опознали место, где когда-то стояла наша убогая избушка из самана на самом берегу озера Лапоть. Никто из нас троих не мог поклясться, что это именно то место, где мы жили больше полувека назад. Безбрежное озеро моего детства оказалось небольшим прудом шириной не больше 20-30 метров. С обеих сторон к нему примыкали еще два таких же пруда, разделенные земляными дамбами. Ничего знакомого.
Мы зашли в магазин неподалеку от обелиска. Там продавщица средних лет отвешивала какие-то продукты, кажется, макароны, двум согбенным старушкам. Мать заговорила с ними. Продавщица не смогла вспомнить ни одной фамилии, которые называла ей мать. Старушки, видимо, уже давно страдали глубоким склерозом и тоже ничем нам не помогли.
Мы снова прошли к обелиску и посовещались. Можно задержаться здесь, в Нижней Покровке, попроситься к кому-нибудь на ночевку, завтра с утра зайти в школу, на почту, в сельсовет, виноват, в администрацию села. Но что это даст? О чем спрашивать занятых делами людей? Что мы могли им сказать? Мы еще немного постояли у обелиска, поклонились ему и отправились в далекий обратный путь. Уже в густых сумерках мы оказались в доме моей матушки в Красном Яре.
Мы проехали за этот день больше 600 километров - путь немалый и утомительный даже для крепкого, здорового человека. Матушке моей шел 89-й год, тетушке – 83-й, но обе они держались геройски. Матушка выглядела помолодевшей. Когда мы поздно вечером пили чай в ее доме, она с удовлетворением сказала:
- Я будто побывала, наконец, на могиле вашего отца. Теперь можно и умирать.
Моя мать умерла через полтора года после этой поездки. Она шестьдесят лет, ровно две трети жизни ждала возвращения с фронта нашего отца и оставалась до самой смерти женой пропавшего без вести рядового красноармейца.
Через много лет после ее смерти мне посчастливилось восстановить связь со своими нижне- покровскими земляками. Я отправил в Нижнее-покровскую среднюю школу эту книгу, только что вышедшую из печати. Я не знал, уцелела ли школа в деревне моего детства, но верил, что в Нижней Покровке чтут память своих погибших односельчан, и надеялся, что моя книга окажется для них хорошим подарком. И не ошибся.
Мне ответила директор Нижне-покровской средней школы Шкелева Ольга Анатольевна. Среди многих теплых слов она написала, что в Нижней Покровке только что ввели в строй новую среднюю школу на 160 учеников, что в школе есть музей и даже микроавтобус «Газель» на 13 мест. Она сообщила о некоторых моих одноклассниках и, самое главное, - о моей первой учительнице Евдокии Евтеевне. Оказывается, Евдокия Евтеевна жива и здорова, она всю жизнь проработала в этой школе, после выхода на пенсию переехала к дочери в Новоузенск, но не теряет связи с родной школой.
Ольга Анатольевна передала мои книги редактору районной газеты «Целинник» Бычкову Юрию Ивановичу, и тот прислал мне очень теплое письмо и несколько номеров своей газеты, где говорилось о Нижней Покровке и ее школе. Сам Юрий Иванович поступил в эту школу через 15 лет после меня и закончил ее в 1968 году. Он много лет занимается историй родного края, издал три книги на эту тему. Он писал, что в годы его учебы Нижне-покровская школа насчитывала более 300 учеников, сидели по-трое за партой. Сейчас, в годы демократического возрождения России, в Нижней Покровке не набирается и сотни учеников.
Юрий Иванович написал о старых учителях нашей школы и о некоторых моих одноклассниках. К моей радости, мой закадычный друг детства Вовка Горобец, ныне Владимир Михайлович, жив-здоров, живет в Волгограде и держит постоянную связь со школой и с «Целинником». Нашел Юрий Иванович сведения и о моем дошкольном приятеле Ваське, насмерть угоревшем вместе с тремя малолетними братьями. Оказывается, память меня немного подвела, эта трагедия произошла не в первую военную зиму, а во вторую, 16 ноября 1942 года, несчастную мать погибших мальчишек звали Марией Ивановной Горобцовой.
Сообщил Юрий Иванович и о том деревянном доме на берегу Камелика, в котором мы сначала жили. Это или Дом учителя, построенный земством одновременно со школой в 1913 году, или расположенный рядом с ним дом зажиточного крестьянина Иосифа Завгороднего, раскулаченного в год великого перелома.
