красоток и перекошенных рож.
– Вениаминов? – равнодушно пожал доктор плечами. – Не читал. Какого черта мне направляют всяких? У меня дел по горло. Ладно, – он решительно хлопнул ладонью по папке, лежащей перед ним. – Скажите, Марьев, только не задумываясь. Какие ассоциации вызывает у вас слово звезда? Радость, гнев и так далее.
– Страх, – выпалил Макс.
– Почему страх? – в глазах доктора мелькнул неподкупный интерес.
– Как вам сказать? Во-первых: звезда у сумитов знак дьявольский.
Интерес в глазах Стиплера погас:
– Так вы по книжкам судите? Ну да ладно. Идите.
Макс не заставил себя упрашивать, торопливо повернулся согбенной фигурой к двери.
– А мне можно идти? – в наглую спросил Сафа, за спрос денег не берут, но ведь чувствовал, что просто так не отпустят.
Доктор словно не слышал вопроса. Покатал папку туда-сюда. Искоса посмотрел на Сафу.
– Сафин, а вы почему за него заступились?
– За кого? – Сафин решил сыграть дурачка.
Педиатр неожиданно зло посмотрел на него.
– Может сделать тебе укол? Очень хорошо проясняет память. Предупреждаю, иглы у нас только толстые остались. Знаешь, как это делается. Задница берется в щепотку, вот так, а потом наотмашь протыкается шприцем. Кстати, у медсестры еще руки трясутся.
– Не надо укола, я все понял. Я не за Макса вступился, мне просто эти уроды…вахтовики не понравились.
– Врешь. Почему ты боишься сознаться в хороших поступках? Почему не скажешь, что хотел заступиться за слабого? Что, благородство нынче не в цене? – спросил Стиплер с непонятной интонацией. – Говори, говори, может, еще отбрешешься от укола. А нет, мы тебе и два можем вколоть. Неделю на жопу не сядешь. А есть еще клизмы. У нас, видишь ли, подозрение, что у тебя сальмонелла. Кстати, ты на недержание кала вроде жаловался?
– Ничего я не жаловался, – пробормотал Сафа, вот ведь не скажи что доктор, а как круто берет в оборот, как следователь.
– Жаловался. А знаешь, как мы это лечим?
– Зачем мне знать. Я доктором стать никогда не хотел. Я вахтовик.
– Молчать! – педиатр трескуче хлопнул по многострадальной папке, выдавив из нее лист, и даже не обратил внимания на спикировавшую куда-то под стол бумагу. – С тобой детский врач разговаривает! Стало быть, твое дело заткнуться и слушать! А лечим мы это дело просто. Вставляем в задний проход трубку и заставляем беспрестанно ходить по коридору, тренируем мышцы сфинктера. Обычно процедура длится не больше получаса, тебя мы заставим целый день! После этого ты на очко еще месяц не сможешь ходить. Отвечай, почему ты за него заступился!
Неизвестно, чего этот детский врач из себя мнил, какую звезду отечественной педиатрии, но он определенно Сафу достал.
– Я разозлился.
Он с запозданием понимает, что сказал чистую правду. Ведь он не за Макса заступался, злость накопилась в нем подспудно, на дохляка, на простоквашинцев, на себя и еще больше на вахту.
– Отлично, отлично, – умиротворенно проговорил Стиплер. – Злость сильное здоровое чувство. У меня к тебе такой вопрос. Допустим, у тебя появились сверхъестественные способности. Непобедимость в физическом плане, сверхчеловеческая сила и неуязвимость. Что бы ты сделал? А. Использовал все свои новые данные для того, чтобы удрать от Алги подальше. Б. Стал бы терминатором, разрушил бы все здесь, отомстил бы всем. Не думать, отвечать.
– А че тут думать? Дайте мне автомат, вы все увидите сами, – нахально заявил Сафа.
Думал, что сказал не то, но глаза педиатра неприятно загорелись.
– Отлично, отлично. Только, знаете ли, еще Ницше сказал: 'Меч не делает нас сильнее'. И последний вопрос. Вашего друга пугает слово 'звезда'? А вас?
