В одну руку он схватил, сколько влезло боевых поясов с галаксами, другой взял и поднял чудовищно тяжелый серпер. В это время выстрелы во дворе смолкли.
— Волобуев, держись! — Закричал Антон диким голосом, не веря тишине.
Времени, чтобы выйти через дверь, уже не оставалось, тогда он направил серпер в стену и нажал гашетку.
Никогда он еще не видел, чтобы настолько могучим оружием работали на столь малых расстояниях. С раструба отделился ослепительно белый серп, и там, где он соприкоснулся со стеной из метровой толщины бревен, все разлетелось неопрятными жаркими хлопьями, и в ореоле из огня и пепла спецназовец шагнул наружу.
Там, освещенная мечущимися лучами коней, шла беспощадная сеча. Волобуев и неведомо откуда взявшийся Леон дрались с не менее чем десятью разъяренными фуриями. Несколько килярв лежали убитые, и караванщики, отбивались захваченными у них саблями, встав спиной к спине.
Леон обращался с оружием не менее умело, чем нападавшие, Волобуев брал силой, но килярв было чересчур много даже для них.
Леон был весь в крови, а Волобуева пару раз с такой силой полоснули по рукам, что не будь на них столько мышц и не будь так толсты его кости, то остался бы без рук. В любом случае минуты караванщиков были сочтены.
На появившегося словно чертик Антона сразу кинулось две килярвы. От одной он прикрылся серпером, вторая перерубила ремень, и галаксы посыпались на землю.
Тогда он перехватил серпер за дуло и раскроил ближайшей амазонке череп. Взамен на него кинули еще двое килярв. Теперь они дрались втроем на целую кучу сабельщиц, и он понял, что долго им не выстоять. Бежать всем тоже было невозможно.
— Волобуев, уходи! — крикнул он.
— Пусть лучше Леон бегет, — пробурчал богатырь, орудуя бревном, выбитом при выстреле серпера из стены.
— Делай, как он говорит, — еле продыхнул тот, он очень сильно сдал. — Я не так быстр как ты.
Неизвестно, исполнил бы Волобуев приказ, но внезапно дверь распахнулась, выпуская неизвестно как уцелевшего, растрепанного больше обычного Алексиса Куцева. Размахивая палашом, он запрыгнул на шею одной из девиц, возможно на ту, с которой только что занимался любовью.
Она скинула его и взмахнула своей страшной саблей — и повалилась с раскроенным волобуевским бревном черепом.
— Уводи мальчишку! — Заорал Антон. — Застрелю к чертовой матери!
Только тогда богатырь послушался и, бросив бревно, кинулся наутек.
Увидев, что оборонявшихся стало меньше, килярвы с утроенной энергией набросились на них, будто и не было жуткого боя за плечами. Сабли обрушивались с неуловимой глазом скоростью, так что даже Антон стал пропускать удары.
Теперь был залит кровью и он. Леон же был совсем плох. Седая косматая голова его клонилась, скорость перемещений упала, уже несколько раз Антон перехватывал адресованные старику удары.
— Уходи, Леон, — приказал Антон. — Прикрою.
— Мне не уйти, — выдохнул Леон.
Неотвратимая развязка наступила, когда за спиной вконец обессилевшего Леона возникла девица и прямо на глазах не имеющего возможность что-либо предпринять Антона, мягко погрузила ему саблю в спину по самую рукоять.
Антон поднырнул под падающего, сдернул со страшного вертела. И вдруг увидел выроненный им серпер. Он поднялся с раненым на одной руке, с серпером на другой, и влепил в убийцу очередь. От той в разные стороны полетели руки-ноги, как если бы она попала в пропеллер гигантского вентилятора.
Он развернул дуло в направлении остальных, но выстрела не последовало. Кончился боезапас.
— Ножи! — Скомандовал Антон.
Из ботинок вылезли лишь отломки.
Тогда он швырнул ставшим бесполезным серпер в остервенело подступавших килярв, заставив шарахнуться назад, перехватил Леона удобнее и припустил к воротам.
Когда Антон выскочил в проем ворот, то с недоумением увидел стоящие торчком монументальные воротины, не понимая, как они могут держаться без опоры.
Лишь потом до него дошла вся чудовищная правда.
Ворота держал Волобуев. Антон бы не поверил, если бы не видел это собственными глазами. Человек физически не мог этого осуществить, а Волобуев держал.
Он не был киборгом, он был человеком, в отличие от Антона, но он был очень сильным человеком, возможно, самым сильным из всех, кого спецназовец когда-либо видел.
Силач держал на весу снятые ворота, и ноги его от чудовищного веса погрузились по колено в грунт, словно у мифического героя.
Антон бросился помогать, на что Волобуев процедил сквозь стиснутые зубы:
— Отойди и без тебя тошно.
Он сделал два или три шага, и рубаха на спине потемнела от пота. От нечеловеческого усилия каждый мускул силача дрожал крупной дрожью.
Антон был готов дать голову на отсечение, что слышит потрескивание готовых сломаться костей. Ворота в сборе весили гораздо более тонны.
