— Дай-ка я тебе помогу, — она упала на колени, сноровисто раздернула ширинку. — Ишь, какой шустрый, как выпрыгивает.
Он сразу забыл о конях и колдуне. Существовала только невыносимая сладкая мука желания. Он рывком поднял ей, горячо поцеловал. Она была податливая, жарко прижималась всем телом, продолжая при этом быстро ласкать его маленькими цепкими ладошками.
Он развел ей ворот, брал в руки ее мягкие упругие груди.
— Я должен видеть тебя голой, — прошептал он. — Пойдем в дом.
Он повел ее или она — было непонятно, желание выплескивалось из них в равной мере. В трактире никто не обратил внимания на них и на его расстегнутые брюки, многие, если не все, были в таком же положении.
Наверх шла деревянная лестница, но едва они начали подниматься, желание сделалось столь невыносимым, что он закинул ей подол на голову и стал яростно ласкать.
Под платьем она осталась голой, только на ногах кандалами смотрелись большие черные башмаки. Он наклонился, намереваясь освободить женщину от них, но она сбросила платье совсем и со смехом побежала впереди, сверкая белыми точеными ножками.
Он последовал за ней, но остановился, словно налетев на стену. Когда женщина оглянулась, то стало видно, что страстные поцелуи не прошли бесследно, размазав по всему лицу кроваво-красную губную помаду.
В мозгу молнией полыхнула картина недавнего прошлого: Леон, напряженно рассматривающий перемазанную руку и его вопрос, не краска ли это.
Теперь Антон знал точно, что это была не краска. Помада! И из галакса убитый не собирался стрелять, а снял и держал за ствол, чтобы не мешал заниматься любовными играми. А ему вместо этого спустили штаны и полоснули по возбужденному паху холодной сталью и продолжали полосовать, пока не разрезали тело пополам.
Он оглядел с лестницы зал и увидел, что у всех девиц в зале и у охранников на ногах точно такая же клоунская обувка.
Что же предпринять, лихорадочно подумал спецназовец. Нельзя было сразу начинать стрельбу, караванщиков порезали бы у него на глазах. Надо было подумать. У него оставался еще резерв времени, потому что давешней девице стало не до него, ее подловил в коридоре второго этажа Алексис Куцый и, пользуясь тем, что она была неодета, тут же стал пристраиваться к ней по-собачьи, а она отбиваться.
Первым делом Антон надел и застегнул штаны, потом спустился в зал. Голова гудела как с сильного похмелья. Он заподозрил, что в вино было подмешен сильнейший сексопринт.
Он зашел в опустевшую кухню, посуда была небрежно сброшена прямо на пол, миновал ее и вышел в полутемный коридор. Притворившаяся за ним дверь отсекла от него всеобщий гвалт, и он оказался в непривычной тишине.
Лишь одинокий голос плаксиво бубнил где-то рядом за стеной. Антон тихо подошел и заглянул в щель, оставленную неплотно прикрытой дверью.
Открывшееся зрелище оглушило его.
Посреди комнаты стоял на коленях Артамон и плаксиво тянул:
— Потерпи, дорогая. Я все сделал, как они просили. Они обещали, что уйдут скоро, перестанут тебя мучить.
Перед ним возвышалось некое подобие гинекологического кресла, к которому кожаными ремнями была прикручена и распята конвульсивно дергающаяся женщина.
Многочисленные прозрачные трубы были вдеты прямо ей в тело. По трубам струилась кипящая кровь.
Стоявшая рядом обнаженная килярва жадно, взахлеб, присосалась к выходной трубке с изящным загубником.
Антона поразило именно это изящество. Все было продумано до мелочей, даже этот дурацкий загубник, и сделано для удобного высасывания чужой крови.
— Перестаньте, прошу вас, — взмолился Артамон. — Вы же ее убьете.
В ответ на его просьбу килярва вынула трубку изо рта и, издевательски смеясь, стала поливать из нее себе на бедра и ягодицы.
