Питера, хотя тот это отрицал. Мы почти сразу же потеряли вереницу пузырьков в бурной воде. Вы не представляете, каково беспомощно стоять на палубе, отсчитывать секунды и сознавать, что уже поздно. Двое из нас спустились под воду, хотя провели там достаточно времени для одного дня. Парень исчез. Мы его так и нашли. Я решил, что с меня хватит. И покинул экспедицию Питера. Вернулся домой и оставил поиски затонувших судов года на два. Помню, когда вернулся, я позвонил родителям парня. Разговаривал с его отцом. Это было одно из самых тяжких испытаний в моей жизни. Тот человек был просто потрясен. Сказал, что доверил мне сына, а я бросил его умирать. Может, так оно и было. Может, я недостаточно протестовал, смотрел сквозь пальцы на требования Питера. Однако зачем я вам это рассказываю? У вас самой было несколько тяжелых дней. Как себя чувствуете?
— С учетом всех обстоятельств не так уж плохо, — ответила я. — Но вы снова приехали искать судно Зубеира.
— Да. Мы с Питером в конце концов стали соперниками, может быть, даже врагами — два бывших друга, два судна, оба ищут одно и то же. Я сказал, что здесь много воды, но, видимо, судя по хаосу, который они устроили на моем судне, недостаточно для нас двоих.
— Почему вы вернулись?
Я слышала о людях, одержимых поисками спрятанных сокровищ, как в море, так и в земле. Эти люди повсюду видят путеводные нити и отказываются принимать сведения, говорящие, что они ошибаются. Готовы рисковать всем ради не дающегося в руки, может быть, воображаемого богатства. Похоже, Питер Гровс был одним из этих людей. Возникал вопрос, не говорила ли я теперь еще с одним?
— Определенно сказать не могу. Я знаю, что, если мы сможем найти это судно, если оно существует, это будет потрясающая находка. Такие древние судна встречаются очень редко. То, что оно поведает нам о жизни в то время, будет очень впечатляющим. Так обстоят дела с затонувшими судами. Археологи часто раскапывают кладбища, гробницы, но погребенные там люди были специально подготовлены для загробной жизни. Затонувшие суда — дело другое. Они представляют собой маленькие микрокосмы жизни в то время. Если это торговые судна, получаешь представление о том, что ценилось в те времена. Можно понять разницу между офицерами и простыми матросами по посуде, которой они пользовались для еды, и так далее. Получаешь возможность увидеть повседневность конкретного времени, а не потусторонний мир, надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду. По крайней мере, я так говорю и убежден в этом. Возможно, другая причина заключается в том, что я развожусь с женой, дети, собственно, уже выросли, и я решил, что во время отпуска мне делать нечего. Сделал предложение одной организации и получил кое-какие деньги.
Я часто думал, — задумчиво произнес Брайерс, — нашел ли что-нибудь перед смертью тот парень, звали его Марк Гендерсон. Знаете, это серьезная опасность. Видишь нечто очень значительное — возможно, ты первый, кто видит это судно спустя столетия, а то и тысячелетия. И в волнении забываешь про таймер, который напоминает, что пора подниматься на поверхность. Но если он что и видел, я не смог этого найти.
— Вот и они, — подал голос Хеди. — Есть новости? — спросил он у ныряльщицы, поднимавшейся первой по трапу.
— Никаких, — ответила молодая женщина, снимая маску и воздушный баллон. Закрутила на затылке белокурые волосы и взяла полотенце.
— Ну, что ж. Иди сюда, познакомься с Ларой, — сказал Брайерс. — Лара, вот еще двое членов нашей команды: Сэнди Гровс и Гас Паттерсон.
— Привет, — сказали они в унисон.
— Ничего? — спросил Брайерс.
— Нет, — ответил Гас. — Нашли штуку, которую видели на сканнере, пока он не отказал, но это пустышка. Да, деревянная лодка, но затонула, судя по виду, недели полторы назад. Рад познакомиться с вами, Лара.
— Что я вам говорил? Еще один день великих надежд псу под хвост, — сказал Брайерс, пожав плечами.
Заработали двигатели, и судно прошло несколько сотен ярдов, сзади подскакивала небольшая лодка с подвесным мотором.
— У нас еще есть время для одного погружения, — сказал Хеди, замедлив ход и бросая якорь. — Идите вы двое. Порядок знаете. Быть на палубе не позднее чем через двадцать пять минут.
