ладони по горлу Сержик. – С патронами тоже задница! У пацанов там оружие клинит уже. – Он побежал от меня к Лисе.
Остался один магазин. Не без сожаления пристегиваю его к автомату, переключаюсь на одиночные выстрелы. Да уж, так мы до хера навоюем! Слышу, как интенсивность стрельбы с нашей стороны спадает до разрозненных выстрелов. Только недавно вернувшийся к пулемету Дизель от души рассыпает веер пулеметной очереди. Потом и он замолкает.
Благо, что разделяет нас от духов ущелье, иначе до рукопашки могло бы дело дойти. На наше счастье, по той стороне ущелья ударила артиллерия, пара «восьмерок» прострекотала над нашими головами, прошлись «НУРСами» по позициям духов. Ага, примолкли, уроды! В едва наступившем затишье слышу, как заорал Дизель:
– Товарищ капитан! Товарищ капитан, снизу люди, к нам лезут. Мочить?
Ротный подскочил откуда-то к Дизелю, упал рядом с ним, поднял бинокль к глазам:
– Я тебе замочу! – Он хлопнул кулаком по каске Дизеля. – Наши это, пытаются к нам прорваться.
Это потом уже мы узнали, что к нам на помощь шел командир взвода из восьмой роты старший лейтенант Керкиев. Возмутился старлей нерешительностью комбата, который никак не мог отдать команду прорываться к нам, пустить в ход БМП. Все не решался майор выводить на наши позиции бронетехнику, держал машины там, где была обозначена точка рандеву, мимо которой мы прошли. Огнем из пушек и пулеметов враз можно было успокоить духов. Но комбат все медлил и медлил, напуганный ошибкой Кулакова. Плюнул на все Керкиев, взял с собой шестерых пулеметчиков и ринулся к нам. Только духи все равно не дали им подняться наверх, до конца боя продержали на месте, метрах в десяти ниже нас.
К четырем часам вечера бой затих окончательно. Выдохлись и мы, и духи. Разрозненные выстрелы еще доносились, но уже как-то и не особо опасались их. Устали воевать и бояться. Кое-как вскарабкались на плато, повалились на землю от усталости. На БМП подвезли воду в огромных резиновых бурдюках. Хоть напились от пуза, фляги налили. Жрать совершенно не хотелось. Пробили с Лисой пару дырочек в банке сгущенки, потянули тягучее, сладкое молоко, запили вонючей водой. Нормально, жить можно! Точно так же поужинали и Малец с Дизелем. Можно было и к ночлегу готовиться, но пришлось еще получать боеприпасы. Затарились ими тоже под завязку – и магазины набили, и рассыпухой в противогазные сумки щедро насыпали. Старшина было начал жаться, кричать, что на всех не хватит. Кулаков ему ответил, что если не хватит, поедешь и еще привезешь. Губенко зябко передернул плечами, велел достать из БМП еще цинки с патронами. Вот же жмотяра!
Справедливости ради надо сказать, что наш старшина, старший прапорщик Губенко, все же был неплохим человеком. Правда, получить у него даже полагающееся солдату по всем нормам было делом нелегким. Про ботиночки свои я уже рассказывал. То же самое относилось и к форме, и к головным уборам, и к бушлатам, да к чему только не относилось! Но если ротный свирепел и приказывал, чтобы рота на завтрашнем построении выглядела как огурцы, то рота именно так и выглядела, в новеньких хэбэшках, панамах, начищенных уставных ботинках. Потом все же Губенко сдирал обновку со всех, выдавал форму второго, а то и третьего срока, обменивал панамы и ботинки:
– В горах все равно порвете, истреплете!
Можно было и послать старшину, уцепиться за шмотки, и никуда бы он не делся, обновки остались бы в руках. Но ссориться со старшиной из-за таких мелочей не хотелось, поэтому выискивали в старье если не свое бывшее обмундирование, то подходящее по размеру, стирались, латались, зашивались. Мне было проще теперь с обувью, но трофейные берцы многим не давали покоя. Ох, сколько завистливых жадных глаз провожали мою обувь. Да только облом, ребята! С сорок пятым размером ноги у нас я, Лиса, замполит и еще пара-тройка солдат. Все наперечет!
