ближайшем рассмотрении выяснилось, что на деталях этого 'Сони' есть надпись 'made in Taiwan'. Что же касается справочника оружия - то тут пришлось повозиться. Я в охотку перелистал все модели автоматических и полуавтоматических пистолетов и наконец остановился на специальном полицейском 'люгере' сорок пятого калибра. Несколько слов - и 'люгер' лежал у меня в руке, еще теплый от колдовства. Потом настала очередь патронов, изображенных в том же сборнике, десятью страницами позже. Хуже всего обстояло дело с глушаком. Глушаков в справочнике не было, а тот, что я нарисовал сам, все выходил какой-то кособокий. В конце концов я плюнул на это дело, исколол иголкой пластиковую бутылку из-под кока-колы и поимел вполне приличный одноразовый глушак. С ним-то я и испытал мой 'люгер'. Волына стреляла отлично, несмотря на свое колдовское происхождение. Дырки от пуль были самые настоящие. Я дунул на 'люгер', превратил его обратно в бумажную картинку, скатал картинку в трубочку и положил в карман. Туда же я положил нарисованную на бумаге обойму. И отправился к профессору. Отличное дело! С таким 'люгером' я могу хоть в Шереметьево на посадку ходить. Да что там с 'люгером'! Я им целый танк на борт самолета пронести могу! Асмодей в это время сидел на ковре и смотрел телевизор. - Сиди дома, Асмодей! - приказал я бесу. - И смотри, если приедут покупатели для 'ауди', выходи к ним в виде мужика, а не в этой своей кофте. Ясно?
* * *
Через полчаса моя тачка остановилась под окнами квартиры профессора. Мне было хорошо. Я подумал, что сегодня отдам старичку четыреста баксов за урок. Интересно, куда он девает бабки? Наверное, копит, потому что со времени моего появления жизнь его ничуть не изменилась. Даже в холодильнике обретался все тот же кефир. Вьелась в моего профессора нищета. Я подумал, что сделаю доброе дело, если зайду в соседний магазинчик. Через двадцать минут, с двумя бумажными пакетами, наполненными благоуханной снедью, я подымался по знакомой изгаженной кошками лестнице. Я позвонил. Мне открыли. Профессор лежал на полу в луже крови. А рядом с ним, зажав в лапе старый добрый 'ТТ', сидел верхом на стуле мой бывший шеф: Князь. Сидел и скалил зубы. - Ну что, Шарифка, - сказал он ласково, - загулял от меня, падла? Пакеты из моих рук высыпались на пол. - Мы тут сидим, книжки ждем, а он на шикарных тачках катается, латынь учит, - продолжал шеф. - Ну зачем тебе латынь сдалась? Я сглотнул. Однажды на моих глазах Князь велел обмазать провинившегося члена бригады медом, а потом положил его в колоду, а колоду сунули в муравейник. С этих пор вид Князя всегда действовал на меня как-то угнетающе. Я понимал, что я неправ. Ребята поставили меня в позу 'знак качества' и обыскали. Никакого оружия они не нашли, сплюнули и бросили меня на пол, под ноги шефа. А тот поставил свою кроссовку мне на загривок и продолжает: - Ну что, Шариф, тебе здесь кишки выпустить или Горбуну отдать? Где книжки? Я раскрываю рот. - Громче! Чего ты несешь! - ... ius plenus... Шеф успевает разобрать только окончание латинской фразы. В следующую секунду мне в руки выпрыгивает мой нарисованный на бумажке 'люгер'. Первая маслина попадает Князю в плечо. Я вижу изумление, написанное на его лице. Потом он складывается, как пустая картонная коробка, пополам и рушится на пол. Вторая маслина влетает в лоб моему старому знакомому по кличке Дубок, и на лбу Дубка расцветает третий глаз. Начинается стрельба. Гильзы скачут по всей комнате, как девочки из варьете. Дым заволакивает старую профессорскую квартиру...
* * *
Через пятнадцать минут ментовка, оповещенная соседями о перестрелке в профессорской квартире, прибыла на место происшествия. Она нашла там подручного Князя по прозвищу Ленька Хромой с пулей в плече, два трупа, еще одного бандита с пулей, запутавшейся в кишках, и брошенный у подъезда серебристый 'мере' с отпечатками пальцев известного рэкетира Шарифа Ходжаева. Профессор МГУ Иннокентий Вареньков пребывал без сознания и о происшедшем ничего путного сказать не мог. На допрос Леньки понадобился ровно час и три стодвадцатикилограммовых опера. Через час, когда Ленька с тремя сломанными ребрами и отбитыми почками лежал, оплывая кровью, на полу кабинета, следователь Осокин снял трубку и позвонил своему другу полковнику Яниеву, бывшему спецназовцу, который на старости лет подался в утро и сейчас был связан с делом о похищении редких рукописей у рязанского коллекционера. - Васька, - сказал он, - мы тут раскололи одного типа. Приезжай немедленно. Васька Яниев явился к Осокину через полчаса. Ленька уже сидел на стуле, бессмысленно тараща глаза и вздрагивая скованными руками. - Значит так, - сказал Осокин, показывая на пленника, - похищение организовал его шеф, Князь. Книги - у одного из Князевых боевиков, по имени Шариф Ходжаев, а по кличке Ходжа. Ходжа-ев поехал за ними в Рязань, а по дороге обратно сделал ноги. Сейчас его ищут двое - Князь и еще один авторитет - Горбун. - А Горбун почему? Следователь кивнул Леньке. - Не знаю, - угрюмо ответил Ленька, - а только Горбун возник, предъяву нам начал делать - мол, Ходжа у него бабки увел, тачку взорвал, людей положил. Он с катушек слетел, Горбун. - Почему ты так думаешь? - Да бред он какой-то нес. Мол, ваш Ходжа через стенки летает, бензин из машин сосет. А потом заявил: мы, мол, его взяли, а он всех наших людей в себя превратил. Двадцать штук, мол, Шарифов Ходжаевых по вилле Горбуна бегало, никакой субординации! - Ну а вам что Ходжа сказал? - Где? - Где-где, да в той хате, где вы его брали? - А. Ну, шеф стал Ходжу искать, нашли его в этом дворе. Он к какому-то старичку ездил брать уроки латыни. - Чего? - разинул рот Яниев. - Вот и Шеф тоже - чего? А он ездил. Три часа в день торчал, к девкам так прилежно не ездят. - Ну, взяли вы его в этой квартире, - спросил Яниев, - и что? - Да куда мы его взяли! Только положили на пол - он вынул волыну и стал шмалять! - Что же вы его не ошмонали? - Да мы его ошмонали! Не было у него ничего, - проговорил Ленька, - в жопе он его, что ли, прятал!
