Наконец, не в силах больше терпеть, Кейт открывает рот. Инстинктивный вздох – и в ее горло, в желудок и в легкие устремляется морская вода, вливающаяся туда, даже когда она заходится в кашле.
В следующий миг Кейт ощущает резкую боль между лопатками и видит ночное небо.
Синклер рывком вскидывает ее голову, чтобы не дать ей задохнуться, и она чуть ли не готова благодарить его за это. Грудь ее прерывисто вздымается, вода льется по подбородку.
Как только Кейт восстанавливает дыхание, он проделывает с ней все заново.
Правда, во второй раз это уже полегче. Синклер точно знает, сколько времени можно продержать лицо пленницы в воде, чтобы она не захлебнулась и не умерла раньше времени, но теперь и сама Кейт это понимает. Каковы бы ни были его планы, топить ее он не собирается. Это очевидно, она ведь знакома с его образом действий. Другое дело, что о том, какие еще пытки у него для нее припасены, лучше не думать.
'Ни прошлого, ни будущего: лишь серия бесконечно повторяющихся настоящих. Переживи одно, сможешь пережить и следующее. И следующее...'
Кейт пытается отрешиться от происходящего. Она думает о велосипедистах, о том, как их тела и головы остаются идеально неподвижными, в то время как их сердца яростно бьются, легкие прокачивают воздух, а ноги вращают педали. Примерно так она поступает со своим сознанием: отключает его от того, что происходит с ее телом, заставляя себя думать о чем угодно, только не об этом.
'Меркат-Кросс, открытая круговая аркада, фактически отмечающая центр Абердина. Верхний парапет поделен на двенадцать панелей с королевскими и городскими гербами, а также портретами всех монархов из династии Стюартов, от Якова Первого до Седьмого. Над парапетом золоченый геральдический единорог. Спасибо Фергюсону, который все это ей показал. Вид на Маришал-стрит, выходящую к гавани: в створе ее видны огромные морские суда, которым слишком тесно в этой щели между домами. Панорама эта выглядит странно, как музей Гуггенхайма в конце узкой Бильбао-роуд'.
К ее щекам липнет песок. Должно быть, он остановился, хотя Кейт по-прежнему ощущает воду. Потом она видит, что рядом с ней взрываются крохотные фонтанчики песка. Пошел дождь.
Синклер приближает лицо к ее лицу, и она видит, что это совсем чужой человек. Черты те же, но за ними не он. Человек, внешне точно такой же, какого она знала, но совсем иной, не имеющий с ним ничего общего.
– Тебе придется умолять о пощаде. Ты будешь страдать, как страдал я.
Она кашляет, срыгивая морскую воду, смешанную со слюной.
Синклер берется за резиновый шланг. В длину в нем дюймов восемнадцать, и он не гнется в руке – надо думать, наполнен чем-то твердым. Может быть, ртутью или бетоном.
За миг до того, как он приступает к делу, она догадывается, что у него на уме.
'Рефлексология учит, что все человеческое тело пронизано меридианами, связанными с определенными точками, воздействуя на которые можно воздействовать на различные органы и части тела. Особенно богаты такими точками стопы. Если ты знаешь, на какие места воздействовать, то сможешь лечить недуги и снимать боль. Или наоборот'.
Первый удар выбивает из нее воздух. Обжигающая боль не ограничивается местом, куда он нанесен, но распространяется дальше по всему телу, ветвясь и умножаясь с каждым изгибом. Она пытается выкручиваться, но он пресекает эти жалкие попытки, просто усевшись ей на голени. Теперь ее связанные ноги неподвижны, и он может делать что ему заблагорассудится. И делает.
Он бьет ее по ногам, избирательно, со знанием дела, меняя точки приложения своего орудия. То по кончикам пальцев – ощущение такое, как если с размаху ударяешься босой ногой о что-то твердое, например ночью о ножку стола. То по подъему, где кровеносные сосуды пролегают особенно близко от кожи. Время от времени Синклер перестает наносить удары и вместо этого растирает шлангом ее кожу. Оказывается, когда подходишь к этому со знанием дела, такое воздействие может оказаться болезненнее битья.
'Черт, не зря я всегда думала, что нога у меня на полтора размера больше, чем нужно. Будь она миниатюрнее, меньше оказалась бы и площадь, принимающая на себя удары'.
Стиснув зубы, Кейт не смотрит на него, да и зачем? Нужно ли ей видеть, как он замахивается, как обрушивается его шланг? Стоит ли внутренне сжиматься в комок в ожидании очередной волны боли? Дождь усиливается, молния, до этого прочертившая небо в отдалении, теперь ударила в землю из клубящихся туч совсем рядом. А вот и еще одна.
Кейт начинает считать мгновения до раската грома.
'1001, 1002, 1003...'
– Проси пощады, тварь! Проси пощады!
Удар. Удар.
'...1012, 1013, 1014...'
Удар.
– Все просили пощадить их. Петра умоляла меня трахнуть ее.
Удар.
– Элизабет верещала, как свинья на бойне!
Он хватает горсть песка и втирает его в ее ступни там, где они сбиты до крови. Она кривится, но лишь дальним уголком рта, чтобы он не видел.
'...1032, 1033, 1034'.
Гремит гром.
Звук проходит милю за пять секунд. Значит, очаг шторма примерно в семи милях отсюда.