– Он мне не друг, – буркнул Сафа, чувствуя очередной подвох, но вопрос показался ему безобидным, хотя от такого врача можно было опасаться подвоха в любом самом безобидном вопросе. – Ничего меня не пугает. А что должно?
– Так я тебе и сказал, – холодно заметил педиатр.
В гардеробе обнаружилась неприятная вещь. Простоквашинцев не было, но, воспользовавшись моментом, они с обильностью лошадиного стада помочились на одежду.
– Тут полотенца есть, обернемся ими, – предложил Макс.
– Я этих простоквашинцев урою, когда встречу. Мне через весь город топать! Черт, сюда на танке привезли под охраной, а одежду сохранить не смогли, уроды.
– Я тут рядом живу. Пошли, мама постирает и высушит, – предложил Макс. – У нас плов на обед.
– С каким мясом?
– Со свининой, а что? Ты свинину не ешь?
– Еще как ем.
Матери Макса не было и сорока, и выглядела она очень даже прилично. Голубые джинсы обтягивали полные ровные ноги. Когда в Женский квартал переедет, можно будет ее дернуть, деловито прикинул Сафа. Потом спохватился, что его самого заметут на вахту вместе с Максом, и настроение у него испортилось.
– Чем это пахнет? – подозрительно спросила женщина, получив неопрятные кули одежды.
– Мама, это мы анализами облились, – соврал Макс.
Вы еще его пипирку не видели, подумал Сафа. Есть такие вещи, которые знать не положено даже мамам. У Макса был еще младший брат Женька, крохотный, едва начавший ходить. Он подозрительно глядел исподлобья на Сафу, а потом тонюсеньким голоском отважно предупредил:
– Не трожь Максимку, не трожь!
– Женька у нас ничего не боится! – похвалился Макс.
Когда уходил поздним вечером, сытый, в чистом, Макс протянул ему руку, и неожиданно для себя Сафа ее пожал.
Алга издавна служила полигоном экономических и социальных экспериментов, не всегда оправданных и почти всегда провальных. Район был социально инертный, притерпелый к издевательствам сверху, к тому же удаленный от Москвы, что гарантировало, что в случае чего очередной провал удастся замять, и до столицы шумиха не дойдет. Когда благодаря стараниям Иван Иваныча даже оставшимся без дурдомов даунам стало ясно, что все, что связано с экономикой, благополучно почило в бозе, настало время реорганизации силовых структур – единственного, что осталось в городе функционирующего. Самая крупная демократическая фракция гордумы, являющаяся выдвиженцами местных криминальных группировок, решила под шумок распустить городское УВД, чтобы без хлопот разворовать остатки. Было решено ликвидировать уголовный розыск, ФСБ и экономическую полицию, оставив только ГАИ. Профессора Алгинского госуниверситета (бывшего Мясного техникума) с пеной у рта защищали диссертации, утверждая, что за ГАИ будущее в области права.
Во-первых, автоинспекция была мобильна, имела обширный автопарк. Во-вторых, инспектора были круглосуточно в оперативной разработке, все время работали в контакте с электоратом, так что остальные силовики становились лишь ненужной тратой государственных средств. Так сказали профессора АТУ, самому молодому из которых было 18 лет, и он был сыном губернатора Китова.
Глава областного УФСБ генерал Крутохвостов, как и положено при его должности, узнал о грядущей анархии загодя. Он сразу просек перспективность нового направления в юриспруденции и быстро провернул собственную реорганизацию, уже неофициальную. Дело в том, что уйти в отставку генерал не мог: некоторые дела против него прокуратора не возбуждала единственно по причине его высокого статута. К тому же, генерал понял, какие перспективы откроются перед ним, если скажем, ему повезет, и он вместо помойки будет брошен на усиление нового старого ведомства. Ему повезло. Он не только был брошен на усиление, но и заменил безвременно умершего ненасильственной смертью начальника ГАИ.