— У тебя хорошая кровь, старуха! — Сказала она.
— Не называй ее старухой! — Закричал Артамон.
Он в отчаянии бросился на девицу. Та коротко взмахнула рукой, в которой хищно блеснула отточенная сталь. Сам удар был столь стремителен, что его не было видно.
С коротким тонким присвистом сабля соприкоснулась со лбом несчастного трактирщика и — продолжала движение уже за затылком.
Ровная страшная черта перечеркнула голову Артамона ровно по середине. Самое жуткое было то, что еще формально живой он пытался удержать отрубленную макушку обеими руками. Кровь заливала его руки, и макушка все-таки выскользнула из скользких рук. Полголовы соскочило и гулко упало на пол.
Не успел убитый упасть, как Антон яростно ворвался в узилище и бросился к убийце.
Между ними оказался лишний метр, и килярва успела отскочить, а его удары повисли в пустоте.
Она отмахнулась саблей будто бы наугад, но лишь нечеловеческая реакция спасла спецназовца. Истерично визжа, девица кинулась за ним, полосуя все на своем пути.
Свистящая сталь, имеющие микронную толщину острия, пластовала мебель и утварь, отваливая слои от стены.
Девица вошла в раж и махала саблей все быстрее, все судорожнее.
Антон отскочил в угол и выхватил паузер.
В глазах килярвы возникла дикая смесь экстаза, страха и безумной веры, что она успеет убить его раньше.
Выстрел гулко отразился от стен, и он понял, что выстрел услышали в зале, и вся его маскировка полетела к черту. Синеватый разряд ударил амазонке между грудями.
Она еще, дура, некоторое время сопротивлялась ударной силе, приняв на себя дополнительные килоджоули. Так что когда ее все-таки сбило с ног, уже сильно пахло жареным мясом, и килярва была убита наповал.
Пока он дрался с амазонкой, в шум большой гулянки в трактире вплелись звуки совершенно иного характера. Там дрались смертным боем. Грохотали упавшие лавки, истошно кричали, стонали, и все это перекрывал звериный всепроникающий вой, впитавшийся в каждый уголок обреченного дома подобно тому, как кровь впитывается в доски.
Не успел Антон броситься на подмогу, как загрохотали шаги, и в комнату вбежали две килярвы, почти неодетые, но в тяжелых башмаках. В руках окровавленные сабли, с клинков тягуче стекали тяжелые капли. Они разом слажено кинулись на него, видно привыкли рубить в паре.
Он нырнул под сверкающие нимбами смертоносные лезвия, перемещаясь в противоположный угол. В прыжке наткнулся плечом об угол стоящего на 3-х уцелевших ножках стола и выронил паузер. Девицы увидя его безоружным радостно завизжали.
— Ножи! — Скомандовал спецназовец, и они показались из ремонтных ботинок.
Первая килярва остервенело сделала выпад саблей в направлении паха. Он молниеносно сделал шаг в сторону и, ухватив нападавшую за руку, швырнул через всю комнату.
Вторая рубанула наискосок, когда спецназовец выпрыгнув выше, ударил в прыжке два раза, сначала правой ногой, потом левой.
Ножи на ногах окрасились кровью.
Антон оглянулся и увидел, что и со второй покончено тоже. Она попала на кровопускательные трубы, лопнувшие при ударе, и пронзившие зазубренными концами конвульсирующее тело насквозь.
Он попытался нащупать у несчастной жены Артамона шейный пульс, но убедился, что она мертва.
Не теряя времени, он подобрал паузер, пробежал по коридору, и дальше через кухню в общий зал.
Взгляду предстало видение страшного побоища.
Куцые — отец и два старших сына в обильно залитых кровью куртках продолжали сидеть на лавке, почти касаясь друг друга. Видно они не успели даже встать, когда их обезглавили. Головы, снесенные страшными ударами, лежали на столе, на блюдах среди еды. Внезапная смерть лишь сильно скосила глаза к переносице, а так на лицах лишь умиротворенное выражение, никак не вяжущееся с содеянным.
