Век Наполеона. Реконструкция эпохи

этого метода – ведь при первой возможности арабы восстали.

При всем ироничном отношении к «религиям для всех» сам Наполеон был верующим человеком – он верил в нечто, называвшееся «моя звезда». Как-то раз Наполеон сказал кардиналу Фешу: «Я вижу свою звезду, это она ведет меня за собой». Это была его личная форма религии, однако у нее было много поклонников. Когда в 1801 году в Париже на пути Наполеона взорвали «адскую машину» и по городу пронесся слух о его смерти, кто-то сказал: «Что? Умер? Вы не знаете его!». Эта фраза в разных вариантах приписывается то французам, то иностранцам, она кочует по разным годам наполеоновской эпохи – возможно, сказанная однажды, она была потом тысячи раз повторена.

Меневаль записал: «Его успехи с самого начала карьеры, за которыми последовали еще более громкие и неожиданные победы, внушили ему мысль о собственной необычности». Может, это была форма «звездной болезни», но как избежать ее человеку, который в 1790 году был лейтенант с пустыми карманами – а через полтора десятка лет его шпагу украшал знаменитейший 80-граммовый алмаз «Регент»? Впаять в свою шпагу камень, имевший 300-летнюю кровавую историю – это тоже был и знак, и вызов судьбе. Наверное, Бонапарт думал, что приручил ее.

Наполеону нравились «знаки»: свой наблюдательный пункт в Булонском лагере он устроил в Понт-де- Брик, месте, где когда-то, отправляясь покорять Англию, садился на корабли Юлий Цезарь со своей армией. Он любил, когда день битвы совпадал с днем прежней победы: 14 июля, в день Маренго, состоялась битва под Фридландом. «Солнце Аустерлица», «сапоги 1796 года» – это все были «знаки», которые Наполеон пытался видеть, чтобы поддерживать в себе и в других веру в свою удачу, свою звезду.

Но если у Наполеона прямой договор с Богом – то что ему Папа? Не более чем человек. И уже в 1799 году Бертье по приказу Наполеона вывез Пия VI из Рима, и в том же году измученный старик умер. Но на этом его беды не кончились: еще два года французы не давали его похоронить! Труп понтифика стал даже предметом торга: Наполеон при обсуждении конкордата с Пием VII «выменял» на тело Пия VI право назначать епископов.

Хотя Наполеон и упразднил «Конституционную» церковь, но подписанный им и Пием VII конкордат (соглашение) существенно ограничивал права Церкви во Франции. Римская церковь получила законодательную основу для своей деятельности, но была вынуждена поступиться своими землями. Без официального разрешения правительства папские легаты не вправе были проникать на территорию Франции. Эти ограничения касались и папских посланий. Даже постановления общецерковного собора не могли быть опубликованы во Франции без согласия властей. К потере Франции Пий VII, надо полагать, притерпелся, но Наполеон взялся еще и за Германию! Он конфисковал там церковную собственность и упразднил институт князей-епископов, лишил семинарии, кафедральные соборы и монастыри средств к существованию и оставил вакантными множество епископских кафедр.

Несмотря на такие удары, Пий VII, видимо, не прочь был поддерживать «худой мир» – приехал же он на коронацию Наполеона в 1804 году. Столетиями французских королей короновали епископы, а вот Наполеон для пущей легимитизации выписал себе Папу. И даже узнав, что Наполеон и Жозефина не венчаны и уже немало лет живут «во грехе», понтифик вместо того чтобы хлопнуть дверью (она бы грохнула на всю Европу) и отбыть в Рим, скрепя сердце обвенчал грешников, а потом и короновал. При этом Наполеон всячески подчеркивал свое равенство с наместником Бога на земле: пишут, что даже в карету они входили одновременно – с разных сторон. Известный факт: Наполеон не позволил Пию VII прикоснуться к короне, а сам возложил ее на свою голову. «Папе Римскому была отведена роль простого зрителя», – написал об этом моменте секретарь Меневаль. Надо полагать, император не только сам не хотел думать, будто корона дарована ему свыше, но и других от этой мысли предостерегал.

Кем ощущал себя Наполеон? Кому бросал вызов, созывая в декабре 1806 года Великий Синедрион, на который всем синагогам Европы предложено было прислать своих делегатов? Может, этим Наполеон хотел задобрить всех евреев мира, рассчитывая на их деньги, но в результате и евреев не задобрил, да еще и христианский мир поднял на дыбы: ведь именно Синедрион осудил на смерть Иисуса Христа. С V века Синедрион не собирался – стоило ли вызывать его призрак сейчас?

