идти не хотелось. Там было пусто, холодно и одиноко. Нащупав в кармане несколько монет, я свернул в призывно раскрытые двери бара.
Несмотря на сравнительно ранний час, зал был почти полон. Я с трудом протиснулся через толпу. Свободное место отыскалось в самом углу, возле окна, задрапированного тяжелым пыльным занавесом. Усевшись, я погрузился в изучение реестра напитков, чтобы на звеневшие в кармане два ти одурманить себя как можно эффектнее. Мои исследования неожиданно были прерваны.
– Простите, ммм… если не ошибаюсь, мазор Антор, пилот?
Я поднял голову. Напротив сидел пожилой человек в поношенном платье, устремив на меня мягкий взгляд своих широко расставленных глаз.
– Да, в чем дело?
Мужчина замялся, будто испугавшись своей смелости, но, преодолев смущение, заговорил снова:
– Собственно говоря, ни в чем… Простите, я вас отвлекаю…
– Ничего.
– Мне просто хочется побеседовать с астролетчиком, Видите ли, мой сын, ммм… - тут собеседник опять замялся, - скоро кончает инженерную школу, а потом собирается сдавать на диплом астролетчика, и мне хотелось бы…
– Знать, сколько мы зарабатываем? - Я усмехнулся.
– М-м, не это… не только это.
– Что же еще? Простите. - Я повернулся к автомату и, опустив монеты, набрал две порции оло, в тяжелые, как гири, бокалы.
– Так что же еще?
– Вообще, хотелось бы знать вообще… - Мужчина замолчал.
– Непонятно.
– Меня интересует ваша жизнь. Ммм… ее трудности, радости. Я читаю вестники, но, мне кажется, они не отражают ее действительным образом. Или я не прав? Простите, но с астролетчиком мне еще не приходилось встречаться.
Я выпил порцию оло и откинулся на спинку стула, дожидаясь действия напитка. Через минуту в голове поплыл приятный расслабляющий туман.
– А как вы сами представляете себе нашу жизнь? - спросил я. Собеседник начал меня занимать.
Он наклонился ко мне и посмотрел прямо в глаза.
– Я, право, затрудняюсь. Ммм… но мой сын и я… мы считаем, что она должна быть яркой… ммм… наполненной и…
– Чепуха.
– Что? - он испуганно отшатнулся.
– Чепуха, нет этого.
Мы замолчали.
– Наполненной… Яркой… - задумчиво повторил я, обращаясь больше к самому себе, чем к собеседнику, - трудностей много, а радостей… Ваш сын молод, конечно?
– Молод.
– И глуп. Передайте ему это. Если хотите, от моего имени.
– Я…
– Можете добавить, что в его годы пилот Антор не был умнее.
– Простите, ммм… Я не совсем понимаю.
– Не понимаете? Странно. Все очень просто!
Оло сорвало защелку с языка, и меня неожиданно понесло. Я говорил скорее автоматически, чем сознательно, сам удивленно слушая свой голос, словно все это произносил кто-то посторонний.
– Как ваше имя, мазор?
– Мэлт.
– Что здесь понимать, Мэлт? Нечего, совсем нечего! Наша жизнь красивой кажется со стороны! Только со стороны! Слышите?
– Ммм…
– Подумайте сами, и все станет ясно. Есть только две категории профессий. Профессии обыкновенных, трезво мыслящих людей, их большинство, и профессии мечтателей. Первые скромны, они не обманывают человека, а вторые… Вы хотите оло? Пейте.
– Нет, ммм… спасибо.
– А вторые, вроде нашей… их мало, но они, как назойливая реклама, зовут, требуют, влекут к себе всеми силами. А чем настойчивее предложение, тем обычно хуже товар, это закон, вы знаете. Так и в нашей жизни, космос оказался слишком удачной рекламой. Все мы в детстве о чем-то мечтаем. В большинстве своем мечты эти чисты, как горные снега, но, спускаясь в долины жизни, они тают, становятся серыми и, превратившись наконец в мутный, грязный поток, несут нас дальше по равнине, чтобы оставить где-то в стоячем болоте. Вот так, Мэлт! Но некоторые, не в меру набитые романтическими бреднями, мечтая о возвышенном и красивом, так и не замечают, что у них есть тело и желудок, о которых следует позаботиться в первую очередь. Я, к сожалению, Поздно понял это и вот шагаю теперь по стезе астролетчиков, которую не могу оставить, потому что не годен ни на что другое и потому, что… все-таки люблю свое дело!
Я проглотил вторую порцию оло, наслаждаясь ощущением, разливающегося внутри огня. Старик молчал, напряженно всматриваясь в мое лицо.
– Астролетчики! Вы понимаете, что это такое? Понимаете? Нет, не можете вы этого понять! Мечты служить обществу - бред! Чепуха! Каждый из нас торгует, кто чем может, получая взамен известное количество пищи, одежды, удовольствий. Один продает руки, другой - знания, третий - совесть, а мы, спустив однажды свои мечты оптом и подешевке, расплачиваемся последним, что у нас остается, - своими жизнями. И лишь слепой случай решает, когда эту жизнь взять, - сразу или, глумясь, оставить ее нам искалеченной. Устраивает вас такая участь сына?
Старик что-то хотел ответить и уже было открыл рот, но я жестом остановил его.
– А что мы за это получаем? Думаете, много? Жалкие гроши! Но не будем считать на деньги. Что же еще? Может быть, удовлетворение от своей работы, сознание величия совершенного дела? Так вы думаете?
– Ммм… я…
– Иллюзия! Велик только космос, а наши дела в нем обычны и так же мелочны, как мелочна сама наша церексианская жизнь. И может ли она стать возвышеннее от того, что заброшена за пределы планеты? Нет, мы несем в космос то, чем живем здесь. Вы думаете, семья? Но кому нужен мужчина, скитающийся за облаками, который может никогда не вернуться? Вот мы и прожигаем жизнь, когда есть деньги. А если их нет? Что мы делаем, когда их нет? Снова мечтаем… всего лишь о сытом желудке…
Я в упор посмотрел на собеседника и, заметив испуг на его лице, прекратил свои излияния.
– Вы сами вызвали меня на этот разговор. Простите, - я усмехнулся, - но такова правда… вы хотели ее знать.
– Н-н-наверное… спасибо.
Я коснулся его руки:
– Откуда вы меня знаете?
– Сын… мм… у него портреты всех астролетчиков и потом ежедневный вестник.
Я кивнул:
– О да. О нас пишут. Недавно двое погибли… Тоже писали. Вспомните наш разговор, когда прочтете такое же обо мне.
Старик отодвинул стул и поднялся. Я задержал его:
– Вот что, передайте привет вашему сыну и забудьте то, что я вам здесь наговорил. Наверное, я сгустил краски. Мечты и космос великолепны, мы просто не доросли еще до них, что-то здесь, на Церексе, у нас неблагополучно.
– Прощайте.
– Прощайте.
