опомниться…
– Вы же сами знаете, что не смогла бы.
– Ну да, – сказал Бесчетнов, и продолжил, повернувшись к Гранкину: – Она у нас в кабинете не дает таракана убить. Говорит: «Не трогайте таракашку!», представляешь?..
(«Так то таракан, живет себе и живет, никому плохого не делает, за что его убивать?»..
– как и прежде подумала Наташа).
– Ты мне лучше про афганца расскажи что-нибудь. Чего его грохнули? – вдруг почему-то резко сменил тему Бесчетнов, может, понял, что факты по Протопопову и Хоркину у Гранкина кончились, остались одни версии и размышления…
– Он в Чечне воевал, могли оттуда привет передать. Тем более, один из покойников – кавказец… – пожал плечами Гранкин.
– А зачем они ему пальцы секатором резали? – полюбопытствовал Бесчетнов.
– А ты откуда про секатор знаешь? – удивился Гранкин.
– Ну… Так… – напустил туману Бесчетнов. – Добрые люди подсказали… Явно ведь те, кто ему пальцы резал, тянули удовольствие. То есть, хотели, чтобы он что-то соображал. Если бы мстили, перерезали бы горло и привет.
– Тут ты прав… – вздохнул Гранкин. – Но что они могли у него выпытывать?
– Это ты у меня спрашиваешь? – поразился Бесчетнов. – Кто из нас двоих работает в прокуратуре тридцать лет?
Они помолчали.
– Вот смотри, за два месяца – столько трупаков… – начал Бесчетнов. – Карташов, Протопопов, Хоркин, Кутузов. Между этими смертями есть какая-нибудь связь?
(«Есть, да еще какая! Ты бы знал! Добавь еще Уткину и Маркова!» – подумала Наташа).
– Думаю все же, что Кутузов погиб по каким-то своим делам… – медленно начал Гранкин. – А вот первые трое так или иначе были знакомы. Мы тоже думаем – может, кто взялся за них? У Карташова были стоянки, он торговал машинами. Протопопов и Хоркин иногда ему помогали. Правда, основные деньги они брали из других мест.
– Из каких? – как бы удивился Бесчетнов.
– Ну ты как дитя – из тех, откуда все берут, из бюджета. У тебя да у меня воруют… – ответил горестно Гранкин.
– Ну так ты и поймай! – подначил его Бесчетнов.
– Ага, поймай! – обиделся на эти слова Гранкин. – Ловильщиков трое, а жуликов – триста. Кто кого ловить-то будет, Юра?! С семидесятых годов работаю, и говорю тебе: никогда не было в стране такого бардака!
Гранкин досадливо махнул рукой. Они еще поговорили с Бесчетновым о пустяках и распрощались. «Ведь совсем рядом ходят…
– подумала Наташа о прокуратуре и о себе. – Как в жмурках». Она помнила то ощущение, когда человек с завязанными глазами идет мимо тебя, а ты стоишь, вжимаясь в стену и стараясь не дышать. Вот только у Наташи не было времени на то, чтобы вжиматься в стену. «Котенко и Давыдов… – подумала она. – Котенко и Давыдов».
Глава 5
Когда утром секретарша передала Котенко белый конверт без печатей и надписью «Константину Павловичу Котенко лично», он долго не решался его открывать. Так долго, что когда в кабинет влетел Давыдов, конверт был все так же запечатан и Котенко глазами кролика смотрел на него.
– Ого! – сказал Давыдов. – И тебе письмо!
Не спрашивая, он взял конверт со стола и быстро его разорвал. Оттуда выпала какая-то ксерокопия.
– Твою мать! – сказал Давыдов, не поднимая ее, а только глядя на нее, упавшую на пол. – Твою мать!
Котенко нагнулся и тоже посмотрел на листок. Это был ксерокс какой-то старой газеты, первая страница с новогодними пожеланиями.
– Это «молодежка» за 29 декабря 1994 года… – угрюмо сказал Давыдов.
Котенко нагнулся и поднял газету. И правда – это была «молодежка». Он посмотрел на Давыдова.
– Ну, что скажешь? – спросил Котенко.
– Да что сказать… – ответил Давыдов. – Этот урод шутник.
– То есть, тебе смешно? – уточнил Котенко.
– Да не очень… – признал Давыдов.
– Значит, не шутник… – мрачно резюмировал Котенко.
Оба замолчали.
– В городе какие-то ребята взорвались в квартире… И какой-то афганец по фамилии Кутузов погиб… – сказал Давыдов, испытующе глядя на Котенко – не скажет ли тот чего по этому поводу. Котенко помолчал, но потом нехотя произнес:
– Да, это я велел пойти к нему и поговорить.
– Если он себя взорвал, значит, ему было, что сказать…
– Значит, было. Но разговаривать он с нами не захотел.
– Надо еще ребят послать… – сказал Давыдов.
– Куда? – спросил Котенко. – Твои предложения? И ты думаешь, у меня полно народу для таких вот поручений? После которых всех увозят в морг?! В агентстве и так все знают – не утаишь.
– В семью к Кутузову послать. Есть у него семья? – вскинулся Давыдов от новой идеи.
– Ты думаешь, я дурак? – зло глянул на него Котенко. – Ходил я к афганцам, прикидывался меценатом, спрашивал про семью. А они чуют что-то – молчат.
– Ты извини, Константин, но оперативник из тебя хреновый… – сказал Давыдов. – На похороны надо идти. Будет же там возле гроба кто-нибудь плакать.
– Вот ты и иди. А то они меня уже в лицо знают… – сказал ему Котенко, в душе удивившись – а ведь и правда неплохо придумал.
– А я чего пойду? – скривился Давыдов. – Отправь ребят, пусть пофотают.
– И что нам эти фотки дадут? – спросил Котенко. – Кого мы потом спросим, кто на этих фотках и кем приходился покойнику?
Они замолчали. Давыдов соображал – да, придется идти ему, больше некому.
– У тебя есть что-нибудь выпить? – спросил он.
Котенко полез в стол и достал бутылку, стаканы, тарелочку с конфетками. Налили. Давыдов потянулся было чокнуться, но Котенко убрал стакан и строго сказал:
– Не чокаясь. В память о геройски погибшем Михаиле Кутузове.
– Шутник… – усмехнулся Давыдов, посмотрел все с той же усмешкой на Котенко, и сказал, неожиданно и для Котенко, и для самого себя: – Земля тебе пухом, Костенька!
Он выпил, а Котенко так и застыл, выпучив глаза, со стаканом в руке.
– Ты чего, сука?! – захрипел он.
– Я вот так думаю, что тот, кто нас мочит, меня оставит на десерт. Так что ты умрешь следующим! – проговорил Давыдов, взял конфетку и начал ее жевать. Лицо у него при этом было веселым – ему все это было смешно, по-настоящему смешно.
Котенко выпил. Оба замолчали.
– Съебывать надо. Просто съебывать… – мрачно сказал Котенко.
– Офигел? – удивился Давыдов. – Мы что, не найдем какого-то придурка и не замочим его? Я в Чечне был, у меня знаешь какие люди в ногах валялись и сапоги целовали?
Котенко посмотрел на него мрачно, но надежда забрезжила в его глазах – может и правда найдет?
– Ну так найди его! – вроде и твердо, как приказ, постарался произнести он, но получилось просительно, чуть не жалобно.
Давыдов посмотрел на него. «Да… – подумал Давыдов. – Сдулся Костик. Сытая жизнь из мужиков делает баб». Про Чечню Давыдов ввернул так, для форса – ездил туда на две недели в самое спокойное