Папа Римский, видимо, понял, что и «худого мира» не может быть с Наполеоном. В 1807 году он отказался расторгнуть брак Жерома с американкой Элизабет Паттерсон (что было необходимо для вхождения Жерома в семью коронованных особ через женитьбу на дочери вюртембергского короля), а в 1808 году отказался закрыть свои порты для английских кораблей. Наполеон захватил Рим, а через год предложил Папе Римскому пенсион в 6 миллионов франков за отречение от светской власти и переезд в Авиньон. Папа отказался. 17 мая 1809 года Наполеон подписанным в Вене декретом объявил папские владения присоединенными к империи. В ответ Папа 10 июня отлучил Наполеона от церкви. Булла об отлучении была прибита на дверях четырех главных римских церквей, вокруг которых сразу же скопился народ. Вечером уведомления об отлучении Наполеона от Церкви были вручены послам иностранных держав. Наполеон посмеялся над Папой: «Неужели он думает, что от его отлучения оружие выпадет из рук императорских солдат?». В июле Пий VII был арестован и доставлен в Авиньон.

Но и Авиньон не сделал Папу покорным: в 1809 году он отказал уже Наполеону в просьбе расторгнуть брак с Жозефиной. Проблема решилась без него – Наполеона и Жозефину развел председатель парижского церковного суда, у которого, видимо, было меньше гордости.

4

При всем своем могуществе Наполеон, видимо, часто чувствовал себя лишь орудием в чьих-то руках.

«Идеи вдруг возникали из его головы, подобно тому, как вооруженная Минерва выпрыгивала из головы Юпитера, – вспоминал секретарь Меневаль. – Наполеон редко писал сам (…) Рука не поспевала за скоростью его мыслей». И далее: «Я видел, как Наполеон упивался успехом, но я ни разу не видел его застигнутым врасплох».

Наполеон привык брать то, что давали ему неведомые высшие покровители. Отсюда – его знаменитое «бездействие» на поле Бородина и в других битвах (при том же Ватерлоо). Наполеон уже понимал, что все будет как будет, и если суждено – кто-то толкнет его под руку в нужный момент. Но в 1812 году и после него наступило время, когда под руку никто не толкал.

Граф Сегюр записал о Наполеоне в Москве: «Он старался продлить время, проводимое за столом. Раньше его обед был простой и кончался очень быстро. Теперь же он как будто старался забыться. Часто он целыми часами полулежал на кушетке, точно в каком-то оцепенении, и ждал с романом в руке развязки своей трагической судьбы».

Известно, что в Москве Наполеон работал над уставом Театра Комеди Франсез (а по дороге к Ватерлоо изучал третьеразрядные документы). Исследователи толкуют это как всеобъемлемость и неугомонность наполеоновского гения. Хотя вполне вероятно, Наполеон в ожидании «знака» пытался хоть чем-то заполнить время. Потом он понял: отсутствие «знака» – это и есть «знак». Высшие силы оставили его одного и хотели посмотреть, как он теперь выкрутится. Судьба бросала ему новый вызов, после Москвы его главным противником стал Рок, а русские, австрийцы, пруссаки и англичане были лишь его орудием.

Многие в те времена чувствовали, с кем на самом деле ведет Наполеон свой поединок. Русская помещица Волкова, выехавшая из Москвы в Тамбов, писала подруге: «Несмотря на отвращение, которое я чувствую к нему, мне становится страшно за него ввиду совершаемых им святотатств».

На подходе к Березине Наполеон, получив известия о том, что все пути перекрыты русскими, «кинул к небу свирепый взгляд и поднял кулак! Настоящий крик бешенства вырвался из его груди, он повторил свой жест угрозы и прибавил короткое выразительное слово, само по себе составляющее богохульство» (Сегюр). Удивительным образом это подействовало: в результате путаницы русские «расступились» и Наполеон спасся. Хотя, быть может, просто кому-то не хотелось на этом заканчивать такую интересную игру?..

Как Наполеон понимал, кому он обязан поражением, так и Александр Первый знал, кого благодарить за победу. Он потому и не менял, несмотря на множество просьб с разных сторон, Кутузова на посту главнокомандующего, что понимал: все будет как Богу угодно.

В манифесте от 31 декабря 1812 года Александр Первый писал: «Ныне с сердечной радостью и горячей к Богу благодарностью объявляем мы любезным нашим верноподданным, что событие превзошло и самую надежду нашу, и что объявленное нами при открытии войны сей выше меры исполнилось: уже нет ни единого врага на лице земли нашей. (…) Зрелище погибели войск его невероятно! Кто мог сие сделать? Не