11.
Всего через пару минут они вышли к странному сооружению. Элари сперва принял его за холм, потом заметил врезанный в землю железобетонный портал, наглухо перекрытый стальными воротами высотой метров в пять. От этого портала, от косых срезов его невиданно толстых стен, от массивных выступов стали веяло несокрушимостью. Холм окружала сложная и высокая изгородь из колючей проволоки, натянутой на белых роликах. За ней и на вершине холма серели низкие укрытия для стрелков, почти невидимые в густой высокой траве. Сбоку от ворот, на краю залитой бетоном площади, стоял настоящий бункер — покатый, приземистый, с тремя амбразурами, сейчас прикрытыми изнутри стальными заслонками.
Внутри ограды расхаживали скучающие стражи — несколько рослых мускулистых девиц с волосами, собранными в тяжелые узлы на затылке. У всех были длинные ножи и длинные луки с колчанами.
— Некоторые думают, — Иситтала мотнула головой, — что символ Садов — это наши ноги, скрещенные на задах мальчиков. Сомневаюсь, что они видели это. Правда, там, в бункере, ещё пара парней — у них чуть ли не единственные пистолеты во всем Лангпари, но там самое уязвимое место — ворота открываются по сигналу оттуда. Замок кодовый, но всё же…
— Зачем мне это знать… что бы там ни находилось?
Она вновь усмехнулась — усмешкой хищницы.
— Я не думаю, что ты нас предашь… если прежде не лишишься рассудка от боли. Там бомбы.
— Какие бомбы?
— Атомные. Тот реактор и то здание — всё это строилось ради вот этого. Тут, в горах, есть уран. В том здании его очищали… обогащали… Часть шла в реактор, чистый уран — в бомбы. Точнее, в шестидюймовые снаряды. Завод давно и безнадежно остановлен — сейчас уже никто не знает, как он работал. Это было так давно… Реактор остановился сам, когда вышло горючее. А снаряды остались — их всего восемнадцать штук и они слабые — по три килотонны каждый, — но это всё же лучше, чем ничего. Ещё тридцать таких же — в Унхорге, и я сомневаюсь, что мы их когда-нибудь получим. За этими воротами стоит шестидюймовая самоходная гаубица. Мы можем стрелять из неё через час… конечно, когда ветер дует в море. Иначе мы убьем сами себя.
Элари промолчал. Конечно, он слышал об атомном оружии, но его разрушительная мощь казалась ему сказкой, не имеющей отношения к реальной жизни. Увиденное не поразило его, но ему стало спокойнее.
— Ладно, — сказала Иситтала, — пошли учиться.
12.
Раньше Элари не приходилось стрелять из лука. Он полагал, что для этого нужна богатырская сила, но стоило ему рвануть тетиву, — и лук с треском сломался пополам в его руках. Юноша ужасно смутился, но Иккин просто спокойно принес новый лук. На сей раз Элари тянул аккуратней, но лук постигла та же участь. Он недоуменно оглянулся.
— Из таких учатся стрелять наши дети, — пояснила Иситтала, — а ты уже не мальчик. Икки, принеси свой!
Лук Иккина выглядел ужасно — он сделал его из полос рессорной стали, прикрепив их к ручке болтами. Вместо тетивы было несколько шнуров, растянутых на роликах. Чтобы тетива не резала пальцы, Иккин насадил на неё цилиндр из губчатой резины, но силища у этой самоделки была страшная — когда он выстрелил, стрела с тупым стуком наполовину вошла в ствол ближайшего дерева.
— А зачем ролики? — спросил Элари.
— Блок, полиспаст — чему тебя учили в школе, бледнолицый оболтус?
Юноша смутился, хотя уже понял, в чем дело.
— Возьми и попробуй сам, — Иккин протянул ему лук.
Оружие оказалось тяжелее, чем думал Элари, и тут тетиву не получалось натянуть одним усилием, но он всё же сумел оттянуть её до уха и выстрелить. Стрела не попала в мишень, но то, что она вообще воткнулась в край щита, несказанно его поразило. Чтобы повторить результат, ему понадобилось множество попыток, хотя сама идея оружия, в котором всё зависело от силы его плеч, твердости рук и верности глаза очень ему понравилась.
Этот день показался Элари бесконечным. До вечера он учился стрелять из лука и владеть ножом. Его учили попеременно Иситтала и Иккин. Он также познакомился с метательными иглами — старинным оружием файа. Иккин принес набедренную перевязь, похожую на патронташ, — в ней помещалось два десятка игл, узких крестообразых клинков с тонкими ручками, расширявшимися к концу. Опытный воин мог пробить ими грудь или череп противника с двадцати шагов — файа брали иглы, если не могли взять лук. Иситтала показала ему и ещё кое-что — баночку с темным смолистым веществом, пахнущим приторно и сладко. Такие же баночки висели на поясах охранниц, рядом с колчанами.
— Яд? — догадался Элари.
— Мгновенно действующий. Ну, не мгновенно — пятнадцать секунд, минута — смотря куда попадешь. Стрелой трудно убить наповал. А если мы убиваем, мы должны убивать быстро. Мучительство, даже мучительство врага — опасная мерзость… к тому же, это эффективнее.
В конце концов Элари просто устал от подобных объяснений. Иситтала предложила ему погулять и он охотно согласился. Они побрели по засыпанным галькой дорожкам, держась за руки и улыбались, глядя друг на друга.
Иситтала привела его к северной окраине Садов, где под стеной виднелось небольшое плато. Среди серо-белых мраморных скал зияла древняя каменоломня с испещренными надписями стенами. У подножия скал бурлил родник. Правее, на выпуклой и гладкой, тоже мраморной скале, были высечены гибкие фигурки с копьями в руках и бегущие от них антилопы — кто-то из юных обитателей Садов выразил тут свою тоску по временам каменного века.
Над каменоломней стоял гладкий квадратный столб из серого слюдистого мрамора с низким постаментом из четырех поставленных ребром плит. В заполняющей его земле росли чахлые цветы. Почти стершиеся файские иероглифы, написанные черной тушью, покрывали вертикальными столбиками все четыре стороны обелиска.
— Что это? — спросил юноша.
— Здесь похоронена моя бабушка. Она, как и я, была правительницей Лангпари, давно… когда она умерла, мне исполнилось только шесть лет, но я очень любила её… — Иситтала опустилась на колени, прижалась лбом к холодному камню и стояла так довольно долго. Элари было неловко смотреть на неё и он отошел в сторону, угрюмо глядя под ноги.
Здесь вдоль скалы проходил желоб с полированной поверхностью — совсем как детская ледяная горка. Пытаясь понять, насколько скользкая эта дорожка, Элари неосторожно ступил на неё, грохнулся и улетел вниз, в жидкую грязь родника, вмиг промокнув до нитки. Вода была совершенно ледяная — а попытавшись выбраться из неё, он обнаружил вокруг какие-то адские растения, похожие на мягкий зеленый плющ, но по свойствам — зловреднейшая крапива. Взвыв от боли, с обожжеными руками и лицом, он кое-как выполз на берег, весь, с головы до пят, покрытый липкой грязью. Иситтала хохотала, согнувшись почти пополам. Элари готов был задушить её… но почему-то рассмеялся вместе с ней.
— Я думаю, тебе стоило сперва раздеться, — отсмеявшись, сказала она.
Сначала юноша готов был согласиться с ней — но потом представил, как в чем мать родила влетел бы в эти жгучие заросли — и вновь засмеялся.
