Что ж, это подтверждало рассказ Брайерса, хотя он и казался неправдоподобным. На меня произвело ошеломляющее впечатление то, что Брайерс отстает в технологии.
— Джамиля, это люди из компании по подъему затонувших судов, — вот и все, что сказала я, возвратись к столику.
— Вот вы где, — послышался знакомый голос. Мы посмотрели вверх и увидели четыре головы, взирающие на нас с верхней террасы: Бена, Эда, Эмиля и Честити. Головы скрылись, и эта четверка спустилась по лестнице к нашему столику.
— Думали, сможете ускользнуть, да? — сказал Бен.
— Можно удрать, но не скрыться, — добавил Эд, и Честити хихикнула.
— Мы строили планы на ближайшие несколько дней, — ответила я с некоторой чопорностью.
— Приятное место. Не против, если мы присоединимся к вам? — спросил Эмиль, другие мужчины придвинули столик к нашему. Честити села между Эмилем и мной, Бен с Эдом — по обе стороны Джамили.
— Десерт, кофе, леди? — спросил официант. — Джентльмены?
С веточкой жасмина за ухом он выглядел очень впечатляюще.
— Мне кофе, — сказала Джамиля.
— Мне тоже, — сказала я.
— И мне, — присоединился к нам Эд. Потом добавил: — Что за цветок у вас за ухом?
— Жасмин, — ответил официант. — Если мужчина носит его за правым ухом, значит, он женат. За левым — ищет невесту.
— Значит, вы неженаты, — сказала Честити.
Он улыбнулся.
— Знаете, большинство мужчин в Тунисе носит жасмин за левым ухом.
— Не беспокойтесь, — сказала Джамиля. — Волна феминизма еще накроет мою страну. — И добавила: — Но, видимо, не при нашей жизни.
— Есть у вас баклава? — спросил Бен, имея в виду пирожное с медом и орехами.
— Конечно, — ответил официант. — Три кофе и одна баклава.
— Ты уже ел баклаву сегодня вечером, — проворчал Эд.
— Знаю, — ответил Бен. — Я провожу дегустацию баклавы. В конце путешествия объявлю, какая лучшая.
— Мне тоже баклаву, — сказала Честити.
— Мне бренди, — сказал Эмиль.
— Я тоже хочу бренди, — заявила Честити.
— Тебе нельзя, — сказал Бен.
— Вы совсем как моя мать, — недовольно сказала Честити. — Ладно, выпью этого замечательного чая с орешками.
— Чай с кедровыми орешками, — сказал официант.
— А где твоя мать? — спросила я.
— В постели, с головной болью, — ответила она. — Эмиль, можно мне сигарету?
— Нет, нельзя. Честити находится на моем попечении, — сказал мне Бен. Я подумала, что это, наверное, тяжкое испытание. Честити слегка преобразилась. Она собрала волосы в тугой узел на затылке и накрасилась, пожалуй, сильнее, чем следует девушке ее возраста. На ней было то же короткое черное платье с глубоким круглым декольте, что и в первый вечер, но она спустила рукава, чтобы побольше обнажить плечи, и, я была уверена, укоротила платье на несколько дюймов. Она вызывающе то и дело забрасывала ногу на ногу.
— После ужина мы пошли по магазинам, — сказал Эд. — Честити нашла ожерелье, которое ей понравилось. И ожесточенно торговалась за него, — добавил он. — Выпады и отбивы. Для этого требовались стойкость, мужество и решительность. Какое-то время я боялся поражения, но в конце концов продавец сдался, и победа досталась нам.
Мы все засмеялись.
— Покажи ожерелье, — попросила Джамиля, и Честити бережно развернула сверток из папиросной бумаги.
— Красивое, — сказала я, оно действительно было красивым, коротким, из серебряных бус, круглых и кубических, с камешками малахита между ними. — Честити, эти серебряные бусы берберского образца. Та бусина, что прямо посередине, должна приносить тебе удачу и отгонять зло.
— Браво, Честити, — сказал Эд. — Превосходный выбор. Надень их, что же ты?
— Я помогу, — предложила я, однако девушка уже повернулась к Эмилю.
— Поможете мне, Эмиль? — проворковала она. Я посмотрела на Джамилю, та вскинула брови. Казалось, Честити взрослела очень быстро — судя по тому, как поглаживала шею и ожерелье. Эмиль старался не касаться девушки, надевая его, но она так повела головой, что потерлась о его руку. Наступило неловкое молчание. «НШ — Лолита», — подумала я, совсем, как писала Кристи. Как я не замечала всего этого?
— Ну, Бен, — весело сказала я, пытаясь как можно быстрее сменить тему разговора, — как находите это путешествие? Оправдывает оно ваши ожидания? Вы здесь для работы или просто для отдыха?
Господи, как развязно звучал мой голос.