Несмотря на чудовищный вес, Волобуев удерживал ворота до того самого момента, пока из проема начали выскакивать вымазанные в крови, своей и чужой, килярвы, и только тогда уронил их. Ворота ударили о землю со стуком, напоминающим тяжелый шаг динозавра, отхватив несколько наиболее шустрых ног, и со скрежетом легли на стену. Выход был запечатан, но было неизвестно как надолго.
Люди не стали искушать судьбу и припустили со всех ног. Антон по-прежнему нес Леона, а вдвоем с Куцым они подпирали Волобуева, опьяневшего от поднятого груза.
Они бежали долго, спотыкаясь и падая в темноте во внезапно открывающиеся ямы.
Антон перешел на шаг только тогда, когда Куцый задохнулся окончательно. Сам он мог бежать практически безгранично, пока организм не сжег бы последнюю калорию.
Надо было как можно скорее уйти с открытой местности. Не прошло и получаса, как это им удалось. Они нырнули за первый попавшийся холм и направились к следующему.
Лишь оставив между ними и преследователями, по крайней мере, три холма, он объявил привал.
Леон умирал.
— Ты не находишь, что у меня жуткий вид? Не нравится мне все это, — сказал он свистящим шепотом, поманив его пальцем.
Антон поднялся и сказал Волобуеву:
— Перевяжи старика, я вернусь на постоялый двор, поищу медикаменты.
— Не дури, парень, — сказал тот. — Куда ты собрался возвращаться?
— Умер, — тихо проговорил Куцый.
Они рыли могилу, вонзая палаши в слежавшуюся землю. Антон думал, что вместе с этими стариками-с Леоном Кински, с Белым Лу закончилась великая удивительно светлая эпоха.
Эпоха героических самоотверженных сверхлюдей. Им не надо было ничего для себя, даже памяти, все их титанические усилия и выдающиеся деяния для достижения всеобщей безопасности навсегда становились достоянием секретной истории.
Теперь эти люди ушли, оставив после себя пустоту.
Воронин, наверное, был таким же. Но его убили.
А кто же тогда я? Подумал он. Ведь зачем-то меня сделали, а Воронин отдал свое тело. В галактике ничего не бывает просто так.
Это мысль занимала его все время, пока он рыл могилу.
21. З О Л О Т О и ШАМАН
.
Коротая время до утра, они дремали по очереди. Ночь прошла спокойно, но когда вахту нес Куцый, случилось ЧП. Обычная для Перегона тишина была нарушена.
Сначала источник подозрительного шума находился далеко, но по мере приближения быстро перерос в целую какофонию звуков — сипение, вздохи, шум сбивчивых шагов.
Куцый, не зная, что делать, попятился.
— Это конь, — успокоил его Антон.
Вскоре показались отблески фар, и, стуча сбитыми копытами, к ним вышел Иван. Был он изрядно помят, перепачкан в грязи и чрезвычайно обрадовался встрече.
— ВСЕХ КОНЕЙ УБИЛИ, — торопливо писал он.
— Людей тоже, — добавил Волобуев. — Ты то как спасся, коняка?
— Я УБЕЖАЛ.
Иван повернул голову к Антону:
— Я ВИДЕЛ, КАК ТЫ ДРАЛСЯ. Я ТОЖЕ ОДНОГО ЛЯГНУЛ.
— Отстань ты, черт! — Сказал Антон, тщетно пытаясь остановить словоизвержение. — Пора в дорогу собираться. И так много времени потеряли. До Ахангарана еще идти и идти.
И сразу почувствовал возросшее напряжение. Которое быстро переросло в сопротивление. Целая электродинамика.
— А кто тебе сказал, что ты здесь главный? — Медленно произнес Волобуев. — Почему мы должны тебя слушать?
Антон подумал, а что он, действительно, раскомандовался. Мужчины смотрели на него с все возрастающим недоверием, в самый раз было бы заорать, как Поджидай, треснуть Куцего по щеке для острастки, да и силача не мешало бы припугнуть.
Еще день назад он так бы и сделал, и они послушались бы его, пошли за ним, как овечки, как живой щит. Это было бы грубо, но сработало бы наверняка. Еще были сильны в памяти этих двоих то, как он дрался, он был для них героем — и этим можно было попользоваться, но чем скорее, тем лучше, ибо воспоминания уходят, и уже скоро все забудется, а может, и перевернется с ног на голову — заклеймят как предателя, да подвесят вниз головой.
Но теперь невдалеке лежал в могиле Леон, и он не мог так с ними поступить. Не мог.
— Ладно, — сказал он. — Я иду в Ахангаран, как я уже говорил, у меня там небольшое дельце. Кто захочет присоединиться, милости просим. Только пусть соглашается сразу. Потом никого не приму.
— Я ПОЙДУ, — сказал конь по команде Антона, переданной по внутреннему коммуникатору, честность честностью, но надо было создать прецедент.
Но его благородный порыв не оценили.
— Скотина голоса не имеет! Пойдешь, как миленькая куда скажут! — огрызнулся Волобуев.
— Кто скотина? — возмутился Иван, и Антона едва не прокололся, заорав вместе с ним.
— Как хотите, — нарочито равнодушно пожал он плечами. — Можете возвращаться, но предупреждаю, там может быть засада.
Силач переглянулся с Куцым. Чувствовалось, что они не пойдут. Назло ему.