бить нашу тачку. Красивые мальчики. Прикинутые. Крутые, но не отмороженные. Я Димку и Сашку инструктирую: не хамить, не задираться и вообще вести себя, как пионеры на всерайонном конкурсе лучших чтецов. Мы входим. Красота! В дальнем углу стол, широкий, и за ним человек двенадцать. Главный за столом как-то странно сидит... ба, да я же знаю его. По рассказам знаю. Кто Лешку Горбуна не знает? Лешка Горбун вообще-то не из этого городка. Лешка Горбун из Подмосковья. Но в Подмосковье для него тесно. Значит, и сюда приехал. Непонятно, чего они празднуют. То ли новый заводик купили, то ли завалили кого надо. Я слыхал, как Леша Горбун асфальтовый завод покупал. На чековый аукцион выставили 20% акций. Мой-то шеф заранее с Лешей договорился - куда Леша ходит, туда я не хожу, куда я хожу, тебе, Леша, не надо, а с фраерами никто не договаривался. Так Горбун поставил боевиков вокруг здания и отгонял всех, кому не положено. Один борзой бизнесмен потом заявил, что результаты аукциона были незаконны, и за это свое заявление вылетел из четвертого этажа. Между прочим, жив остался - в мусорный бак угодил. Туда, в бак, еще пальнули сверху - и тоже мимо. Но так или иначе, а подействовало: забрал бизнесмен свое заявление и больше не суетился. А Лешка Горбун меня не знает. У него есть горб, а у меня нет. Он большой человек, а я маленький. А может, и знает. Может, у него компьютер есть. И база данных на всех, кто занимается схожим видом предпринимательской деятельности. Такая база данных, что в ментовке многие с Останкинской телебашни готовы прыгать, чтобы ее заполучить. И вот сидит сейчас Леша, а перед ним поросята в хрену и закуски, и бутылок больше, чем людей. А еще перед ним стоит торт. И торт этот сделан в виде промышленного сооружения. И, постучав друг о дружку полушариями, я вдруг узнаю в этом торте тот самый заводишко, который мы проезжали минут двадцать назад. Ну да - газгольдеры из марципана, трубы из пряника, и даже сверху шоколадом изображен черный дым. И вот Горбун берет нож и ясно, что сейчас он этот завод будет есть, под шумное одобрение присутствующих. Я говорю Саше: 'Пикнешь - убью', - и бочком-бочком за ближайший к выходу столик. Моя кодла садится со мной. Минута, другая - к нам никто не подходит. Горбун любуется тортом, а потом он торт отодвигает и придвигает к себе поросенка - сладкое на потом.Наконец Генка цепляет пробегающего мимо официанта и тычет в меню. - Свинину, - говорит Генка. - Нету, - говорит официант. - Тогда гуляш, - говорю я. - Нету! - А это что, - говорит Генка, указывая в зал, где Горбун старается над поросем. - Заткни пасть, - говорю я Генке, - а что у вас есть? - Макароны. - Неси макароны, - говорю я. Тут кто-то касается моего плеча. Я оглядываюсь, - за моей спиной два мальчика. Очень вежливые. Белые брюки и пиджаки в полосочку. - Шел бы ты ночевать в свой номер, - говорит один из мальчиков. - И жратву тебе туда принесут. Вообще-то, если бы я был сам по себе, я бы мог начать качать права. Это даже удивительно, что за столом нет моих знакомых. Но знакомые шефа уж точно найдутся. Я бы мог разъяснить кое-что этой лощеной 'шестерке', которую опету-шат в первом же ИВС. Но мы здесь инкогнито. Нам сказали не высовываться. И я бледнею, как самый заправский лох, и, сглотнув, выбываю из зала. Чтобы не выделяться, мы берем один номер на четверых. Номер - на третьем этаже, кровать- сексодром - посереди комнаты и сантехника времен царя Гороха. Горничная заверяет нас, что ужин скоро будет. Я кладу дипломат на кровать, и Генка отправляется в душ. У него привычка такая - мыться каждый день. Он эту привычку подхватил у буддистов. Генка три года медитировал у буддистов. Но они так его ничему и не научили. Они обещали его научить летать, а все, чем кончилось дело, - это его научили подпрыгивать в позе лотоса. Генка ужасно зол на эту публику и считает, что они его обманули. В прошлом году он крестился, но мыться каждый день не перестал. Генка моется, на первом этаже ухает музыка и пляшут люди, время все идет, и в моем желудке одна кишка предъявляет иск к другой, - Саша, - говорю я, - сходи за ужином. Но культурно. Без мордобоя. Саша идет за ужином, Генка моется, а Башка сидит посереди комнаты и ноет: - Ходжа, слышь. Ходжа! Посмотрим, что в дипломате! - Иконы, - говорит Генка, выходя из ванной. - Спорим, что книжки, - говорю я. - Дай откроем! - Зачем тебе? - Ну, понимаешь, - мнется Генка, - на меня эти буддисты навели порчу. Ночью не сплю. Мне одна бабка в церкви посоветовала на иконы чаще глядеть. - Нечего тебе в дипломат лезть, - возражаю я, - вон, иди вниз и покупай, сколько надо. Я там в холле киоск видел: лежит иконка Богоматери и даже написано: 'Богоматерь Владимирская. Хорошо очищает прану'. - Это все не то, - говорит Генка, - мало ли на чем эти иконки напечатаны! Их, может быть, на таком оборудовании печатали, на котором раньше стряпали карманный справочник атеиста. Они так тебе прану очистят, что сразу в лапы бесам попадешь. А художник, который их рисовал, он, может, вообще к Белому дому в 1991-м ходил. - А чего плохого? - говорю я. - Или он к Белому дому в 93-м должен был ходить? - Никуда он не должен был ходить, - объясняет Генка, - истинный православный не должен иметь дела с сатанинским государством. В армии не должен служить, налогов не должен платить и к их должностям не иметь никакого отношения. Вот так живут праведные люди. - Здорово, - говорю я, - прямо 'синяки'. - Дурак ты, - говорит Башка, - а истинная икона, которая до раскола, она знаешь как помогает? Если от нее щепочку съешь, то ни один 'калаш' тебя не возьмет. - И вправду. Ходжа, - поддакивает сзади Генка, - открой ящик, не жлобствуй! Ну, открыл я дипломат, ключа у меня не было, я булавкой поковырялся и открыл. В дипломате пять книжек, одна старее другой. Таких старых и на свалках-то не встретишь. Вовчик ухватился за книжку и стал смотреть. Аж язык высунул от усердия. - Да ты вслух читай, - просит его Генка. - Да тут по-английски. - А вон Шариф у нас образованный, - говорит Генка. Ого! Образованный! С третьего курса