А первым фотографом в Нижней Покровке был, все-таки не мой отец, а дореволюционный еще псаломщик Н.А.Любимов. Сохранилась копия его фотографии за октябрь 1918 года, когда в селе стоял Чапаев, - тут моя матушка оказалась права, - и хоронили пятерых погибших его бойцов. Любимов в годы НЭПа открыл свое фотоателье, но его в конце тридцатых годов репрессировали, как чуждый элемент.
Так что мои смутные детские воспоминания неплохо совпадали с архивными сведениями Юрия Ивановича. Лишь в одном я невольно подвел его, - когда писал о некоем друге моего отца, «дяде Пете», который, якобы, через множество лет после войны ответил мне коротким, удивительно сухим и казенным письмом. Юрий Иванович «вычислил», что этим «дядей Петей» мог быть директор Нижне- покровской школы, Петр Лукьянович Рожков. Однако это не так.
Да, Петр Лукьянович Рожков был другом моего отца и часто заходил к нам, а его дочь Валя стала лучшей подругой моей старшей сестры. У меня даже сохранилась его фотокарточка, сделанная моим отцом. Петр Лукьянович тоже ушел на фронт, но вернулся с войны живым и работал в Перелюбе сначала директором школы, а потом – заврайоно. Но писал свой запрос об отце я не ему, и получил брюзжащую отписку не от него. Под «дядей Петей» я имел в виду совсем другого человека, которого, по словам матери, взяли в армию почти одновременно с отцом. Это Семен Ткалин. Они оба уже ушли в мир иной, поэтому теперь можно называть настоящие фамилии. Да простят мне безгрешные души их обоих за эту перестановку имен.
Написал Юрий Иванович и о моих родителях, - как историк, он усердно перерыл районные, сельские и областные архивы. Он нашел сведения, что мой отец в 1939 году был членом окружной избирательной комиссии по выборам в райсовет. Он даже разыскал собственноручно написанную отцом автобиографию! В одном из присланных мне номеров «Целинника» я прочитал довольно подробную заметку об учителях из Нижней Покровки, которые ушли на фронт и о тех, которые не вернулись с войны, в том числе, и большой абзац о моем отце.
Юрий Иванович выяснил также, что мою матушку приняли кандидатом в члены ВКП(б) 13 марта 1939 года, а в 1943 году ее избрали секретарем партийной организации Нижнее-покровской средней школы. А я об этом ничего не знал и лишь удивлялся, что матушка столько времени проводит в «кружках», «клубе» и часто ездит в Перелюб на какие-то там совещания.
В присланных Юрием Ивановичем газетах я прочитал большую статью о моей первой учительнице. Оказывается, Евдокия Евтеевна Рожина (в замужестве Никулина) закончила Нижнее-покровскую школу в 1941 году и получила аттестат зрелости 21 июня 1941 года. За отличную учебу ей тут же вручили бесплатную путевку в симферопольский дом отдыха. Выпускной бал ее класса прошел в ночь на 22 июня. А на следующий день счастливые выпускники узнали, что началась война. Все они распрощались с юношескими мечтами о светлом будущем и пошли на трудовой фронт, в колхоз. В Нижней Покровке было два колхоза: один - «Хлебороб», и второй - имени В.И.Чапаева.
Однажды в поле приехал заведующий Перелюбским РОНО и сказал, что все мужчины-учителя мобилизованы в армию, что в школах не хватает учителей, и что он просит вчерашних школьников, которые хорошо учились, пойти работать в школу учителями начальных классов. Вот так 18-летняя Евдокия Евтеевна стала учительницей. В 1943 году, когда она вела наш класс, ей было всего-навсего 20 лет, хотя мы считали ее солидным и опытным педагогом. Педагогическое образование она получила позже.
В школе молодую учительницу избрали секретарем комсомольской организации, и по ее инициативе учителя и ученики в 1942 году стали собирать деньги на самолет для фронта. Дни они проводили в школе, а по вечерам и по выходным чуть не до утра работали в поле и на фермах, на самых тяжелых работах. Заодно они собирали металлолом, сдавали немногие имеющиеся в семьях ценности и, наконец, послали деньги в Саратов, в Фонд обороны. Им оттуда ответили, что на самолет денег не хватает, но танк можно построить. И в 1943 году Красная Армия получила танк Т-34 с надписью на броне: «От комсомольцев Нижне-Покровской школы». К сожалению, боевая судьба этого танка осталась неизвестной нижне-покровцам.
Не так уж много в нашей стране школ, которые в годы войны подарили Красной Армии танк!
Трудно передать мои чувства, которые я испытывал, когда читал эти газеты и письма с моей незабываемой и навсегда прекрасной малой родины. Простые русские люди в далеком степном заволжском