Рон и Хмаис сели на кромку борта и вниз спинами бросились в воду.
— Наблюдайте за ними, — сказал Хеди остальным. Потом обратился к Брайерсу:
— Босс, у меня есть идея на завтра. Попытаемся работать, пока сканнер ремонтируют.
— Слушаю.
— Почему нам не использовать буксирный трос? Думаю, что смогу придумать что-нибудь дельное. Мы сможем отправлять под воду трех ныряльщиков, а не двух, с расстоянием между ними около двадцати футов и медленно буксировать по той зоне, которую хотим обследовать. Здесь довольно мелко, они смогут разглядеть на дне что-то, способное заинтересовать нас. Таким образом мы сможем охватить гораздо больший район.
— Недурно, — сказал Брайерс. — Посмотрим, что ты сможешь придумать. Хеди молодчина, — добавил он, когда молодой человек удалился за пределы слышимости. — Очень осторожный, не позволяет ныряльщикам ни малейшего риска. Придирчив к снаряжению. Мне повезло, что я нашел его. Он бербер, не араб. Семья его до сих пор живет в пустыне, к югу отсюда. В шатрах, представьте себе. Не могу понять, зачем браться за ныряние в акваланге, если ты вырос в пустыне, но что я знаю? Я вряд ли взялся бы за него, хотя вырос в Калифорнии.
— Вы сказали Гровс? — спросила я. — Сэнди Гровс?
— Обратили внимание, — сказал он. — Сэнди дочь Питера. Она появилась здесь несколько месяцев назад и с тех пор все время с нами. Видимо, небольшая семейная вражда. Я не спрашиваю ее об этом. Она сильная, опытная ныряльщица. Кстати, Хмаис внук Зубеира. У нас тут вся первоначальная группа, представленная в той или иной форме.
— Вы упомянули, что получили какие-то деньги от организации. Меня удивляет, что организация вкладывает средства в нечто столь… гипотетическое, — сказала я. — Не могло это быть искусной мистификацией? Шуточкой со стороны Зубеира, чтобы поддразнить находящихся на его попечении студентов?
— Конечно, могло. Однако Зубеир никогда не казался мне таким человеком. Над ним все постоянно посмеивались, но он держался своей истории. Кстати, в том, что касается статуи, я не убежден. Если она и существовала, ее за столетия затянуло бы илом. Но я был бы очень рад найти судно даже без нее. Однако, вижу, вы остаетесь в сомнении. Вам следовало бы познакомиться с моей бывшей женой. Вы наверняка бы поладили, — сказал он с улыбкой. — Пойдемте, посмотрю, что смогу отыскать в этом хаосе. Вы посидите, — сказал он, указав на стул у входа в рубку. — А я буду искать.
Так, это должно быть где-то здесь. Одна причина верить Зубеиру заключается в том, что старик очень конкретно описывал то, что видел. Во всех подробностях: как обнаружил амфоры — они, вне всякого сомнения, указывают, что там затонуло судно. Зубеир говорил, что посреди амфор была какая-то возвышенность. Он стирал с нее ил во время нескольких погружений, пока не понял, что это золотой бог. Его охватил страх, и он перестал работать на затонувшем судне из боязни разгневать бога. Но он тоже был помешан на нем. Рисовал вновь и вновь по памяти, и его дочь сохранила эти рисунки. У нас есть зарисовки амфор и бога, я покажу их вам, если смогу найти. Вот они! — торжествующе воскликнул Брайерс. — Копии рисунков старика. Что скажете?
Я взглянула на грубоватые, но удивительно четкие рисунки. Они изображали очертания верхушек и боков нескольких больших кувшинов. Однако главной там была голова человека или бога в высоком коническом головной уборе. Бог был погребен под илом до середины груди, поэтому видны были только голова и часть руки. Он выглядел в некотором роде стражем амфор, правая рука его была поднята, словно для того, чтобы прогнать любого нападающего.
— Я согласна, что это интересные рисунки, и верю, что Зубеир был с вами искренен, но как с помощью этого добраться до судна, которому две тысячи лет?
— Хороший вопрос. Амфоры — это глиняные сосуды, они могут быть очень большими, четырех-пяти футов высотой, по форме округлые. Использовались они так же, как в настоящее время контейнеры. В них перевозили оливки, оливковое масло, вино и тому подобное, даже стеклянные бусы и мелкие предметы. Торговые моряки укладывали их набок, ручка амфоры прилегала к ручке другой — верхней или нижней. Таким образом, они закреплялись и не перекатывались, тем самым сохранялось равновесие судна. На большом торговом судне амфор было сотни и сотни. Говорит вам что-нибудь термин «дресселевские формы амфор»?
