выбросил в урну факс и помахал Эбергарду: — Побежал.
Эбергард выкрикнул «спасибо!» захлопнувшейся двери, побрел, но очнулся и — тоже побежал, ведь и ему есть куда спешить — не останавливаться! (мимо бомжихи, спящей напротив мэрии головой в телефонную будку, сонно почесывающей смуглый живот под задранным свитером, рядом лежали запасливо положенные пачка сигарет и зажигалка), не стыдясь своей малости (сравнишь разве заботы Хассо и его!), вглядываясь в окрестные лица — не пропустить бы важное какое лицо, откуда он? — из мэрии, дела у него!
В китайском ресторане (над Алешкинским шоссе, уходящим под Суворовский проспект) Эбергард не знал, что бы: ну вот, чай — обыкновенный чай, — зомби Степанов (с усилием, заржавленно мигая, уже переступал к его столику своими ходулями, вспышками включая улыбку во все зубы) вел за собой какого-то, с пачкающей свойскостью объявившего:
— Роман!
Зомби лыбился и облизывал толстые губы — так радуются только рыбаки, покупатели автомобилей и проведенные за двадцать долларов мимо двухчасовой очереди.
Эбергард взглянул на Романа: какого хрена? — невысокий, немолодой, одетый в «я менеджер по продажам в автосалоне, обучен павлиньей походке», не вымытые утром или напотевшие днем темные жидковатые волосы липко легли по-рабоче-крестьянски — набок, меж губ иногда застревал боком вставший в верхней челюсти зуб, человек всё время морщился мелкой мордочкой узника зверофермы — на стол выложил три телефона, как карточные колоды, картонную папку с названием «Основание и выбор параметров землеройной машины с бесковшовым роторным рабочим органом нижней разгрузки», в ухо пиявкой впивался наушник, вокруг шеи легли какие-то провода, — руки, словно пораженные каким-то кожным позором, Роман прятал под стол либо цеплял одну за другую — вагонная сцепка; оставшись без присмотра, руки мелко тряслись с такой привычностью, что становилось ясно — трясутся навсегда.
— Вроде договаривались, что вы в единственном числе, — и Эбергард отодвинулся и сел свободней: допьет чай и — желаю здравствовать.
— Роман — исполнитель, директор, это… — зомби Степанов захлопал крыльями и, подымая пыль, припустил за птичницей: моя, моя вина, должен был согласовать заранее, извинения, мольба, — мой человек… Я — это он.
Роман перекошенно усмехнулся.
— Возможно. Но уважаемого господина я не знаю. Вас знаю. Ответственность ваша?
— Целиком! — Зомби горчичником приклеил ладонь к груди.
— Эт-т самое. Надо ж видеть с кем, пощупать, — Роман заговорил с ленивым превосходством, хоть и русские слова, но на языке, чужом и для Эбергарда, и для зомби; Степанов вращениями глазищ успокаивал: не очень-то его всерьез… не наш уровень… — С кем отношения. Я, например, всё про вас узнал. Что по вторникам и четвергам до обеда всегда на работе. Где прописаны. Какая машина. Жизненный путь — по ступенькам, — с гадливым значением кивнул Эбергарду. — Я тоже, кстати, из бедных — бегал, искал, где рубль заработать. Теперь, — он показал на что-то, окружившее их столик, — серьезный бизнес. Общепит — это так… Часть. В Красногорске в школах работаем, в Видном… Благодарности правительства имеем. В департаменте землепользования — бывали? — моя столовая. Производство. Доставка. Полный цикл. Вам что надо? Чтоб контракт был исполнен. Чтобы вас потом не дергали за яйца и нр вызывали разбираться, кто две крутки не докрутил. Со мной легко. Я человек прямой. Хотя, как любит говорить наш мэр… — Роман вырос, сто пятьдесят миллионов раз вставали перед Эбергардом на каблуки «мэра я вижу не только в телевизоре», — прямым бывает только телеграфный столб, и то — пока на него как следует не наедут.
— Я высылал аукционную документацию.
— Да всё там понятно… И техзадание, и, — осторожно тронул Роман, — цена… И многие прибегут.
— Желающих много. И в городе. И здесь. И на территории. Будем решать. На аукцион допустят вас одних. Какое название юрлица?
— ООО «Тепло и заботу каждому», длинно так… А кто с территории, — прищурился Роман, — кто же это мог? Сережка? Щеки вот так вот висят? На белом «мерседесе»? Или лысоватый такой?
Зомби, ничего не понимая, на всякий случай помрачнев, словно речь шла о гибели члена семьи — собачки под проезжающими колесами, молчал; пасет свой процент, подумал Эбергард — еще и он!
— По условиям. После заключения госконтракта, — на углу салфетки Эбергард собирался написать «24», но без всякого раздумья, взвешиваний и решений четко изобразил «26» (плюс два себе на «поменять машину»), показал зомби, показал Роману и замалевал до дырки.
— A-а, а можно мне в плане как-то сближения позиций свое видение вот там же, рядышком? — плаксиво заулыбался, защерился Роман, хотя зомби принимал позы «не надо», «прекратить!», «мы так не договаривались!».
— Я не решаю. Это не я, — Эбергард убрал салфетку, — я никто. Мне поручили организовать. Без обсуждения. Условия принимаются или нет.
— Что значит «никто»? Никто. А чья ответственность?
— Отвечаю я. Но моего здесь, — Эбергард соединил большой и указательный палец в «ноль». — Цифра не обсуждается.
— Но то, что вы… неподъемно, чес-стно… На такой объем… И там же детей кормить, тоже геморрой… СЭС-мэс… Проверки прокуратуры… Пожарных облизывай. Че-то я уверен: никто не вытянет на таких условиях, чес-стно, — Роман разбирал и заново укладывал обеими подрагивающими руками, поджимал и пробовал: да нет, и так не помещается.
— Посидите еще? Мне надо ехать, — и Эбергард кивнул косящемуся и влево, и вправо зомби. — Следующий раз плачу я.
Выворачивая с Суворовского на Октябрьский проезд:
— Возле остановки.
Няня Эрны Ирина Васильевна — посреди очереди, ждущей автобус.
— Вас подвезти?
Взмах руки понимай как знаешь: мне не туда, я не одна. Или: лучше не надо. Обижается за милицию, за суд? дорожит местом? Но — хоть что-то про Эрну, дватри разных слова, вот — няня показала: два низкорослых мальчика, что-то яростно обсуждая, топали вдоль бесконечной ограды индонезийского посольства.
— Эрну провожали.
Эбергард смотрел, вглядывался с волнением в единственное доступное ему материальное свидетельство существования его дочери. Мальчики. Вот не лень им топать сюда после школы.
— Эбергард, — автобус уже подошел, но няня, словно вспомнив, для чего они встречались, — самое- то главное: — У нас мальчик родился.
Изображение радости, прищур. Непривычно: у Сигилд может быть не его ребенок, мальчик, не его, но всё равно, кажется, что его — какое-то отношение.
— Да, — всё уже ясно.
— Алло, это Роман, мы вот сегодня… Алло? Меня слышно?!
— Говорите.
— В общем, мы готовы. В тех рамках.
— Я понял.
— Единственное, нельзя всё-таки, — Роман горячился, они, видимо, еще сидели там, в заведении, в окружении китайских официантов, родившихся в Бурятии и Киргизии, — внести не разово, а двумя частями. При заключении контракта, а еще лучше — после получения аванса. И — по исполнении контракта. Например, тридцать процентов и семьдесят. Процент обсуждается.
— Роман, будем работать по схеме, которую я озвучил.
— Да? — ненависть, выдох. — Ну хорошо, ладно. — Сам пожалеешь. — Мои действия?
— Готовьте документы на аукцион. Звонить мне не надо. Текущие вопросы я решу со Степановым.
— Финансовый вопрос — только со мной.
— Пожалуйста, — Эбергард занес номер входящего в «контакты» — «Быдло-2», «Быдло» — это
