них пошел, будто никого вокруг не замечая, Гранкин. Большим пальцем руки он указал – «туда». Они, дав ему пройти, пошли следом.
– А зачем вся эта конспирация? – удивленно спросила Наташа.
– Вот сейчас и узнаем… – ответил ей Бесчетнов, чувствуя по гранкинским мерам предосторожности, что новости должны быть чрезвычайные.
Гранкин перешел проспект, зашел в какой-то двор. Они пошли туда же и скоро нашли его под деревьями.
– Тут у нас такие новости! – негромко заговорил Гранкин. – Мы же нашли пулю из пистолета, из которого грохнули Карташова. Прочесали лес с металлоискателем, но нашли! Ну правда она нам ничего пока не дала, но даст. Но самое потешное вот что: у Хоркина во рту сперма не той группы, которая была у Протопопова! У Хоркина во рту его же сперма!
Лицо у него при этом просто-таки восторженное и глаза выражали какое-то детское счастье – вот как бывает, когда родители дарят то, на что ребенок уже и не рассчитывал.
– Это что же, он сам себя обслуживал? – удивился Бесчетнов.
– Не может мужик сам себя обслуживать!
– сказал Гранкин.
– Это откуда же такое познания? – поддел его Бесчетнов. – Личный опыт или как?
– Ничего тебе больше не скажу! – обиделся Гранкин. – Будешь сам себя обслуживать…
– он насмешливо выделил последнее слово.
– Ладно, Аркадьич, извини. Нуты же понимаешь, что я не мог удержаться… – примирительно сказал Бесчетнов. – Но если у Хоркина во рту его же сперма, значит, извините за подробности, кто-то ему ее в рот натолкал? То есть, там был кто-то еще? – уточнил оторопевший Бесчетнов. Новость, что и говорить, была сногсшибательная.
– Ну да! – так же негромко продолжил Гранкин. – Я же еще в тот день как их нашли, думал – что-то не так. И только потом понял – а свет-то не горел! Но не в темноте же они трахались…
(«Какая же я дура, перемудрила со светом!» – обеспокоенно подумала Наташа).
– Да кто знает, может и в темноте. Может, они стеснялись того, что делают… – усмехнулся Бесчетнов.
– Ага… – скептически качнул головой Гранкин, недовольный тем, что Бесчетнов в чем-то еще сомневается. – И водку они разливали в темноте? И в темноте начали палить друг в друга? Тогда бы там все стенки были в пулях. Но там нет ни одного промаха. И еще: таджики, которые там работают, слышали из этой квартиры музыку, громкую музыку. А потом музыку выключили. Но выстрелов не было. А потом включили.
– То есть, стреляли, пока играла музыка? – насторожился Бесчетнов.
– Ага! – ответил Гранкин.
– Получается, там был третий, который их порешил, выключил музыку, выключил свет и спокойно пошел по своим делам? – уточнил Бесчетнов.
– Получается так… – подтвердил Гранкин.
– Блин, каленые нервы у мужика… – с уважением сказал Бесчетнов.
– А почему ты думаешь, что у мужика? – как-то так, по-особому, будто знал что-то еще, будто еще далеко не кончились у него козыри, спросил Гранкин, и у Наташи заныло сердце.
– А ты допускаешь, что баба, ой, Наташа, извини, девушка, убила двоих, и потом так спокойно все почистила? Да еще и спермы в рот Хоркину натолкала?! – сказал Бесчетнов.
(«И правда – как же я это все смогла?» – подумала Наташа).
– Допустить такое трудно, зато это все объясняет… – ответил Гранкин. – Причем, заметь, есть только хоркинская и протопоповская сперма. Если бы там был мужик, была бы третья сперма. Значит, был тот, кто спермы не имеет – женщина!
– Блин, Аркадьич, когда мы с тобой поговорим о чем-то нормальном?! – вдруг опомнился Бесчетнов.
– А что тебе не нравится? – удивился Гранкин. – Нормальный мужской разговор – о бабах! Извините, Наташенька – о женщинах.
– Ну ладно, третья была женщина… – проговорил задумчиво Бесчетнов. – А мотив?