* * *
Через час, в маленьком ресторанчике, которому покровительствовал брат Осокина, оба служителя закона обсуждали планы поимки Шарифа Ходжаева, бесследно после перестрелки исчезнувшего. Яниев покачал головой. - Ой не нравится мне эта история с Горбуном, - проговорил он, - ой не нравится! - Да Горбун - наркоман. Он еще в девяностом кокаин ел. - Горбун-то - наркоман, а вот в восемьдесят девятом отделении - тоже наркоманы? - Это ты о чем? - Да одна интересная история приключилась в тот день близ сельца Полушкина. В эту самую ночь, а точнее - в пять утра, километрах в двух от Горбунова особняка две девицы выкинули из 'жигуля' водителя. Сели и поехали. Водитель добрался до поста ГАИ, передали ориентировку, в девять едет патрульная машина по Профсоюзной, видит - угнанный 'жигуль' стоит у магазинчика. В нем - девица. Другая девица прямо за окном возится у ксерокса. Ребята бросились на девицу в машине, а та возьми и растай у них в руках. Ребята бросились в магазинчик... Угадай-ка, что случилось. - Ну? - А то же, что у Горбуна. Все парни обернулись девицами в красном платьице и на высоких каблуках. - А та, настоящая? - А настоящая сбежала. - Ну и при чем здесь Ходжа? - А при том, что владельца из 'Жигулей' выкидывали две девицы. И у магазинчика были две девицы. А на руле угнанных 'Жигулей' - отпечатки пальцев Ходжи. Осокин раскрыл рот. - Слушай, - вдруг спросил он, - а что эта девица делала в магазинчике? - Я же сказал - ксерокс снимала. - С чего? - Неизвестно. Она его не сняла. - Не успела? Жаль. - Успела. Она снимала ксерокс со старинной книги, но, как она ни старалась, в поддон вылетали одни пустые листы. Не хотела книга копироваться, и точка. . - Вечно эти ксероксы чудят, - пробормотал Осокин. Тут появилась официантка с дымящимся кофе. - Слушай, - задумчиво спросил Осокин, когда девица, удалилась, покачивая обтянутой в черное попкой, - а что за книги были похищены в этой Рязани? Яниев, вместо ответа, ткнул пальцем в окно чуть позади себя. Там, на заляпанной грязью улице, расположился лоток торговца всякой магической литературой, популярной, как печенье у мышей. - Вот такая же чушь, - сказал Яниев, - только шестнадцатого века. В Россию попала вместе с Просвещением и розенкрейцерами. Местный рязанский помещик собирал библиотеку. Пять книжек, из них четыре инкунабулы, а одна писанная от руки. Она-то и представляет главную ценность и значится в описи как 'четвертая часть' 'Тайной науки' Корнелия Агриппы, записанная мастером собственноручно. Учитывая специфику товара и специфику Рязани, можно быть совершенно твердо уверенным, что это полнейшая деза. Этих 'четвертых частей' в XVI веке в Европе было больше, чем воды в супе, и к Агриппе они имели не большее отношение, чем доллар, напечатанный в Ираке, - к Федеральной Резервной Системе. - А что за 'четвертая часть'? Яниев подумал и пояснил: - В 1530 году Агриппа выпустил три книги, содержащие довольно-таки объективный обзор всей магической дребедени. Тогда же по Европе начала бродить 'четвертая часть', в которой знаменитый чародей якобы излагал секреты истинной магии. И бывший спецназовец брезгливо добавил: . - Ты думаешь, эти Кашпировские только в наше время появились? Дня через три я заехал к знакомым ребятам из автоцентра - Сашке и Васе. Не скажу, что я им наболтал, а только через недельку мы сняли стоянку на Варшавском и открыли автосалон 'МультиА-вто'. Сашку сделали генеральным директором, Васю - менеджером по продажам, ну а я в документах не фигурировал. Часть машин мы и вправду покупали, а часть я сам пригонял неизвестно откуда. Ребята думали, конечно, что тачки паленые, а я их не разубеждал. Торговали мы спокойно недельки две. Вот как-то утром в воскресенье пригоняю я на стоянку 'ауди' нынешнего года рождения и вижу - Сашка сидит над стаканом с подбитым глазом и плачет. , Ты чего, Саш? - говорю я. Ну,
