рожон, вместо того чтобы методично подготовиться к весне, заслоны выставить, засады на вероятном пути следования духов. Не-а… Опять же, тупо прочесывали кишлаки, тупо лезли в горы вслед за душарами, ну и так далее. Одним словом, галиматья сплошная. Естественно, с серьезными потерями. Мы же в декабре попали туда, какая разведка зимой, только аэрофотосъемка, карты Генштаба и прочее. А тут – реальность, не на картинках. Хотя уже более-менее обстрелянными были, успешно воевали, но с малыми группами и в основном на равнине. В горах только случайные боестолкновения, ну и досмотры караванов.
Рассказчик замолчал, громко глотнул водку, сделал паузу и продолжил:
– А тут, блин, когда стаей тараканов душары ломанулись в горы, а у них там схронов с оружием и боеприпасами как грязи… Мы, что в рейд брали, с тем и воевали. Много на себе упрешь, что ли? Ну, цинк патронов. Это на двадцать минут боя. Ну, гранат с десяток. Ну, нож. Правда, пулеметов всегда два-три было. Однако и таскать тяжело, и патронов не напасешься. Пожрать что-нибудь: несколько банок тушняка, сгущенки, галеты, крупы россыпью, кусок мыла, тряпку для лица, после умывания утереться, портянки, носки запасные… Все! И не факт, что сразу после боя или до него, или же после подбросят боепитание и жратву. Далеко не факт! Посему в основном грузились патронами, а продукты по остаточному принципу брали.
Вот и четырнадцатого февраля восьмидесятого года, День святого Валентина, почему и запомнился этот день. Впрочем, мы и не знали тогда про такой праздник, просто мне стукнуло тогда ровно двадцать лет. Раненько утречком, сразу после восхода, как только чуть от мороза ночного оклемались, ночевали на снегу, в основном охранение боевое было. Поднялись на вершинку, а туточки нас и ждут. Кишлачок там махонький, домов с полтора десятка. Душары с него и долбанули по нам… У них еще и «ДШК» имелся, а это штука страшная. Даже если и не в тебя стреляют, так от одного звука можно в штаны навалять. Ревет, как труба иерихонская, и сразу охотно веришь, что пулька из него в клочья разнести может! Так оно и есть, впрочем.
Залегли мы за каменьями, пуляем в ответ. Но после «ДШК» наши «РПК» слабоваты будут. Запросили огневой поддержки. Пара «крокодилов» минут через сорок подошла, лупанула по кишлаку. Дым, копоть, снег – все в одну пелену над селеньицем. Дали летуны возможность ворваться туда. Ну что там, в основном развалины, трупы или куски тел, а уцелевшие духи в горы уходят. Но не наша задача их преследовать. Туда пехота потянулась из соседнего распадка. Наше дело – засечь, прочесать – и вперед, дальше. А то и на базу сразу, что завсегда лучше, чем по горам козлами скакать…
Пошли на прочесывание. Обычно работали в паре. Один впереди, второй сзади по сторонам шарится, за спину поглядывает. Получилось так, что Чича, напарник мой, сунулся вперед и первым шмыгнул за калитку дувала – а там, блин, растяжка на уровне головы. Он-то пригнутый шел, глазами внизу растяжку искал, потянул сводом каски или еще чем струну. Хлоп – и все… Чиче полголовы снесло на хрен. Я тогда офигел от взрыва, потом от осколков (не задели меня, поскольку я чуть в стороне был), от мозгов в снегу, ну и оттого, что Валька на спину падает, считай, без головы, а на спусковой крючок автомата пальцы давят, только пули веером вверх и частично над моей башкой просвистели.
Остался я один. Понимаю, что, если, уходя в спешке, духи все же успели растяжку поставить, значит, что-то интересное там было или есть, а может, просто из-за подлючести своей. Врываюсь во дворик, сразу перекат через правое плечо. Когда только влетал туда, успел увидеть слева, рядом с калиткой, арбу двухколесную, прислоненную к дувалу. К ней после переката и шмыгнул. Там еще мешки с хворостом и соломой были. Обосноваться не успел, а из домика в меня бабахают из автомата. Но недолго: патроны закончились у орла. Это я понял, когда он заткнулся. Что делать? Пошел к дому.
