сыгранного опуса… Оказавшегося этакой вариацией на тему «На заре ты ее не буди». Да такой ловкой, что простому вояке вроде меня нипочем бы не догадаться.
– Надо бы тебя, братец, наказать, – задумчиво произнес дед. – За нарушение авторских прав…
– Так это же народная музыка! – воскликнул маэстро.
– Да ну? – Дед усмехнулся. – А по-моему, это господина Варламова романс.
– Так он же давно умер! – заспорил маэстро: – Тогда еще авторских прав не было! Значит – народное!
– Именно народное! – строго сказал дед. – Стало быть, достояние России, часть национальной культуры, которую ты, – указующий перст деда нацелился в бриллиантовую заколку маэстро, – исказил и присвоил в корыстных целях. В чем и признался! – с удовлетворением завершил дед.
Маэстро побледнел и затрясся.
– Однако я тебя прощаю, – милостиво произнес дед. – За то, что идею подал. Ни к чему нам эти глупые хиты, когда есть богатейшее культурное наследие. И сейчас мы в это наследие погрузимся и подыщем что- нибудь для Дашеньки. А ты… – взгляд деда снова обратился на композитора и посуровел.
– …А у меня всё наследие тут, – маэстро сунул деду под нос свой музыкальный пенал. – Богатейшая база, Ваше сиятельство! Чем только смогу…
Тут в комнату вошел давешний секретарь и что-то негромко сообщил деду.
– Артём, – сказал дед. – Доставили однокашников твоих. Иди, общайся.
Глава двадцать третья
Китайский схимник
Подполковник Сучков сидел на диванчике у окна. Он был какой-то грустный. И это был, несомненно, он, потому что, увидев меня, мгновенно повеселел, вскочил и сразу полез обниматься и хлопать меня по спине:
– Тёмка, черт! Живой! А мы тебя уже хоронить собрались!
– Не дождетесь! – заявил я, похрустывая подполковничьими ребрами.
– Вот ты, выходит, где, – сказал Иван, озирая роскошную гостиную. Как будто в первый раз увидел. – Значит, у деда своего теперь…
– Вроде того, – не стал спорить я. – Говори давай, что у тебя стряслось такое экстренное?
– Значит, у деда… – Ванька решил, видно, меня поинтриговать. – Не объявился, ничего не сказал… Или мы уже не друзья?
– Ванька, я только вчера прилетел.
– Ну так мог бы…
– Не мог. На меня, брат, нынче сезон охоты открыт.
Сучков сразу стал серьезным.
– Кто?
– Долгая история, – махнул я рукой. – Позже. У тебя-то что, говори!
– А у меня – вот! – Иван повернулся, картинно взмахнул рукой.
Я посмотрел… И обомлел.
На маленьком красном диванчике сидел человек. Причем я мог бы поклясться, что минуту назад его не было. Или я его не заметил. Я – не заметил! Нет, похоже, я здесь, в семейном кругу, совсем бдительность потерял.
– Здравствуй, Артём.
Я его не знал. Крепкий поджарый мужик примерно моих лет. Патлатый, как давешний маэстро. И бородатый, как йог. Он вообще был похож на йога… или на старовера из той сибирской деревни, куда меня как-то свозил Буркин – для развития общей эрудиции.
– Не узнаешь? – спросил «старовер».
Я посмотрел на него внимательно. Мысленно убрал патлы и бороду.
– Мишка?.. – не очень уверенно предположил я. – Мишка Лебедкин?
– Было у меня и такое имя, – подтвердил «волосатик».
Я покосился на Ивана. Помнится, года полтора назад именно он поведал мне, что титулярный советник и генеральский сын Михаил Лебедкин отбыл в служебную командировку в Китай и уже оттуда, из Китая, подал в отставку, аргументируя ее тем, что «прозрел Истину, желает отныне служить исключительно Богу».
Наше министерство отнеслось к этому вопиющему безобразию неожиданно гуманно. Отставку Лебедкин получил.
«По состоянию здоровья».
Ваня Сучков не поленился навестить однокашника в его китайском «скиту» и позже однозначно дал мне понять, что считает нашего старого приятеля-односкамеечника Михаила Лебедкина предателем и в «богоискательство» его ничуть не верит.
А теперь вот сам привел «предателя» в Государевы палаты.
Хотя нет, не привел. Их сюда
– Да он это, он! – подтвердил Сучков. – Ты хоть бы предупредил, Артём! Вломились ко мне в кабинет люди Государевы, взяли под белы рученьки, кинули в вертушку – и сюда. Я уж подумал: разжалуют меня, и в Казахстан, на поселение. Урюк выращивать. Всю дорогу гадал: за что? Ну мог предупредить, да?
– Урюк… – Я хмыкнул. – Есть такие слова, Ваше высокоблагородие: государственная тайна. – И перевел взгляд с Ваньки на Лебедкина.
Глаза у Михаила Лебедкина были – как тонкие слюдяные пластинки: вроде бы и блестит, и прозрачное, а ничего не отражается и не видно тоже ничего.
Тот колебался: как со мной себя вести? Вроде бы односкамеечники. Положено обниматься… Только не видел он во мне особой радости от встречи.
И точно. Не было у меня ни радости, ни радушия. Не нравился мне Миша Лебедкин – «китайский отшельник». Чувствовалось в нем нечто… Чуждое. У меня на это в последнее время нюх. «Пованивало» от Миши основательно.
Так что, когда он все-таки решился и протянул мне руку, я сделал вид, будто не заметил.
– Как дела в Китае? – спросил я.
– Не знаю, – сказал Миша Лебедкин. – Я вчера прилетел. Утренним рейсом.
Надо же! Одновременно со мной.
– А до «вчера»?
– До «вчера» все было как обычно.
Какой, однако, содержательный разговор.
– Иван, – сказал я. – Отойдем на пару слов.
Когда мы прошли между караульных, я сделал знак правому лейб-гвардейцу: присматривай за этим. Тот движением век обозначил: понял.
– Ну и зачем ты его сюда приволок? – спросил я, когда мы оказались в галерее. – Сам же говорил: предатель! А теперь…
– А теперь понял, что ошибся, – сухо сказал Иван. – Получил соответствующую информацию.
– Интересно, от кого и какую?
– От кого надо… – Ванька некоторое время колебался, но потом решил, что от меня можно не скрывать. – Мишка там под прикрытием работал. По очень серьезной теме.
Вот это похоже на правду. Неудивительно, что его так легко отправили в отставку. И все равно этот Лебедкин никаких теплых чувств у меня не вызывал.
– Под прикрытием, говоришь? А теперь он – что? Сбежал?
– Артём, что-то я тебя не пойму, – холодно произнес Сучков. – Наш с тобой кореш оказался не дрянью, а настоящим дворянином. Каким и должен был быть. А ты вроде бы и не рад.
– Извини, Ванька. – Сказал я. – Со мной столько всего было за этот год… Расскажу – не поверишь. Наверное, я просто устал. Дай отдышаться.
– Не дам, – строго сказал Иван. – Некогда. Сам знаешь, что в мире творится.
– Ничего, мир подождет немного, – отмахнулся я. – Кстати, поздравь меня: я женат.
– Да ты что! – Брови Сучкова взмыли вверх. – На ком?
