работала на фабрике в Ньюкоме.
— А, боже ты мой, ну конечно. Теперь я припомнил! — восклицает баронет. — Мы же отчисляем ей с твоего счета сорок фунтов в год. А ты, брат, разве не помнишь? Тогда погляди счет полковника Ньюкома. Я прекрасно помню имя. Только я думал, что это твоя старая няня и что она состояла в услужении у отца.
— Она действительно была моей няней и состояла в услужении у отца, — ответил полковник. — Но она еще родственница моей матери, — той, надо сказать, очень повезло со служанкой. Да и слава богу, что у нее вообще была служанка. Лучшей и более преданной женщины не сыщешь в целом свете.
Хобсон наслаждался замешательством брата. Ему доставляло удовольствие видеть, как тот, занесясь чересчур высоко, вдруг оказывался на земле.
— Весьма похвально, — выдавил из себя благовоспитанный глава фирмы, — что ты помнишь даже самых скромных друзей и родственников отца.
— И тебе, брат, тоже не грех бы ее помнить, — взорвался полковник; лицо его пылало. Его глубоко задела и рассердила такая бесчувственность сэра Брайена.
— Прости, но я не вижу почему, — возразил ему сэр Брайен. — Я не состою в родстве с миссис Мейсон и даже не помню, чтоб когда-нибудь с нею встречался. Однако не могу ли я что-нибудь для тебя сделать, брат? Быть тебе чем-нибудь полезным? Мы с Барнсом в полном твоем распоряжении, и Барнс по окончании дня в Сити рад будет тебе помочь. Сам-то я все утро прикован к конторке, а вечером заседаю в палате общин. Одну минуту, мистер Квилтер, я к вам сейчас выйду. До свидания, милейший! А тебе Индия пошла на пользу — ты так молодо выглядишь! Видно, горячие ветры Азии не так вредоносны, как те, что дуют у нас в парламенте. Хобсон (уже вполголоса), проследи, чтобы этот ходатай, и этот, и этот зашли сюда часиков в двенадцать поговорить насчет того самого… Не взыщи, но я должен проститься. Жаль, что так мало виделись после стольких-то лет!
— Еще бы! — откликается полковник.
— Так если что понадобится, я к твоим услугам.
— Конечно, конечно, — отвечает ему старший брат, а сам думает: не скоро это будет!..
— Леди Анна очень обрадуется, когда узнает, что ты приехал. Кланяйся от меня Клайву. Славный мальчик! До свидания. — И баронет ушел. И вот уже его лысина рядом с почтенными сединами мистера Квилтера склонилась над огромным гроссбухом.
Мистер Хобсон проводил полковника до самого выхода и, прежде чем тот сел в коляску, сердечно пожал ему руку. Когда же кучер спросил полковника: 'Куда прикажете?' — бедняга Ньюком, уже плохо понимавший, где он и куда ему ехать, только и мог ответить: 'Хоть к черту — лишь бы отсюда?' — так что кучер, скорей всего, принял его за какого-нибудь банкрота, который тщетно пытался продлить срок векселя. А полковнику и в самом деле только что перечеркнули вексель — он оказался не обеспечен вкладом братской привязанности, которую надеялась встретить эта простая душа.
Когда он ушел, сэр Брайен вернулся в свою приемную, где сидел юный Барнс, уткнувшись в газету.
— А мой почтенный дядюшка прихватил с собой из Индии немалую толику красного перцу, — сказал он отцу.
— Он производит впечатление человека очень доброго и простого, — ответил ему баронет. — Немного чудаковат, конечно, но он больше тридцати лет не был на родине. Завтра утром непременно нанеси ему визит. Постарайся его как-нибудь уважить. Кого бы вместе с ним позвать, чтобы он не скучал? Пожалуй, кого-нибудь из правления. Пригласи его, Барнс, на следующую пятницу или субботу. Нет, суббота отпадает — я обедаю со спикером. Словом, будь к нему как можно внимательней.
— Уж не собирается ли он привезти в город нашу родственницу, как по-вашему, сэр? Я горю желанием познакомиться с миссис Мейсон! Это, наверно, какая-нибудь почтенная прачка, а может быть, кабатчица, — хихикнул юный Барнс.
— Замолчи, Барнс. Вы, нынешняя молодежь, готовы над всем смеяться. Привязанность полковника Ньюкома к его старой няне делает ему величайшую честь, — объяснил баронет. Он и в самом деле так думал.
