Он взял свои вещи и уже отошел от столика. Я окликнул его:
– Мэлт!
Он повернулся.
– Вы видели когда-нибудь бездну? Черную бездну и звезды? Одни звезды?
– Нет.
– Пусть ваш сын увидит. Это стоит жизни… Прощайте.
Старик ушел. Я остался за столиком один. Действие оло постепенно прекращалось, и из пелены тумана все отчетливее проступала обстановка дешевенького бара. Безвкусно размалеванные стены, низко нависший потолок, застывшие, словно маски, лица одурманенных людей и тягучие звуки однообразной музыки. Я почувствовал себя бесконечно одиноким. Даже этот старик меня покинул, а вместе с ним ушел и его сын, которого я никогда не видел, не знал и не узнаю. Я тяжело поднялся и вышел на улицу.
Дул ветер и трепал края одежды. Казалось, вот-вот хлынет дождь - по небу быстро бежали темные лохматые облака. Я медленно шел к гостинице, где остановился Ромс.
Из переулка вышла девушка, посмотрела на меня веселыми глазами, чему-то улыбнулась и пошла впереди, в двух или трех шагах от меня. Она была хорошо сложена, и движения ее дышали спокойной радостью. Я с грустью смотрел на ее стройную, ладную фигурку и думал о том, что по какой-то прихоти случая наши пути на короткое время сошлись на этой улице и так же разойдутся. Она уйдет, и я снова останусь один. Потом подумал: 'Смешно, она рядом, но не со мной, я и сейчас один. Может, догнать ее и сказать: я Антор, мне грустно, будьте со мной! Может быть, от этого многое зависит, может быть, тогда я не буду один, может быть, мы всегда будем вместе, даже тогда, когда я буду один'?
Она свернула за угол, и облака словно еще ниже спустились над городом.
Я зашел в гостиницу и отыскал служащего. Он узнал меня:
– Вы к Ромсу, мазор?
– Да, он пришел?
Тот покачал головой:
– Нет, увы, нет. Наверное, случилось несчастье, мазор. Недавно звонили из полиции и сообщили, что мазор Ромс, возможно, никогда уже не придет.
– Не придет? Почему? Он умер?
– Не знаю.
– Что случилось?
– Мне ничего не сказали, только сообщили, чтобы комнату за ним не держали, так как полиция платить не будет.
Я повернулся и вышел. Все ясно. Конд остался верен себе. Где он теперь? Я связался с полицейским управлением, но толком ничего не узнал. Там сменился дежурный. Он сказал, что я смогу обо всем узнать только на другой день.
Я медленно побрел домой. Спешить было некуда, да и не зачем. От двух ти, с которыми я пришел в бар, осталось только сорок лирингов. Это на завтрашний обед.
Поздно вечером, почти ночью, пришел Конд. У меня была подсознательная уверенность, что он что-то сделал с Ромсом, может быть, даже убил его. Я лежал лицом к стене и не повернулся, когда он включил свет. От дневных переживаний тело было тяжелым, налитым усталостью и апатией. Конд медленно шагал по комнате, задевая мебель и двигая стулья. Каждый раз, когда шаги его приближались ко мне, я весь внутренне напрягался.
– Ан! - наконец позвал он.
Я промолчал и лишь еще крепче зажмурил глаза.
– Ан, ты спишь?
Я не ответил, и он, сделав по комнате еще несколько кругов, сел рядом.
– Слушай, Ан, меня не обманешь, ты же не спишь…
Рука его коснулась моего плеча. Это прикосновение словно обожгло меня. Я порывисто вскочил на ноги:
– Что тебе надо?
Он спокойно, но вместе с тем удивленно посмотрел на меня:
– Что с тобой, дружище?
– Ничего! Не трогай! - Я отбросил его руку, протянувшуюся ко мне.
– Совсем спятил! Может, сходить за врачом?
– А может быть, лучше вызвать полицию?
Конд поднялся во весь свой богатырский рост.
– Вот что, - сказал он жестко, - прекрати истерику и объясни, в чем дело, или убирайся отсюда на все четыре стороны.
– Ты прав, мне следовало уйти раньше.
Я быстро собрал свои пожитки и направился к двери.
– Стой! - Конд крепко схватил меня за плечо. - Теряя друга, я должен знать - почему. Два слова - и можешь уходить.
Он прижал меня своими могучими руками к стене.
– Так в чем дело?
– Что ты сделал с Ромсом? - сказал я, пытаясь освободиться.
– Он умер…
– Я догадывался… Пусти… Что ты с ним сделал?!
– Ничего, он умер, я тебе говорю. Постой… ты думаешь, что я его… так?
Я кивнул. Он разжал пальцы и опустился на стул. С лица его сошло напряженное выражение, и складки разгладились. С минуту мы молча рассматривали друг друга, словно виделись в первый раз.
– Оставайся, куда ты пойдешь, - спокойно сказал Конд.
Я сел, потирая плечо.
– Больно?
– Не очень.
– Извини, я не хотел… Кто тебе сказал, что Ромс… что Ромса нет?
– Я был у него в гостинице, и мне сказали…
– Тебе сказали, - перебил Конд, - что там тебе могли сказать? Они сами ничего не знают.
– Мне сказали, - жестко продолжал я, - что ты ушел вместе с ним. Я вспомнил твое лицо и, зная особенности твоего характера, сделал выводы. Они оказались правильными. Отвечай!
Конд нахмурился.
– При чем тут лицо, - угрюмо сказал он, - твое лицо тоже не сияло, когда ты пришел из Государственного Объединения, и если судить по лицам, то неизвестно, сколько человек ты укокошил. Так, дружище. А в общем ты прав, я убил его четыре часа назад… Вот смотри.
Он бросил на стол пачку снимкА, проштампованных судейскими печатями. Я взял один из них. С листа на меня смотрело перекошенное злобой лицо Ромса, он был снят в момент стремительного выпада, в руке блестел изогнутый клинок дуэльного ножа. Другой кадр фиксировал схватку. Две фигуры на арене и бесчисленные рожи любителей кровавых увеселений, с раскрытыми в зверином реве ртами, подбадривали смертельных врагов. Отвратительное зрелище. Я отложил снимки - эти оправдательные для Конда документы перед лицом закона.
– Как ты добился поединка? Ты не ранен?
– Нет. Так что, видишь, все было честно. Ромс оказался не из трусливых и не из слабых. Еще бы немного, и не мне, а ему пришлось бы оплачивать похороны. - Конд протер воспаленные глаза. - Свет там слишком яркий… Гадостное это дело, я должен был добить его, уже раненого, вот что самое мерзкое. Смотри!
– Не хочу смотреть. - Я отстранил его руку. - Неужели ты не мог от этого отказаться?
– Не мог, не имел права. Один из нас должен был умереть. Так решили судьи. В противном случае меня бы самого… М-да. Таков закон, говорят, он принят для тех, кто настаивает на поединке. Ужасный закон!
– Ты все это знал раньше?