Рассказчик шумно вздохнул, помолчал. Снова короткое двойное бульканье:
– Выходит из проема дверного… у них ведь дверей практически нет. Древесина очень дорогая, поэтому завешены входы либо мешковиной, либо шкурами. Короче, выходит парень, примерно моего возраста, и лыбится, сука! В руках нож. Он им поигрывает, явно заводит. Меня ж от злости и обиды за Вальку Чичу трясет. Хотел сразу по нему влупить из автомата, но чего-то передумал. Как в кино все было, честное слово! Вокруг стрельба периодически. Где-то кто-то орет, мат, стоны. За спиной напарник в киселе из снега и крови лежит. А тут душара на меня с ножом прет. Ага… И чего-то такая злость через край, адреналин аж на языке шипит. Магазин от автомата отстегнул, ствол в сторону бросил. Ранец и броник тоже на снег бросил, нож самодельный достал. С ножичком своим редко расставался. Мне хлопцы из автобата подарили выкованный из рессоры, прочный очень, заточка отличная. Чтобы не напороться самому на него, сделал ножны из резинового шланга. Классная, отличная вещь была! Значит, нож в руку и иду на него. Вижу, что пацан кинжалом с детства владеет, сам шустрый такой и худющий! Я-то тоже толстым тогда не был, но у нас хоть закалка-тренировка была, да и жратва наша лучше, чем у них сплошной рис. Это все быстро в башке моей проносится, сам же думаю, как же биться с душарой…
Снова тишина. Мимо вагонного окна медленно уходит скорый «Москва – Львов». Стараюсь не уснуть, прислушиваюсь.
– Кинулся он на меня быстро так, я прямо и не ожидал, еле ушел с линии атаки… – Крякнул после выпивки, похрустел закуской. – В карате есть такой уход – таэ сабакэ, это когда приставным шагом условный треугольник стопами мягко рисуешь по поверхности. Очень эффективный приемчик. Вот с ним и ушел. А этот сучонок чуть вперед шагнул и грамотно, очень грамотно уклонился от моего ножа. Просто под руку мою заступил и опять мне в пузо своим кинжалом целит. Тут я вынес правую ногу на замах, вроде как ударить вражину хочу в промежность, но он только блокировал свой живот и полоснул мне лезвием по колену. Благо прямо по чашечке, не глубоко, только кровищи много, кожу разрезал, а так даже и не больно, щипало чуть. Я успел ему ножом по лицу достать, щеку порвал и ухо располосовал. – Рассказчик снова примолк, жевал что-то.
– Со стороны – картинка замечательная, все молча делаем, только рычим. Я понял, что он работает полностью на поражение, плен ему не нужен, хотя и понимает, что при любом раскладе ему хана. Но пацан ведь, ему ж только победа нужна… Больше он меня лезвием не достал, как ни пытался. Злится, визжит уже от ярости, не от боли, несмотря на то что я его трижды ткнул ножом: в бедро, в левое предплечье и в грудь. Но не глубоко, не успел просто, сам уходил от его ударов. А потом я споткнулся о брошенный ранец и упал на бок; нож выронил, успел только на спину перевернуться. Тут пацан прыгнул на меня, – голос дрогнул, напрягся, – навис надо мной, уселся на грудь и нож в горло мне воткнуть хочет. Да только я ручонки его шаловливые перехватил и не пускал к своей глотке. Сильный он был, тугой, как веревка, хоть и худой. Блин, изо рта у него воняет дохлятиной, слюна капает, кровь с морды стекает прямо мне в глаза. Ага, лежим, боремся! Я увидел, как пацаны наши во дворик метнулись. Кто-то побежал духа прикладом садануть, а взводный орет, мол, не трожь. И вот же, как у Джека Лондона, волчья стая смотрит на бьющихся волков, кто кого, кого драть потом будем?! Так и парни наши кругом стали, чуть не рычат. Даже мороз по коже продрал.
Я решил уйти на мостик и сбросить духа, напрягся, приподнялся чуть, а он меня коленом в пах… Ох и разозлился я!.. Отпустил его левую руку без ножа, дал ему возможность схватить меня за горло, а сам воткнул палец ему в глаз. Только чвиркнуло. Заорал душара. Все. Он мой! Перехватил руку с ножом, увел на болевой и с хрустом сломал в локте, потом в висок зарядил кулаком. Вывернул кинжал у него из пальцев и глотку ему перерезал… Режу, а у самого слюни и сопли текут. А ОСТАНОВИТЬСЯ НЕ МОГУ!!! Еще и коленом наступил ему на грудь, чтобы он не дергался сильно и крови поменьше на мне было. Надо же, думал тогда о таких мелочах, как чистота и гигиена!
Снова короткое затишье.
– Тут лейтенант наш подошел. Нож выцарапал из моей руки и влепил мне боковой, чтобы сопли не распускал. А я и вправду что-то занюнился.
Сколько лет прошло, а ведь помню все. И вонь из пасти духа, и запах крови на снегу, и шипение адреналина на языке, и глаза пацанов наших, и дрожь в руках после драки, и то чувство, когда убивал врага, – и не чувствую вины за собой. А должен?
Рассказчик вздохнул, вновь раздались булькающие звуки.
Честно, до сих пор не понимаю, приснилось мне это или все-таки был долгий рассказ за перегородкой. Уснул крепко. Проснулся уже в полдень, встал, заглянул за стеночку. Там никого. Только свернутые на нижних полках матрасы, да позвякивание перекатывающейся на полу пустой бутылки из-под водки.
Подумалось тогда: сколько же людей через Афган прошло, если то и дело натыкаешься на своих! На тех, кто там побывал…
«Любовь выскочила перед нами, как из-под земли выскакивает убийца в