Я покачала головой.
— Нет.
— Понятно, с чего бы? Генрих Дрессель — немецкий ученый девятнадцатого века, он разработал способ датировать амфоры, основанный на их форме — длинные и узкие или широкие и более приземистые, вид горла, форма ручек и так далее. Опубликовал таблицу со средиземноморскими амфорами, расположенными в хронологическом порядке. Все они пронумерованы. К примеру, первые формы были изготовлены в Италии, использовались с середины второго века до нашей эры до начала первого, главным образом для итальянского вина. Много таких амфор обнаружено на затонувших судах во французской части Средиземного моря. Формы Дресселя — замечательное пособие для датировки затонувших судов, потому что амфоры использовались в морских перевозках на всем протяжении античности; они хорошо сохраняются в течение долгого времени на дне, в отличие, к примеру, от дерева; и их довольно легко обнаружить.
— Вы имеете в виду, что по амфорам на рисунках Зубеира затонувшее судно можно отнести к тому периоду?
— Да, — ответил Брайерс. — Это так. Если верить легендам, Карфаген был основан в восемьсот четырнадцатом году до новой эры. Археологические свидетельства не уходят в такую древность, но они достаточно близки к тому, чтобы отнестись к мифу с некоторым доверием. Город был захвачен римлянами весной сто сорок шестого года до нашей эры. Жена правителя города бросилась в огонь, чтобы избежать плена.
— Надеюсь, вы не станете снова рассказывать Честити эту историю, — сказала я. — Похоже, девушка очень впечатлительна, особенно действуют на нее романтические фантазии о смерти в огне или во имя любви. Однако вы говорите, что амфоры датируются тем периодом времени.
— Да, это так. Мы можем датировать их немного точнее. Примерно четвертым веком до нашей эры. Есть еще несколько других свидетельств. Вот, посмотрите, — сказал он, кладя передо мной фотографию. — Это терракотовый кувшин для вина. Зубеир поднял его с того места. Думаю, он взял там еще несколько вещей, потом обнаружил бога и перестал грабить затонувшее судно. Красивый, правда? Несовершенный. Вот здесь с кромки горла отбит осколок. Но этот кувшин — видите, формой он слегка напоминает нагруженную амфорами лошадь — очевидно, датируется третьим-четвертым веками до нашей эры. Если предположить, что он находился на судне, а не утонул в другое время, то это поможет датировать судно.
— Очень интересно, — сказала я. — Где теперь этот кувшин?
— Пропал. Он был у дочери Зубеира, но исчез вскоре после того, как его увидели мы с Питером. Полагаю, Питер украл его, хотя, может, я несправедлив к нему. Не могу сказать об этом человеке ничего хорошего. К счастью, я сфотографировал кувшин, когда был там.
— Хорошо, но в то время многие нации перевозили грузы по Средиземному морю. Почему судно, которое вы ищете, не могло быть, к примеру, римским или греческим? Я права относительно того периода?
— Да. Опять-таки амфоры свидетельствуют, что кувшин скорее всего был карфагенским.
— А статуя?
— Да, статуя. Тут дело несколько сложнее, и это одна из причин того, что я стараюсь смотреть на все это со здоровым скептицизмом. Если предположить, что Зубеир действительно видел статую, в чем, как уже говорил, я не совсем уверен; он верил в это, но работа на такой глубине иногда воздействует на человека странным образом. Однако если допустить на минуту, что вправду видел, я думаю, что это был гораздо более древний артефакт, старше амфор на пятъсот-шестьсот лет. Мне он представляется разновидностью того, что мы именуем карающим богом — об этом говорит поднятая правая рука. Карающие боги идут из ранней финикийской традиции, докарфагенской. Это может быть Мелькарт, покровитель Тира, или даже Ваал, который гораздо позднее в несколько ином обличье вместе со своей супругой Танит стал покровителем Карфагена.
— И что это означает?
— Как знать? — Брайерс пожал плечами. — Затонувшее судно не может быть моложе самой поздней по своему происхождению вещи, найденной в его трюме. Это означает, что на судне, пошедшем ко дну в четвертом веке до нашей эры, вместе с грузом находилась статуя, которая уже была древней, когда корабль отправился в путь. Или же, и что более вероятно,