Первым делом Крутохвостов подвел под свое ведомство мощную экономическую базу, взяв за пример хозяйственную деятельность 'людей в белых халатах'. Никого не удивляло, что врачи брали плату за то, за что они и так вроде бы получали зарплату: за диагностику, процедуры и непосредственно операции. С этой стороны оперативники выглядели обделенными. Они тоже тратили бензин своих машин, расходовали боеприпасы и спецсредства, но дополнительно ничего за это не имели.
Генерал устранил несправедливость. Розыск угнанного авто обходился клиенту в 10 процентов его стоимости, раскрытие квартирной кражи в 15. Объявление в розыск стоило тысячу рублей.
По существу в Алге было создано новое хорошо натасканное силовое ведомство, над которым лишь по недоразумению пульсировала неоновая вывеска 'ГАИ'. Чисто внешние атрибуты, как то нарядная клоунская форма и спецтранспорт с мигалками остались те же самые, но ключевые посты в Управлении заняли опытные оперативники ФСБ.
Группа антитеррора 'Алгинская Альфа' была переименована в 'Ужас ГАИ'.
Сосредоточив в единых руках все карательные функции, Крутохвостов начал делать неплохие деньги. Многие нувориши, сбежавшиеся на последние слоновьи вздохи крупнейшего порта страны, предпочли перейти под 'крышу' ГАИ. У кого не хватило благоразумия, отправились купаться в бетонных ластах. В диспетчерской службе, отдрессированной до совершенства, состояли опытные офицеры, сразу отсортировывающие поступающую информацию по степени получения возможных материальных благ.
В ночь на 21 октября дежурил лейтенант Ларьков, и тревожный звонок из Москвы поступил к нему. Говорили из центрального управления ГАИ.
– ДТП на Атлетической. Срочно вышлите экипаж ППС.
– Так вы своим звоните. При чем тут мы и Москва?
– ДТП в Алге, идиот! Немедленно опергруппу на выезд! Запишите фамилию пострадавшего – Перилов. Повторяю.
– Да понял я, понял. Перилов. Так и запишем, – лейтенант осекся. – Уж не тот ли это Перилов?
– Не тот. Тот сейчас в Австралии на подписании контракта по строительству крупнейшего завода по переработке кенгуриного молока. Это сын. Быстрее шевелись, лейтенант.
Звонок поднял следователя Неволина в три часа ночи.
– Срочно выезжайте на Атлетическую. Криминальный труп. Подробностей нет, но один из фигурантов сын Председателя правительства страны.
Следователь жил в некогда запретной для проживания приморской зоне-заповеднике.
Он выбрался из коттеджа, вывел машину из гаража и выехал на шоссе, не забыв соблюсти обязательный ритуал и плюнуть в сторону светящегося огнями турбазы 'Фарт'.
Дорога, пропетляв по заповеднику, вывела его мимо заброшенной автобусной станции, где бродяги жарили на кострах кошек, прямиком на Атлетическую. Проехав мимо недостроенной покосившейся башни гостиницы, он вскоре оказался перед спуском на пляж, где был остановлен инспектором в светящейся накидке. Оставив машину на обочине и предъявив удостоверение, дальше пошел пешком.
Было свежо. С моря, невидимого в ночи и шумно ворочавшегося, словно колоссальных размеров корова, дул пронизывающий бриз. Когда следователь закурил, дым сдуло далеко назад. Он связался по сотовому с майором Шороховым и спросил, где тот находится.
– Что так долго? – возмутился тот. – Я уже давно приехал. Здесь есть спуск к пляжу. Я на самом верху.
Неволин и Шорохов были напарниками. Согласно новому штатному расписанию ГАИ Неволин числился следователем, а Шорохов оперативным сотрудником. Хотя вместе они работали не первый год, но притереться друг к другу им мешала антагонистическая противоположность характеров. Майор Шорохов – красавец ростом метр девяносто, могучий как Арнольд, роскошный чуб, сводивший женщин с ума, и не только чуб, рубаха парень, весельчак, балагур и законченный оптимист.