— Я очень доволен, — ответил он, с аппетитом принимаясь за сладкий десерт. — Что до вопроса относительно работы или отдыха, то понемногу того и другого. Я преподаю древние языки, как вам известно, и моя область изучения — Пунические войны и период, ведущий к ним. Честити, знаешь, что я имею в виду под Пуническими войнами?
Девушка на секунду очень мило скривила лицо.
— Ганнибала и слонов в Альпах, — ответила наконец она.
— Правильно, — улыбнулся Бен. — Пунические войны — их было три, с двести шестьдесят четвертого по сто сорок шестой до новой эры — между Римом и Карфагеном. Ганнибал был карфагенским полководцем.
— Того Карфагена, что мы видели?
— Того самого. Термин «пунический» имеет разную этимологию, но в течение этого периода прилагается именно к карфагенянам. Поэтому да, это место — часть сферы моих интересов, но я здесь для того, чтобы хорошо провести время. Конечно, я постоянно ищу материал для своей книги. Это будет мой
— О чем она, Бен? — спросила я.
— Рабочее название «Прошедшее несовершенное».
— «Прошедшее несовершенное», — повторила Джамиля. — Это книга по истории или по грамматике?
— Я же говорил тебе, — сказал Эд.
— По истории. Эд постоянно твердит мне, что это заглавие никуда не годится. Но мне оно нравится, пока книга не закончена и издатель возражает против заглавия, она называется «Прошедшее несовершенное». Я считаю, людям следует знать, что история пишется главным образом победителями, более того, господствующей группой в этой победившей культуре — обычно элитой и, разумеется, обычно мужчинами. Например, все сообщения о Пунических, — он закурил сигарету, — войнах, которыми мы располагаем, исходят из Рима. Как обычно, победители получают возможность излагать свою версию событий, побежденные — нет. Не существует никаких карфагенских описаний войн и приведшей к ним политической ситуации. Моя теория заключается в том, что войны начали римляне по своим внутриполитическим причинам, почти без провокаций или совсем без провокаций со стороны карфагенян. Могу добавить, что другие относятся к римлянам терпимее, чем я. Но, видите ли, я и назвал книгу «Прошедшее несовершенное» потому, что наши взгляды на исторические события искажены именно таким образом.
— Это превосходное заглавие, — сказала я.
— Спасибо. Своей книгой я хочу пролить свет на безмолвные голоса истории, на людей, о которых мы ничего не знаем, то ли потому, что они проиграли какую-то войну, и писать о ней должны победители, то ли их попросту сочли незначительными и потому оставили без внимания, когда излагались истории их времени.
— Как женщин, — вмешалась Джамиля.
— Совершенно верно, — согласился Бен. — Как женщин, бедняков или даже целые народы, потерпевшие в войне неудачу. Карфагеняне — превосходный пример. Римляне в целом ни во что не ставили карфагенян. Сделали исключение для нескольких, которыми нехотя восхищались, но в основном описывали карфагенян как грязных, пьяных, диких невежд. Существует римское выражение
— У карфагенян были ванны, — сказала Честити. — Мы их видели.
— Были. Прямо в домах, в дополнение к общественным баням. Археологические свидетельства указывают, что они отнюдь не были такими грязными, как писали римляне. Что до дикости, латинский алфавит основан на финикийском, а Карфаген был финикийским городом. Кроме того, карфагенянин на имени Магон многому научил римлян, если говорить о сельском хозяйстве. Примеров можно привести множество, но мы редко их слышим.
— Значит, вы хотите исправить некоторые эти истории? — спросила Джамиля.
— В определенном смысле, да. Я несколько лет вел исследования…
— Годы и годы, — вмешался Эд. — В конце концов я стал твердить ему, чтобы он перестал исследовать и писать и начал искать издателя.
— Эд не понимает, что исследования — лучшая часть работы. Я стараюсь найти старые документы или даже древние произведения искусства, где изображены простые люди, а не короли и королевы или боги и богини античных времен. И нашел немало примеров — поистине интересных рассказов о простых людях, сделавших что-то необычное, способных опровергнуть некоторые наши представления о прошлом, предоставить голос многим людям, которые до сих пор молчали.
«Интеллектуал группы», — подумала я.
— Слишком растянутый ответ на ваш вопрос, не так ли? — сказал Бен. —
И хорошо, на мой взгляд. Честити перестала играть в соблазнительницу.
— Какой это язык? — спросила она.
— Латынь, разумеется. Я преподаю древние языки. Предпочитаешь греческий? А что вы, Эмиль? — спросил Бен. — Вы говорили, что родились здесь, но долгие годы не возвращались сюда. Сильно изменилась страна?
— Во многих отношениях сильно, в других осталась почти той же самой, — ответил Эмиль, жестом велел официанту подать еще бренди и закурил сигарету. — Природа так же красива, как мне помнится: море, горы, пустыня. Такие контрасты в крохотной стране! Мальчишкой я приезжал в Таберду летом к друзьям семьи. Тогда все эти дома принадлежали