Ночь прошла в тревожном ожидании завтрашнего дня. Подтянулись на плато еще две роты, те, которые любовались боем издалека. Поздно вечером комбат проводил совещание, настаивал на том, что с утра надо будет вернуться на наши вчерашние позиции и вступить в бой с духами. Зароптали взводные – мол, с оружием беда, много вышло из строя, боеприпасов не особо густо, с медикаментами еле-еле. Комбат обещал, что с утра прямо на позиции доставят все необходимое, да и вообще, это приказ командования полка. Куда тут денешься, тем более что и особист тут присутствовал, и начальник разведки полка. Выматерился Кулаков негромко в усы, пришел ночевать к нам.
Только не вышло ничего с утра. В четыре часа нас подняли и скрытным маршем отправили туда, где вчера восемь часов воевали. С рассветом начали стрельбу, вызывая духов на ответный огонь. А с той стороны ущелья – тишина. Ушли моджахеды. И зачем было вчера до кровавых соплей биться? Во имя чего?
Я слышал, как за оградой мягко хлопнула дверца машины, узнал шаги Лисы, ступавшего осторожно по гравию, рассыпанному у дома, затем тихо скрипнула металлическая калитка.
– О, Серега, не спится? – Лиса присел рядом со мной.
– Да вот, что-то никак не усну. Лежал-лежал да и встал, чего ворочаться-то…
– Слушай, может, водки накатим? – поинтересовался Гена.
– Можно, конечно, – согласился я. – В лечебно-профилактических целях! Чтоб спалось. Погоди, у тебя же завтра дел по горло!
– Та, ерунда, – отмахнулся Гена. – Я сейчас. – И он ушел в дом.
Слышно было, как впотьмах Лиса открыл холодильник, чертыхнулся тихо, когда слабо звякнуло стекло, появился на улице с тарелкой нарезанной колбасы, сыра и бутылкой водки.
– Водка из морозилки, не возражаешь? – Он поставил на стол продукты, ушел в сарай, принес огурцы и помидоры. – Давай, братуха! – Свернул винтовую крышку с горлышка бутылки, взял пару стаканчиков, плеснул по чуть.
– Вот же, алкоголики бешеные! – проговорил Татарин, выходя на крылечко. – Игореха, ты полюбуйся на них! – Он с суровым видом покачал головой, укоризненно-жалостливым голосом обращаясь к Джону, тоже вышедшему следом, как и Игорь, в одни трусах.
– Угу, – согласился Джон. – Товарищей боевых, можно сказать, братьев по оружию баю-бай уложили, а сами… Эх, как верить после этого людям!
Гена заулыбался, закусил спичку зубами, приглашающе развел руками.
– А ты, Лиса, – все так же сурово отчитывал Татарин, – выплюни гадость. – Он выхватил изо рта Гены разжеванную спичку и погрозил пальцем. – А то тетя Оля накажет!
Мы заржали потихоньку. Гена налил водки и ребятам.
Выпили, захрустели пупырчатыми сладкими огурчиками, даже в соль макать не стали, и так вкусно.
– Чего вы не спите? – поинтересовался Лиса, завертел в пальцах новую спичку, однако не решаясь сунуть ее в рот.
– Привычка старая, сержантская, – охотно пояснил Татарин. – Сквозь сон слышал, как Серега вышел из комнаты, потом ждал, когда вернется. А его все нет. У меня если даже Наташа встает ночью, всегда спрашиваю, куда собралась, – улыбнулся Игорь – Сначала обижалась, потом привыкла, зато отвечает: «Спи давай, сейчас приду!»
Джон пожал плечами:
– Я сразу уснул, потом чего-то проснулся, лежал, прислушивался; вскоре ты приехал, в дом зашел.
Закурили. Щурились от дыма, он в неподвижном воздухе висел над головами, не уходил сквозь густую листву. Хорошо как! Тихо, спокойно, тепло.
– Серый, – позвал Гена. – Я тут по дороге, когда Ольчу провожал, рассказал историю кинжала. Если Джон возражать не будет… – он покосился на Игоря. – В общем, мы решили вернуть его тебе, как полноправному хозяину трофея!
Игорь, соглашаясь, кивнул – никаких проблем, дело хозяйское.
Я только сейчас заметил, что, задумавшись, поглаживаю теплые ножны. Теперь оттолкнул кинжал от себя:
– Нет, Геша, нет! – испуганно затряс я головой. – Владей. Я от него еще тогда отказался. Не возьму.
Просидели до первых петухов. Здорово все же у Гены! Вроде как и в городе живет, а тут, на окраине, совсем деревенская жизнь. Петухи поют, где-то корова мукнула. Кроме первой рюмки, больше и не пили. Не хотелось. Переговаривались тихими голосами, что-то общее вспоминали, делились планами на будущее.
