идут на площадку для игр, которую здесь называют лужайкой, хотя она вся усыпана гравием и на ней не больше травы, чем в аравийской пустыне. Они погуляли по лужайке, а потом прошлись по галереям, и Клайв показал отцу его имя, высеченное сорок лет назад на одной из арок. Они беседуют, и Клайв нет-нет да и глянет на своего нового знакомца, подивится его широким брюкам, длинным усам и желтому лицу. Он очень странный, думает Клайв, очень чудной и добрый, и во всем джентльмен, с головы до пят, не то что папаша Мартина, который недавно приезжал к сыну в шнурованных ботинках и этой ужасной шляпе и вздумал бросать мальчикам горсти медяков. Клайв так и прыскает со смеху при одной мысли о том, что такому, как он, светскому джентльмену предлагали хватать медяки.

И вот, наказав сыну быть готовым к его приезду (Клайв, конечно, все глаза проглядел, дожидаясь его), полковник сел в экипаж и укатил в Сити, чтоб пожать руку братьям, которых когда-то оставил благовоспитанными малолетками в синих курточках под надзором строгого наставника.

Он быстрыми шагами прошел через контору и ворвался в приемную к властителям здешних мест, совершенно поразив этих двух джентльменов, таких приглаженных и уравновешенных, жаром своих приветствий, силой рукопожатий и громким высоким голосом, слышным за стеклянной перегородкой, где в большом зале трудились клерки. Он сразу догадался, кто из них Брайен, кто Хобсон: ведь на носу сэра Брайена Ньюкома, старшего из близнецов, с тех самых пор, как он вывалился из колясочки, осталась отметина. Сэр Брайен был светловолосый, с огромной плешью и маленькими коротко подстриженными бакенбардами. Жилет на нем был палевый, сапоги начищены до блеска, руки отмыты до белизны. Он был точь-в-точь как 'Портрет джентльмена' на выставке Королевской Академии. Осанистый, с пустым взглядом и покровительственной улыбкой, сидит он за письменным столом и распечатывает письма; перед ним папка с бумагами и серебряная чернильница; позади колонна и красное драпри, а вдали парк и небо в грозовых тучах. Как раз такой портрет и по сей день висит у Ньюкомов над большим буфетом, увенчанным тремя огромными серебряными подносами — подарком от благодарных чиновников трех компаний своему уважаемому директору и президенту.

Хобсон Ньюком, эсквайр, лицом напоминал брата, но был дороднее. Он не препятствовал своим рыжим волосам на щеках и подбородке расти там, где им предписала природа. Он носил грубые башмаки, подбитые гвоздями, a G панталонами на штрипках — удобные тупоносые ботинки. Он старался походить на деревенского сквайра. Выбирал себе шляпы с большими полями, и в огромных карманах его короткополого сюртука всегда было что-нибудь относящееся к сельскому хозяйству — горсть пшеничных зерен или фасоли, которые он имел обыкновение жевать даже на бирже, ремешок от хлыстика, лошадиные пилюли; словом это был настоящий помещик старого образца. Если на Треднидл-стрит стояла хорошая погода, он говорил, что нынче — самое время для сенокоса, а если случалось быть дождю, то замечал, что земле нужен дождик; ударит мороз, и непременно от него слышишь: 'Денек не для охоты, друг Томкинс'. И все в этом роде. А когда он ехал верхом с Брайенстоун-сквер в Сити, вы приняли бы его (чем очень бы ему польстили) за веселого деревенского сквайра. Он лучше разбирался в делах, чем его степенный и важный брат, над которым он добродушно подсмеивался, и вполне справедливо говорил о себе, что не родился еще человек, способный провести его.

Когда полковник ворвался в святилище этих достойных джентльменов, каждый из них принял его по- своему. Сэр Брайен выразил сожаление, что леди Анны нет в городе: у детей корь, и они все в Брайтоне. А Хобсон сказал:

— У Марии ты, правда, не найдешь такого хорошего общества, как у леди Анны, однако выбери денек и приезжай к нам обедать. Постой, что у нас нынче, — среда? Завтра у нас званый обед. Только на завтра мы заняты. — Хобсон хотел этим сказать, что все места за столом уже заняты и не стоит тесниться, но полковнику эти обстоятельства были неведомы. — В пятницу мы обедаем у судьи Плута, — странное имя для судьи, не правда ли? В субботу я еду в Марблхед, взглянуть, как там идет сенокос. Вот что: приходи-ка ты в понедельник. Я тебя тогда и хозяйке представлю, и молодняк свой покажу.