– А что – мотив? – насторожился Гранкин.
– Ну за что она их?
(Наташа слушала, ни жива ни мертва – она уже допускала, что в прокуратуре и мотив как-то вычислили. Хотя, успокаивала она себя, тогда Гранкин бы вел с ней совсем другие беседы).
– А вот тут ты меня поймал… – вздохнул Гранкин. – С мотивом слабовасто. У них было столько дел, что даже не знаешь, за что их могли наказать. Вот они полезли в аферы с муниципальным имуществом. Вдруг это кому-то не понравилось? А еще до этого они тырили бюджетные деньги вагонами – может, и здесь чего накосячили?
– А я тебе говорил, Аркадьич, что они не у государства украли! Если бы у нас всех, кто у государства ворует, находили с собственной спермой во рту, уже давно некому было бы речи с трибун толкать! – сказал Бесчетнов. – Не поделились они, не поделились… Но вот что смущает – чего так затейливо убивать-то? Ну привязали бы две гири к ногам – и в реку с моста. А тут сперма, коньяк, музыка, свет – экшна многовато.
– Как раз нормально… – пожал плечами Гранкин, знавший это бесчетновское словцо – «экшн». – Это все просто для того, чтобы мы запутались.
– Ну а вы запутались? – спросил Бесчетнов.
– Ну поначалу. Но распутаем. Все распутаем… – Гранкин сунул руки в карманы и наклонил голову. – Идеальных преступлений нет. Если преступник не один, например, двое, они начинают ссориться. Если он один, то все равно всего не предусмотришь. Там что-нибудь забыл, здесь что-нибудь потерял. Вот мы нашли в квартире вот это…
И при этих словах он достал из бокового кармана своего пиджака киндер-сюрпризовского динозаврика…
Наташа почувствовала, что вот прямо сейчас упадет в обморок. Она не сразу заметила пропажу динозаврика – все не могла опомниться после той ночи. А когда заметила, уговаривала себя, что мало ли где динозаврик оторвался с цепочки.
– А это – след! – значительно проговорил Гранкин, помахивая динозавриком. – Никакой пацан такое носить не будет. А это явно было на шее – вот видишь ушко. И я узнавал – последние годы в киндер- сюрпризах совсем другие игрушки. (Бесчетнов не удержался и поддел: «В детском саду допросы вел?», но Гранкин отмахнулся от него). Значит, там была молодая девушка, романтичная, из, мягко говоря, не очень богатой семьи – не золото ведь носила. Или эта штучка для нее многое значит.
– И вот такая девушка трахается по-всякому с двумя мужиками, а потом стреляет в них? – скептически уставился на динозаврика Бесчетнов. – А потом прибирается и уходит так, что ее никто не видит? Да если бы она была такая, как ты говоришь, она должна была там же возле койки все эти двое суток и реветь, биться в истерике. Вы бы ее там же голую и взяли… – Бесчетнов взял динозаврика из гранкинских рук и внимательно его рассматривал. – Это была у Хоркина явно квартира для свиданий. Может, он там сто девчонок перетрахал, и мало ли какая из них по счету была «романтичная, из, мягко говоря, не очень богатой семьи» и потеряла эту фигню.
Он протянул динозаврика Гранкину.
– Ну да, не возразишь… – нехотя признал Гранкин.
– Вот ты, Наташенька, скажи нам, как романтичная девушка, – начал Бесчетнов, внимательно глядя на Наташу, – могла бы ты кого-нибудь убить? Да не просто, а вот так – расчетливо, не теряя головы. Затрахать мужиков по полного беспамятства, а потом пристрелить. Могла?
Наташа покраснела от всего разом – и от темы разговора и от того, как близко Бесчетнов подошел к правде. (Он при этом как-то странно смотрел на нее). Ей казалось, что она не сможет говорить и вот прямо сейчас упадет в обморок. Но каким-то чудом она оставалась на ногах и даже заговорила.
– Юрий Геннадьевич, у меня от ваших разговоров и так то уши горят, то волосы дыбом становятся… – начала она, немного даже кокетничая – понимала, что в этом ее защита, возможность потянуть время,