Когда Антон выскочил в общий зал, Крутояр был еще жив. Видно одна из амазонок решила развлечься, но, увидев появившегося нового серьезного противника, женщина сразу забыла о развлечениях и стала рубить всерьез.
Если до этого караванщику удавалось отбивать ее удары подхваченной чугунной сковородой, то теперь первым же ударом амазонка отрезала ему руку, и та вместе со сковородой покатилась по лестнице.
Антон хотел выстрелить, но караванщик оказался на линии огня, и он предостерегающе крикнул, уже понимая, что опоздал.
Крутояр заметил его и кинулся к нему как к своей последней надежде на спасение.
Килярва продолжала рубить его сзади. Удары опять таки были не видны, только соскальзывали наземь отрубленные руки, плечи.
В страшной тоске взвыл Крутояр и, повернувшись лицом к безжалостной фурии, бросился на нее в отчаянии камикадзе. Хотел броситься. Килярва вонзила меч ему в пах, коротко крутанула и со смехом ловко подбросила в воздух член с яйцами.
Крутояр уже падал, мертвый, когда она три раза, целых три раза рубанула его по голове, ни разу не попав в след предыдущего удара и разваливая голову, точно кочан капусты.
С лестницы лило как из душа. Борода Крутояра из рыжей превратилась в огненно красную. Казалось, что именно из нее, а не из израненного тела, и на тело уже не очень похожего, проистекает этот жуткий душ.
Антон испугался, что убили всех, и он опоздал, но тут из-под лестницы раздался шум борьбы, и появился огромный ворочающийся ком, состоящий из Волобуева и висящих на нем трех охранников. Видно, мужчины не были вооружены мечами, и богатырь этим воспользовался, вовлекая их в потасовку и одновременно закрываясь ими от беспощадных ударов.
Килярва, убившая Крутояра, взмахнула саблей и кинулась на здоровяка сверху, но теперь между ними не было живого щита в виде несчастного караванщика, и Антон давил и давил курок. Ни одна из сиреневых стрел не прошла мимо, и убийца успела так изжариться еще в воздухе так, что когда долетал все-таки до пола, то у нее ноги рассыпались в пепел.
Волобуев поднял дубовый стол, словно перышко и раз за разом опускал на нападавших на него охранников, пока те не перестали подавать признаки жизни.
Когда Волобуев повернулся к Антону, вся поверхность стола была в чужих мозгах.
— Где остальные? — Крикнул Антон.
— Кто успел, во двор побегли.
— Уходи тоже!
— А ты?
— Я следом, только заберу оружие. Без него нам не уйти! На, держи! — он бросил паузер Волобуеву, силач шагнул в дверь, и тотчас начал стрелять.
Не привыкший к настоящему бою, силач совершенно наэкономил заряды, и они могли кончиться в любой момент.
Спецназовец заторопился к заветной кладовочке, но между ними как джин из бутылки выросла еще одна сабельщица. Килярва хитро улыбнулась, сделав лицо еще более раскосым.
— Я съем твои яйца! Ты будешь еще живым, когда я это проделаю! — пообещала она.
— Убирайся к черту! — крикнул Антон, и они устремились навстречу друг другу.
Он перепрыгнул через свистнувшую саблю, кинулся на руки и совершил кувырок, при этом ножные сабли описали смертельное сальто. Девица недоуменно развернулась на бегу вслед за ним, но развернулся только корпус, голова же продолжала поступательное движение, завершив его в пыльном углу.
Дверь в кладовку оказалась заперта, там были, помнится, хорошие дубовые доски со стальными лентами. Спецназовец напряг руку и со всей дури врезал в центр двери.
Атканларская сталь выдержала, а дверь нет.
Он вырвал, раздвинул оставшиеся доски и вошел сквозь торчащие щепы.