— Я привезу с собой Клайва, — говорит полковник Ньюком, несколько обескураженный таким приемом. — Невестка была так добра к нему после болезни…

— Нет, слушай, давай без мальчишек! Мальчишки мешают. При них ведь не поболтаешь как следует после обеда, а отошлешь к дамам в гостиную — те тоже недовольны. Присылай его, коли хочешь, в воскресенье — у нас по воскресеньям детские обеды, — а сам давай со мной в Марблхед! Такое тебе сено покажу, рот разинешь. Ты любишь с землицей повозиться?

— Я много лет не видел сына, — отвечает полковник, — и мне субботу и воскресенье хотелось бы побыть с ним, а в Марблхед к тебе мы съездим как-нибудь в другой раз.

— Что ж, наше дело предложить. А по мне, лучше нет, как вырваться из этого проклятого Сити, подышать деревенским воздухом, полюбоваться на всходы и провести воскресенье в тишине и покое.

Этот честный джентльмен питал такое пристрастие к сельской жизни, что даже представить себе не мог, чтобы у кого-то были иные вкусы.

— Зимой мы надеемся видеть тебя в Ньюкоме, — говорит старший брат, любезно улыбаясь. — Не могу обещать тебе там охоты на тигров, но фазанами наши джунгли богаты.

И он добродушно рассмеялся своей нехитрой шутке.

— Но я рассчитываю попасть туда значительно раньше, — возразил озадаченный полковник. — Бог даст, я буду там через несколько дней.

— В самом деле?! — удивился баронет. — Значит, ты намерен посетить колыбель наших предков? Ньюкомы, я полагаю, жили там еще до Завоевателя. Во времена нашего деда это была деревушка, а сейчас — большой процветающий город, и я надеюсь, да нет, твердо рассчитываю получить для него королевскую хартию.

— Вот как? — говорит полковник. — А я еду туда повидаться с родней.

— С родней? С какой родней?! Разве у нас есть там родственники?! — восклицает баронет. — Только мои дети — все, кроме Барнса… Барнс, это твой дядя, полковник Томас Ньюком. Рад представить тебе, брат, моего старшего сына.

В эту минуту в дверях как раз появился светловолосый молодой человек, бледный, томный и одетый по последней моде, и ответил любезной улыбкой на приветствие полковника.

— Весьма рад познакомиться, — произнес молодой человек. — Лондон, наверно, очень переменился с ваших времен. Вы очень удачно приехали — в самый разгар сезона.

Бедный Томас Ньюком был совершенно ошарашен таким странным приемом. Он примчался сюда, пылая родственными чувствами, и вдруг один брат приглашает его на обед в будущий понедельник, другой — зовет пострелять фазанов на Рождество. А тут еще безусый юнец с эдаким покровительственным видом снисходительно справляется у него, очень ли переменился Лондон.

— Не берусь об этом судить, — ответил полковник, кусая ногти. — Во всяком случае, я встретил не то, что думал.

— Вам не кажется, что сегодня у нас очень тепло. Прямо как в Индии! — замечает юный Барнс Ньюком.

— Тепло? — усмехаясь, отвечает его дядюшка. — По мне, так здесь просто холодно.

— Вот то же самое говорил сэр Томас де Бутс, когда мы были у леди Фезерстоун, помните, сэр? — произносит Барнс, обращаясь к отцу. — Он тогда только что вернулся из Бомбея. Вечер был такой жаркий, деться некуда, а он, помню, жаловался, что ему холодно. Вы с ним встречались в Индии, полковник? Его любят в генеральном штабе и терпеть не могут в полку.

В ответ полковник Ньюком пробурчал такие напутствия сэру Томасу де Бутсу и с такой точностью указал, куда следует отправиться этому заслуженному кавалерийскому офицеру, что нас крайне огорчило бы, если б пожелания полковника когда-нибудь сбылись.

— А ты знаешь, Барнс, — вмешивается баронет, который хочет сделать разговор интересным для полковника, не успевшего еще обжиться в Лондоне, — брат собирается на той неделе в Ньюком. Он как раз говорил нам об этом, когда ты вошел, и я полюбопытствовал, что его туда тянет.

— Слышали вы когда-нибудь о Саре Мейсон? — спрашивает полковник.

— Никогда, — отвечает баронет.

— Сара Мейсон? Право же, я впервые слышу это имя, — добавляет молодой человек.

— Что ж, очень жаль, — усмехается полковник. — Она ведь родня вам, хоть и не кровная. Она не то моя тетка, не то двоюродная сестра, — я-то ее называю тетей, — и она вместе с моими родителями

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату