мешке, на приличном расстоянии от Санам и Иккина. Раздеваясь, юноша бездумно поставил босую ногу на землю и тут же запрыгал с проклятиями — в чуткую подошву впилось несколько адски острых иголок. Выяснилось, что вся земля кругом покрыта зверскими колючками, похожими на крохотные орехи с торчащими во все стороны шипами. Теперь ему стало понятно, почему Иситтала прихватила с собой большой веник и тщательно вымела намеченную к ночлегу площадку. Наконец, они легли, но заснули далеко не сразу: их нагие тела, плотно прижатые друг к другу, неторопливо двигались, замирали, двигались вновь…
Наконец, Иситтала задремала, но Элари не спал, плавая в теплой, счастливой усталости. В глубочайшей темноте, затопившей ущелье, звонко шелестел по траве пробудившийся ветер. Сквозь скалистую расселину на западе мерцала большая красная звезда — и там, высоко под ней, мчались длинные полупрозрачные облака, похожие на легионы потерянных душ.
4.
К утру стало очень холодно. Свирепый ветер забирался в спальный мешок, захватывал дыхание, и Элари проснулся от него. Если бы не Иситтала, он бы, наверное, совсем окоченел. Тело подруги казалось единственным источником тепла в мире и юноша нашел очень интересный способ окончательно проснуться и согреться — хотя много времени это не заняло. Часто дыша и все ещё невольно улыбаясь, Элари ощутил что-то вроде паники: казалось совершенно немыслимым выбраться из этого уютного мешка, края которого увлажнил легкий налет инея, — но острая резь внизу живота заставила юношу передумать. Пришлось задержать дыхание, чтобы натянуть штаны, стоя босиком на жесткой щетке травы и остром ледяном щебне, — но после этой процедуры Элари почувствовал себя очень бодрым. Спать ему, почему-то, окочательно расхотелось — зато очень захотелось есть.
Он с интересом послушал бы, что говорит нагая Иситтала, стоя босиком на инее — но она безжалостно прогнала его. Вздохнув, Элари побрел к выходу из ущелья, пока не оказался на краю равнины, пустой, холодной и темной. Жестко скрежетал под ногами остоугольный щебень. Звездное небо, тоже холодное, но низкое и яркое, с запада затенялось стеной хребта Этц-Лангпари. Основания гор исчезали в его неуловимом свете, сливаясь с чернотой земли. В океане её призрачного однообразия, безжизненности и молчания отливавшие лунным серебром кручи хребта Анса казались единственной надеждой путника — местом, где можно встретить неведомых обитателей этой равнины, широко раскинувшейся под молчаливым небом.
Волшебство ночи умирало и Элари вытянулся струной, впитывая его последние минуты. Высоко в небе висел узкий, почти горизонтальный серп Ируланы, окруженный гигантским дымчатым кольцом. Смутный пепельный свет лился на склоны западных гор, а вершины восточных резко и угрюмо чернели на уже розовеющем горизонте. Лишь покрытая глубоким снегом вершина призрачной громады Малау казалась Элари верхушкой застывшей на горизонте огромной тусклой луны. Её матовая твердая поверхность казалась очень вещественной и четкой над неясными сероватыми склонами, спадавшими в глубочайшую тень.
5.
Ясное и удивительно тихое утро приветствовало Элари, когда он сел завтракать. Ветер ненадолго стих, что пришлось очень кстати — не очень-то удобно есть, если тарелка норовит улететь прямо из-под рук. Иситтала уже рассказала ему, что перед рассветом в пустыне обычно начинался настоящий шторм и прекрасный восход мог закончится хмурым и дождливым утром.
Завтрак прошел в молчании. Потом взошло солнце и, пока файа готовились к поездке, Элари вновь побрел, удивленно разглядывая пустыню. Под тонким слоем щебня по всей долине лежало плоское каменное дно. Каждый крохотный холмик был покрыт россыпью кусков кварца и красной яшмы. Вдоль края обрыва росли кусты — правильные полусферы более метра в диаметре, плотно сплетенные из веток с длиннейшими колючками и мелкими листьями очень темного зеленого цвета. Они издалека виднелись на светлой гальке и, разбросанные группами, производили странное впечатление кем-то посаженных клумб.
Необозримая равнина кончалась у пологих красных холмов. Над ними в нежно-голубой дымке гигантскими кубами громоздились чудовищные глыбы плато Малау. Испещривший их под верхним краем снег узкими полосками сползал вниз по дну глубоких ущелий. Ещё дальше и выше сиял плоский купол вершины. Покрытый сплошной ослепительно-белой гладкой шапкой, он словно парил над затянутыми фиолетовой мглой призрачными темными склонами.
Перебравшись через маленький увал, Элари вышел в новую долину, испещренную гребешками черных скал, до блеска отполированных ветром. Под одной из них в песок были воткнуты куски кварца, очертив полуметровый круг. В его центре лежали пёстрые халцедоны.
Юноша постарался понять, кто оставил свой след на этой безжизненной равнине. На какой-то миг ему показалось, что это был он сам, ещё в раннем детстве, и Элари помотал головой. Такое уже не раз бывало с ним: попадая в милый его сердцу уголок, он, казалось, узнавал его, словно бывал здесь уже много раз. Это увлекало и волновало его: порой юноша думал, что прожил уже много жизней и воспоминания о них вот-вот вернутся к нему. Иногда брезжили какие-то проблески — ничуть не яснее простых снов — но они оставались всего лишь миражами над бездной небытия.
6.
После завтрака они тронулись в путь, держа курс в обход отрогов хребта Анса, на юго-запад. На камнях фургон сильно трясло и поездку нельзя было отнести к разряду изысканных удовольствий. У Элари порой перехватывало дух, а голову мотало так, что начала болеть шея. Иситтала ехала быстро и казалось, что они летят над равниной, то и дело задевая за нее. На особенно больших ухабах юноше казалось, что они и впрямь вот-вот взлетят.
Хотя земля вокруг была безжизненной, они ехали по ясно различимой дороге. По сторонам щебень был черным, на самой дороге — светло-серым и под высоким солнцем казался голубым: она вилась по темной равнине ярко-голубой лентой и вблизи, перед носом машины, становилась совсем синей. Цвет пути манил воображение, суля смутные и необычные возможности, и Элари погрузился в мечты о новых удивительных краях, которые ему придется увидеть.
7.
К полудню небо окончательно очистилось. Лишь над Малау стояла ровная полоса облаков: струясь и разрываясь клочьями, они неизменно висели над плато, словно огромный зыбкий плот. В сиянии ясного солнца вся гора окуталась синей дымкой. Сквозь неё просвечивали красновато-фиолетовые ребра скалистых круч. Там и сям причудливыми пятнами глубокой синевы по ним плыли облачные тени.
— Там, на плато, мы обучаем девушек из Кумы, — сказала Иситтала. — Сейчас их там пять или шесть сотен. Там роскошные луга. Они разводят на них скот и никогда не спускаются вниз. Мы отсылаем туда сильных и воинственных девчонок, когда им исполняется двенадцать. Лишь в восемнадцать лет они возвращаются в долину. Наши юноши навещают их только раз в год — забирают скотину на убой и приносят все вещи, какие они не в силах изготовить. Каждый наш парень мечтает попасть туда — хотя
