чёрное моряков и капитана. Он чувствовал себя нелепым и жалким, инстинктивно пытаясь соорудить из одеяла некое подобие тоги.
Суру быстро заговорил на своём родном языке. Элари отвели вниз, в пустую каюту, и дали горячего молока. Он не представлял, о чём рассказывал Суру, но догадался, что новости были невеселыми. Он услышал, как заработали дизели и загремели якорные цепи: 'Ариламия' набирала ход, поворачивая в открытое море. Через пару минут Суру присоединился к нему — он уже успел переодеться в новый комбинезон. Они сели на койки, глядя друг на друга. Элари дали грубую рабочую куртку и теперь, если не замечать его голых ног, он выглядел относительно прилично. У рта он обеими руками держал исходящую паром огромную кружку.
— Похоже вы, Жители Пустыни, не пьете ничего крепче, — сказал он, отхлёбывая молоко.
— Да. Таков обычай. Только забудь это дурацкое имя. Мы файа. Просто файа. Но мы не любим, когда чужие говорят это.
— А я теперь один из вас? — спросил Элари.
Суру долго смотрел на него.
— Да. Один из нас. Знаешь… я не надеялся тебя больше увидеть. Я видел, как Емс-Самза взлетела на воздух. Я думал, что ты там, и что тебя похоронило под её руинами.
— Так и было. Но я выбрался.
Суру помолчал.
— Извини. Больше я никогда не назову тебя мальчишкой. Ты нашёл Янгуту?
— Нашёл. И потерял. Я не знаю, что с ней. А что будет со мной?
— Откуда я знаю? — Суру пожал плечами. — Тебе виднее.
— Почему они подобрали меня? Что ты им сказал?
— Что я спас твою жизнь. Этого хватило.
— Мне нравится ваш народ… файа.
— Наш… хотя вряд ли. Ты всё же человек. Я думал, что знаю вас, людей, — но ведь на самом деле я совсем вас не знаю. Я не представлял, что можно так бегать. Я просто потерял тебя из виду — а ведь в училище я был самым быстрым среди ста сорока сильных парней!
— У меня был хороший стимул, — мрачно сказал Элари.
— Да. Сейчас ещё не время для этого. Извини. Потом.
— Расскажи, что с тобой было? — спросил юноша, чтобы рассеять возникшую между ними неловкость.
— Ничего веселого. Когда я решил, что ты мёртв… ну, я не стану повторять слова, которыми себя называл…
— Мы в ответе за тех, кого приручили, — вставил Элари и Суру против воли хихикнул.
— Может, и так. Потом я решил, что вряд ли принесу пользу своему народу, лишив его пары сильных рук… на самом деле я просто хотел жить. Я шёл домой… вместе с другими… до перевала. Он… Сурами прошли его на наших плечах. Знаешь, как? Они гнали впереди себя толпы людей — женщин, детей. Нам оставалось выбирать — или погибнут заложники, или погибнут все. Но, чтобы выжить, надо было стрелять в своих… возможно, в своих родных, понимаешь? Некоторые стреляли… а некоторые — нет. Все файа были среди тех, кто стрелял. Потом… те, кто не стрелял, тоже начали стрелять. В нас. Это была просто бойня. На долю сурами почти не осталось работы — к их приходу всё было уже кончено. Я стрелял… в них… в детей… я убил нескольких… а потом просто не смог стрелять дальше. Я бросил винтовку и бежал — лишь поэтому я ещё жив. Мои крепкие ноги спасли меня… пока. Я дезертир и убийца. Меня будут судить. Скорей всего, повесят, я не знаю…
— Я могу помочь тебе? — Элари был потрясен простотой этого рассказа.
— Скажешь, что я спас твою жизнь? Может быть.
— Ещё кто-нибудь спасся?
Суру покачал головой.
— Они все стояли до конца. Так их учили. Там не было трусов — кроме меня, разумеется. А другие гарнизоны… отрезаны. Им нечем помочь. Они все умрут — ещё не умерли, но умрут.
— Постой, а как же они тогда узнают, что ты дезертир, — удивился Элари, — если не от тебя же?
— Любое преступление лучше лжи соплеменнику. Так меня учили. Иначе я не могу.
Элари помолчал.
— У тебя хороший народ, — наконец сказал он. — Не думаю, что они осудят тебя.
Суру промолчал. Элари смотрел в иллюминатор поверх опущенной головы друга. Издалека Си- Круана казалась просто смутным пятном, размазанным по подножиям изъеденных эрозией откосов. Над ней клубился дым или пыль. И люди, и сурами на таком расстоянии стали неясной шевелящейся массой. Больше там уже ничего нельзя было разобрать. Что там происходило? Элари не думал, что когда-либо узнает об этом.
Или захочет узнать.
Глава 6: Искупление Суру
1.
Друзья задумчиво сидели в каюте. Сильно качало, доносился шум большой волны — очевидно, они вышли из бухты в открытое море.
Элари попытался прилечь, но пароход качало все сильнее. 'Ариламия' то поднималась вверх, то опускалась. В иллюминаторе, один за другим, возникали высокие пенистые валы. Небо было затянуто серой клубящейся мутью. Море кипело. Волны одна за другой яростно ударяли в толстое стекло и осыпались вниз.
Элари любил смотреть на непогоду. В детстве, когда начиналась гроза, он всегда выбегал на улицу, не боясь промокнуть до костей. Сильный ветер приводил его в восторг. С годами детские причуды забылись, но урагана на море он ещё никогда не видел…
— Ты куда? — спросил Суру, едва Элари открыл дверь каюты.
— Наверх. Посмотреть.
— На ураган? — большие глаза Суру широко открылись от удивления. — Тебя не тошнит?
— От чего? — удивился юноша. — Ну, у меня немного кружится голова от качки и я не уверен, что смогу есть, но…
— Из тебя получится отличный моряк. Только давай пойдем вместе — я не хочу, чтобы тебя смыло за борт.
Едва они поднялись на палубу, тяжелая волна ударилась в левый борт и, разбившись, веером опала на корабль, залив друзей с головы до ног. Корабль перестал оседать, встречной волной его захлестнуло, вода с шипением прошлась по всем закоулкам и надстройкам и чуть не сбила их с ног. Затем корабль начало поднимать. Он долго и медленно полз в гору — на 'Ариламию' шла новая, ещё более страшная волна. Перевалив её гребень, корабль стремительно соскользнул в кипящую бездну и на миг остановился, словно раздумывая или ища выхода. Мелкие, злые волны, словно свора собак, стремительно накинулись на него со всех сторон. Они угрожающе шипели и лезли на борта, а новый огромный вал с седой и лохматой вершиной, поднимаясь над ними, уже готов был подмять их под себя. Но корабль, направляемый опытной рукой капитана, медленно полз вверх, почти отвесно поднимаясь по водяной стене…
Теперь Элари знал, что такое двенадцатибалльный шторм. Резкий порывистый ветер выл в снастях, яростно трепал парусину на спасательных шлюпках, пробирая холодом до костей. Он так давил на уши, что ничего не было слышно — друзья понимали друг друга лишь по движению губ. Грязные беспокойные тучи