— Надеюсь, матушка пригласит ее погостить у нас в Ньюкоме. Я уверен: она прачка и нещадно драила моего дядюшку в детстве. Его костюм поверг меня в почтительное изумление. Он презирает штрипки и, по- видимому, незнаком с употреблением перчаток. А интересно, если б он умер в Индии, моя покойная тетушка кончила бы жизнь на погребальном костре?
Но тут мистер Квилтер, появившись в дверях с кипой счетов, прервал сей поток сарказмов, и юный Барнс, весь уйдя в дело (в коем, надо сказать, знал толк), совершенно позабыл о полковнике и не вспомнил о нем до конца занятий, зато потом в клубе Бэя изрядно потешил нескольких молодых джентльменов рассказом о своем новоприбывшем родственнике.
Каждое утро, без исключения, даже если накануне была попойка или бал, юный Барнс Ньюком шагал в Сити решительным и быстрым шагом, помахивая аккуратно свернутым зонтиком. И каждый вечер, направляясь из Сити в Вест-Энд, он переходил Чаринг-Кросс, лениво семеня ногами, волоча по земле зонт и томно свесив голову, каковая опускалась еще ниже, когда он снимал шляпу и с кислой улыбкой на лице приветствовал проезжающий экипаж. Казалось, у него и занятий других не было, кроме как фланировать по Пэл-Мэл.
Хевисайд, рослый молодой офицер из королевской гвардии, старый сэр Томас де Бутс и Хорэс Фоги — кто же его не знает! — сидят у окна в клубе Бэя и зевают во весь рот. Кучера в красных куртках проводят по Сент-Джеймс-стрит оседланных лошадей. Кебмены на стоянке угощаются пивом. Джентльмены, в сопровождении грумов, едут кататься в Хайд-парк. А вот проехала вся изукрашенная коронами коляска некоей Высокопоставленной Вдовствующей Особы, с кучерами в пудреных париках. Любопытные провинциалы глазеют на окна клубов. Иностранцы болтают о чем-то, скалят зубы, поглядывают на женщин в проезжающих экипажах, курят и сплевывают после каждой затяжки. Полисмен Икс тяжелой походкой прохаживается по панели. Сейчас пять часов вечера, а на Пэл-Мэл день в самом разгаре.
— Младший Ньюком идет, — объявляет приятелям мистер Хорэс Фоги. — Они всегда вместе появляются: булочник на углу и он.
— Нахал желторотый, так его растак, — говорит сэр Томас де Бутс. — И зачем только его сюда приняли, так его растак! Если б я не был тогда в Индии, его б забаллотировали как миленького, так его растак. (Оговоримся, что в действительности сэр Томас употреблял куда худшие слова. Этот почтенный кавалерийский офицер был ужасный сквернослов.)
— А меня он смешит, анафема! — говорит добродушный Чарли Хевисайд.
— Чтобы вас насмешить, немного надо, — роняет в ответ Фоги.
— А вот вы не можете, — ответствует Чарли. — Мне все ваши анекдоты приелись, они стары как мир. (Входит Барнс.) Ну, как дела, Барни? Как идут трехпроцентные, дружок? Послушайте, достали бы мне малость хрустящих?! Скажите папаше, если он даст мне неограниченный кредит, буду голосовать в парламенте заодно с ним, ей-богу!
Барнс заказывает полынной водки с водой и понемножку потягивает из стакана, а Хевисайд продолжает упражняться в своем тонком остроумии.
— Послушайте, Барни, вас ведь зовут Барни, и вы банкир. Значит, вы еврей, да? Так и сколько вы дадите под мою расписочку?
— Паясничали бы в парламенте, Хевисайд, — отвечает со скучающим видом молодой Ньюком. — Выбрали вас туда, значит, там вам и место. (Достопочтенный капитан Чарльз Хевисайд является членом нашего высшего законодательного органа, где прославился своим умением передразнивать депутатов оппозиции — к их смущению и к восторгу единомышленников.) А здесь не стройте из себя осла. Делом стоит заниматься только в урочное время.
— Чтоб этому щенку это самое! — рычит сэр Томас, выпячивая брюхо.
— Что говорят в Сити о русских? — интересуется Хорэс Фоги, некогда подвизавшийся на дипломатическом поприще. — Флот уже вышел из Кронштадта?
— Откуда мне знать? — отвечает Барнс. — Разве об этом нет в вечерних газетах?
— Очень неприятные вести из Индии, генерал, — продолжает Фоги. — А, вот экипаж леди Доддингтон! Какая она сегодня хорошенькая!.. Ранджит-Синг двинулся на Пешавар, опять же эта флотилия на Иравади. Все это, скажу я вам, весьма подозрительно, и в такое трудное время Индии нужен не Пингвин,
